Он кивнул. В это мгновение подошла Юджиния.
— Я хочу тебя познакомить с кем-то.
Клуиз поцеловала ее в щеку и отошла. Веселье было в разгаре. У него уже болела рука от пожатий, ныла шея от поклонов.
Она подвела его к столу. Он увидел лицо того симпатичного мальчика с фотографии, похожего на нее.
— Это мой кузен. Он улыбнулся.
— Это мой муж.
Он с удивлением посмотрел на нее.
— Да, ты мой муж, — с улыбкой сказала она. — Ты уже не помнишь, мой милый?
Ее брат протянул ему руку, которую он пожал. И Александр еще раз посмотрел на него, вглядываясь.
— Что-нибудь не так? — спросил ее кузен внимательно.
— Нет, просто мне нравится ваше лицо.
— Спасибо. Юджиния, он хороший парень. Они засмеялись, обнялись и поцеловали друг друга. Мистер Нилл приблизился к ним, взял их за руки
и отвел в сторону:
— Время — для подарков. Если вы не возражаете.
— Нет, нет, нет, — засмеялась Юджиния и обняла его.
— Надеюсь, что Александр последует твоему примеру. И не будет возражать.
— Нет, сэр.
— Нам придется выйти из дома — для подарка Александру.
Он себе не совсем представлял, какой может быть подарок, что не вмещается в дом.
Клуиз приблизилась и взяла мистера Нилла под руку. Они направились к выходу. Юджиния что-то шептала ему на ухо. Самой веселой была она. Но вдруг неожиданно задумывалась, и на лицо ее набегала тень и тут же исчезала мгновенно.
Они вышли из дома.
— Это для вас, — сказал мистер Нилл и показал рукой.
Перед порогом стоял белоснежный сверкающий «ягуар» с темно-голубыми сиденьями. Александр сглотнул: откуда он знал, что это была его мечта, когда-то. Это был королевский подарок, он не ожидал.
— Все внутри, от телевизора до магнитофона, — голландское оборудование. Это подарок от Клуиз, она любит все европейское. Телефон — американский. Коллекция кассет в багажнике — тоже. Не осудите! — едва заметная усмешка погасла в его губах.
Александр поклонился мистеру Ниллу и поцеловал руку Клуиз. Она коснулась губами его виска.
Мистер Нилл повернулся к дочери. И улыбнулся, будто цветку.
— Папа, — сказала она, и в том, как она сказала, были все благодарности мира, — мне не нужно подарка: ты мне его уже сделал!
— С твоими подарками, Юджиния, сложней. Вчера ты стала единственной наследницей всего, чем обладаю я. Но это не подарок, это закон. Все твои настоящие подарки в сейфе, в банке, я не рискнул привозить сюда, мы поедем их смотреть завтра. Но часть подарков и все, что от твоей мамы, ты найдешь у себя в спальне на ночной тумбочке.
— Спасибо, папа.
Через секунду ее глаза уже загорелись желанием.
— Можно мы сделаем круг, только вокруг дома в его машине?
Мистер Нилл мог ожидать чего угодно, только не этого. От дочери, которая шестнадцать лет провела в машинах и едва ли в ней не родилась. Но он улыбнулся и сказал:
— Да.
Она уже устремилась к машине, подобрав платье, но неожиданно вспомнила:
— А ключи?
Мистер Нилл сначала взглянул на Александра, потом ответил:
— Как обычно, внутри, в замке зажигания.
Он вспомнил старые дни. Это было совсем необычно.
Они не стали ждать, когда машина отъехала, — у Клуиз были обнажены плечи, — и вернулись к гостям. Поэтому они не видели. За домом машина остановилась, ее остановила Юджиния.
— Поцелуй меня, я так хотела. А там было невозможно, чтобы взять и на глазах у всех целоваться.
Он сжал ее в руках, такое соглашающееся тело.
На окнах машины были занавески. Они вернулись через полчаса и влились в веселье. Их встретили новыми криками, тостами, шампанским, и только мистер Нилл смотрел на них задумчиво.
Торт был разрезан. Юджиния положила первый кусок папе, потом маме, ему. А четвертый положила и сказала:
— Это Дайане, — взяла тарелку и отнесла сама. Для остальных гостей отрезал слуга.
К двум часам ночи все стихло.
Перед этим были поданы кофе и чай, прощальные ликеры.
Они проводили последних гостей и остались вчетвером. Александр так и не верил ни во что. Это казалось сказкой, которая вот-вот окончится.
Он повернулся к мистеру Ниллу и сказал:
— Сэр. Я благодарен вам за все. И больше всего за Юджинию.
— Это хорошо, — сказал мистер Нилл и протянул ему руку. Руки пожались.
Наступило неловкое молчание.
— Приятных снов тебе, Юджиния, — сказала Клуиз и поцеловала ее в щеку.
Мистер Нилл коснулся губ дочери и посмотрел как будто в последний раз. Даже Бог не знал, что он отдавал.
И они разошлись на разные половины дома. Дайана повела их, они не знали, какая спальня была приготовлена для них.
Они вошли в спальню, она была убрана и заткана голубым. На ночной тумбочке Юджинии стояли подарки. Все они были бриллиантовые.
Солнце разбудило его. На окнах и вокруг стояли вазы цветов и фруктов. Юджиния еще спала. И он тихо целовал ее волосы. Она проснулась: как встало второе солнце. И потянулась к нему. Они провели утро в любви.
Дайана сообщила им, что завтракают они одни, им не хотят мешать, а в шесть часов их ожидают к обеду мистер и миссис Нилл. А в пять часов мистер Нилл ждет Александра в своем кабинете.
Весь день они никуда не выходили. Она измучилась, в последний месяц…
Его поразила одна вещь. Она рассматривала бархатные коробочки с ювелирными изделиями (свои подарки), а потом наклонилась и поцеловала свое обручальное кольцо. И что-то прошептала. Юджиния перехватила взгляд Александра и сказала:
— Оно мне нравится.
Но шептала она что-то другое, и глаза ее были чуть грустны.
Ровно в пять часов он стоял перед кабинетом мистера Нилла.
Ему предложили войти.
Мистер Нилл никак не изменился. Он встал с кресла и сказал:
— Я займу пять минут твоего времени. Не переживай, но если ты не переживаешь, я сознаю, что переживает Юджиния, находясь в такой день — одна.
Александр кивнул.
— Теперь о главном. Я не хочу, чтобы моя дочь выходила замуж за нищего. Поэтому — ты получишь два миллиона долларов, которые за каждый прожитый вами год будут увеличиваться вдвое. То есть следующий год: четыре, потом восемь, шестнадцать и так далее. Не считая капиталовложений и помещения денег, которые я сделаю на твое имя. У нее отдельный капитал.
Он взял со стола кожаное портмоне и протянул Александру.
— Здесь твои чековая, сберегательная и все остальные книжки и бумаги.
Было бы глупо сказать: не надо, его никто и не спрашивал, и он произнес:
— Спасибо, сэр.
— Здесь, — мистер, Нилл взял со стола блестящую стопку, — разные кредитные карточки, все они записаны на мои фирмы. Ты можешь тратить на что хочешь и сколько хочешь, они не лимитированы. Для тебя теперь нет лимитов.
Он протянул ему около пятнадцати карт.
— Я хочу, чтобы ты понимал… почему. Юджиния ни в чем не должна знать отказа. Или нуждаться.
— Конечно, сэр. Благодарю вас, сэр.
— Естественно, кроме сигарет и вина.
Они улыбнулись, впервые вместе.
— Она еще ребенок, — и он задумчиво посмотрел перед собой.
— Завтра тебе придется подъехать к нотариусу и подписать некоторые бумаги. Даже в Америке приходится соблюдать кое-какие формальности. — Он усмехнулся. — После чего вы вступите во владение нашим состоянием.
Александр вздохнул. Самое главное состояние он уже имел, правда, не был уверен: насколько владел.
— Так что потерпи всего одну ночь.
— Меня не волнуют деньги, мистер Нилл.
— Меня не волнует, что волнует тебя. Давая деньги, я забочусь о своей дочери, а не о тебе. И никому не говори, что прежде ты был шофером моей дочери. Перед тем как стать ее мужем.
— Почему, разве в этом есть что-нибудь плохое?
— Слишком многие захотят последовать твоему примеру.
— Но у вас одна дочь? Да? Нилла перекосило.
— Аут, — сказал он, тихо, но ясно. Александр вежливо улыбнулся.
— Сэр, у меня нет слов, чтобы поблагодарить вас.
— Благодари мою дочь, Юджинию. Можешь идти. — Он взялся за золотую коробку с сигарами.
Юджиния уже одевалась. Войдя, он спросил:
— Юджиния, разве мы обедаем не дома?
— Дома. Поэтому я и одеваюсь так.
И тут до него дошло: что это первый обед семьи, на который они приглашены. Вдвоем.
— Да, но у меня нет здесь ничего, кроме вчерашнего костюма. Я должен надеть его?
— Дайана уже привезла твой костюм из дома, его гладят. Он будет готов через минуту.
Он посмотрел на нее ошарашенно:
— Ты поразительная девочка. Как ты помнишь все и знаешь?
— Потому что я американка. Кроме того, я знаю своего отца.
— Поэтому ты была вчера немножко грустна.
— Как ты заметил?
— Потому что я не американец. И кроме того, я знаю тебя.
Она улыбнулась:
— Это наш первый день. Такого не будет никогда. И опустила свою голову к нему на плечо. …Они опоздали на обед ровно на четыре минуты.
И она смотрела на него, слегка улыбаясь: он ненавидел опаздывать.
Клуиз и мистер Нилл встали, когда они вошли. Лишь только оттенок взгляда мистера Нилла выражал удивление. Он не представлял, что, идя со второй половины дома, можно опоздать. На целых четыре минуты.
Но, взглянув на Юджинию, он улыбнулся: она была счаслива. Это была расцветшая майская роза, которая благоухала. От нее невозможно было оторвать взгляда. И мистер Нилл не отрывал.
На накрытом в самом большом зале дома столе из гладкого полированного малахита, с причудливыми разводами прожилок, не было скатерти. И только серебристые салфетки лежали под тарелками. На тарелках два амура целовались. Он улыбнулся, оценив вкус Клуиз. Их приборы стояли рядом.
Наконец мистер Нилл, насмотревшись на дочь, показал им места.
Они сидели друг против друга. Вокруг на стенах ярко горели лампы в виде свечей. Громадная вытянутая люстра свисала над малахитом. Окна были забраны белыми атласными гардинами. Только центр комнаты и они были ярко освещены.
Александр сидел и опять не знал, что делать со своими руками. Он впервые сидел за их столом. Ему было неловко, и лишь мягкая улыбка Юджинии соединяла его с действительностью (напротив) и не давала провалиться сквозь.
Мистер Нилл осведомился, какие вина он пьет, он чуть не проглотил язык, когда отвечал. Мистер Нилл спрашивал его.
Вино было разлито, слуги исчезли.
Мистер Нилл поднял бокал и встал.
— Юджиния, я хочу, чтобы ты была счастлива! И ни о чем не думала. Обо всем буду думать я… и Александр. Ты только должна быть счастлива. Все это… для тебя.
— Спасибо, папа.
Все выпили до дна. За счастье Юджинии.
Начался разговор. Блюда менялись. Доливались вина. Александр по-прежнему не знал, как отрезать кусок и положить его в рот, сразу или постепенно, большой кусок или маленький, не ожидая вопроса или ответа или ждать. Ой!
Он старался изо всех сил и заметил, что Клуиз улыбалась, глядя на него. Он поразился, как воспитанно ела Юджиния, будто ее учили долго и внимательно. Как естественно и натурально получалось у нее это. Гость чувствовал себя неудобно — он понимал, что не должен был сидеть за этим столом, с этими людьми, в этом зале. И что только Юджиния была связывающим звеном сложного архитектурного построения. И что, если звено оборвется…
Он вздрогнул от этой мысли и едва не потянулся поцеловать Юджинию в висок, но вовремя остановился.
Она сидела, грациозно держа голову, и доверчиво смотрела на него. Она была влюблена. Александр подумал: при всем его плохом характере и невыдержанности (как он лично воспринимал себя) ни за что в жизни он не доставит ей огорчения, не обидит ее. Она была теперь его дочь, она принадлежала ему больше, чем природному отцу. Она была больше, чем жена. Он знал, что еще много всякого будет в их жизни, но самое главное — не забывать одного: не обидеть первый раз (потом повторится) — ведь будет невозможно остановиться.
Он и сам не знал, почему вдруг сейчас подумал об этом. Наверно, потому, что всю свою предыдущую жизнь доставлял обиды женщинам. И подчинял их себе. Иначе для него женщина не существовала, хотя и отдавал им все. Тело, развлечения, время, деньги. А может, еще почему он стал думать об этом.
Юджиния улыбнулась ему и показала на свой бокал. Он покачал головой.
Ему понравилось, что она обращалась к нему, а не к отцу. Как к главе. И, вспомнив: «кроме сигарет и вина», сказал:
— Достаточно, Юджиния.
И украдкой перехватил одобрительный взгляд мистера Нилла. Все сделали вид, что ничего не заметили: это начало семьи.
Юджиния грациозно положила кусочек ананаса в шоколадном соусе в рот. На лице ее не выразилось ничего. Так идолжно было быть.
— Кто ваши родители? — спросил мистер Нилл.
— Они врачи. Папа — гинеколог, а мама… — он опять забыл и показал пальцем на ухо-горло-нос.
Клуиз назвала по-английски и улыбнулась. Ей понравилась его находчивость. Он же ненавидел свою забывчивость.
Мистер Нилл кивнул.
— Да, но там врачи не значат то, что здесь. Там все люди равны, да? — сказал мистер Нилл.
И Александр невольно улыбнулся. Это было хорошо. И тонко сказано.
— Когда-нибудь это будет и здесь, — неясно сказал мистер Нилл, касаясь бокала. — За ваших родителей, Александр! Родители всегда должны быть святы. Они ни в чем не виновны.
Взгляд опустился на Юджинию.
— Спасибо… мистер Нилл, — сказал Александр.
Юджиния внимательно смотрела на него. Он не понял, не то она хотела выпить за его родителей, не то она Удивилась, что «мистер Нилл». А как он его должен был звать — «папа»? Он чуть не поперхнулся глотком вина.
— Очень хорошее вино, сэр. — Он читал когда-то о светских беседах. Джентльмены говорят только о пустяках.
— Это с прошлого столетия.
Он с удивлением посмотрел на бокал.
— Действительно? Мистер Нилл улыбнулся.
— В этом доме все действительно. И реально. Даже то, что моя дочь — ваша жена…
Александр понял. Хотя для него это до сих пор было нереальным.
Подали второй десерт, и было спрошено о кофе. Он поблагодарил и отказался. Ему тут же принесли чай. Лимон и сахар на золотой розетке — отдельно.
Дальше он не знал, о чем говорится в светских беседах.
Юджиния опустила свою руку под стол и коснулась его ноги.
Ему стало горячо — от теплого чая.
Он расширенными глазами посмотрел на нее. Она почти не улыбнулась. И сдержала улыбку на губах. Все — таки она была еще маленькая девочка, ей нравилось играть. Не успел он отвести взгляда, как ее рука уже чинно несла кусочек любимого десерта ко рту. Крыжовниковые глаза Клуиз с улыбкой смотрели на них.
Обед закончился шартрезом и беседой в большом кабинете.
У него осталось смутное впечатление от обеда, кроме того, что в семью он так и не был принят. Зато у него была Юджиния. Это его семья.
Было приятно — вести новую машину. Но все уже ничего не стоило по сравнению с Юджинией. Она была — все, она была золотая.
Он подписал бумаги и пожал руку нотариусу.
Он вышел на улицу — впервые миллионером. Расправил плечи, и между ними, невольно, пробежали мурашки, потом проползли и остановились. Он не мог поверить. Наверно, не было ни одного, стремящегося и эмигрирующего в эту страну, кто не мечтал стать миллионером. Со всеми сказками в придачу, которые прилагаются к миллионам.
И вот он им стал, теперь никто не мог изменить ничего. И сразу это перестало волновать его.
И первое, что он сделал, — купил Юджинии две большие корзины роз.
— Почему две? — спросила она, открывая глаза. Она еще не встала, он уехал рано.
— Сегодня второй день нашей жизни. Это тоже дата. Потому что…
Юджиния засияла:
— Потому что второго дня не будет никогда. Он уже сжимал ее в объятиях, а Юджиния благодарно целовала его.
Они спустились к завтраку поздно. Александр знал, что позволит себе такое расписание только до конца недели, чтобы не огорчать ее. Потом все будет как раньше. (Он считал роскошью вставать позже семи утра и терять драгоценные часы для труда — в его случае творчества; они были самые активные и ценные, утренние часы.)