— Вот!
Оборотница выхватила драгоценность. Жадно повертела в пальцах.
— Хорошо. Для задатка…
— Пяток таких получишь!
— Хм… Ладно. Но только туда, обратно сама иди как хочешь!
Да хоть бы и в одну сторону. Только бы Ратимира увидеть и спасти попробовать.
До вечера Лана кое-как сумела совладать с собой и обдумать, что делать дальше. На ее счастье Яр ни разу не заглянул в светлицу. И хорошо. В голове шумело всякий раз, стоило подумать о его поступке. Любовь больше не согревала душу, а ледяной колючкой рвало сердце на сотни кусков. Не могла она принять его поступка и оправдывать не хотела! Над собой жестокость простить смогла, а за Ратимира не простит!
Но гнев и обида были ею надежно упрятаны в самый темный закуток души. И когда Яр вошел в светлицу то увидел не заплаканную, голосящую бабу, а покорную, приветливую жену.
— Любый, — беззаботная улыбка осветила лицо, но внутренне Лана содрогнулась — тяжко лицедейство дается! — Где так долго ходил?
Вместо ответа Яр внимательно оглядел покои. Нахмурился. Но Лана и бровью не повела. Запах Златы ему не учуять, она уж об этом позаботилась.
— Дела, — отозвался ее муж и прошел в комнату, на ходу стаскивая одежду.
— Опять в южной стороне неспокойно? — не смогла удержаться княжна. Яр аж вздрогнул, будто ее слова хлыстом по спине пришлись.
— Да… Нет. С Всемиром беседовали, — пробормотал он.
Лана подхватила со столика заготовленный кубок и медленно пошла к мужу.
— Вина бы испить, — тихо вздохнула она, круто меняя разговор.
Мужчина встрепенулся.
— Нельзя тебе.
— А с твоих губ? Хоть капельку попробовать. Так хочется, сил нет…
Золотые глаза потемнели. Что ж, она знала, с какого бока зайти. Особенно сейчас, когда Яр давно с ней как муж с женой ложа не делил. Подло, да! Но его подлость не меньше. Лана медленно облизнулась и мужчина не выдержал. В два глотка осушил кубок и отшвырнул его в сторону. Сгреб Лану в охапку и голодным, диким поцелуем впился в губы.
— Любимая… любимая моя…, - хрипел он, срывая с нее платье, — Хочу тебя! Не могу больше…
Рухнул с ней на кровать, не отрывая своих губ от ее лица и тела. Шептал что-то бессвязное, не обращая внимания, что отвечает она ему через силу. Но с каждым мигом жаркие ласки теряли свой напор и ярость. А еще через минутку дыхание мужчины выровнялось и больше не сбивалось от рычания и поцелуев.
Лана высвободилась из-под спящего мужа. Поправила содранное до пояса платье и притушила свечу. Пора было собирать узелок для Ратимира.
Ожидание было хуже всего. Страх на грудь плитой давил. Такой же сильный, как в ночь, когда ждала княжна Воята, сидя под стражей в горнице.
Яр спал беспробудным сном, даже не шелохнулся, когда в дверь послышался легкий стук. Запахнувшись в плащ, Лана осторожно выглянула за порог.
— Идем.
Злата схватила ее за руку и бесцеремонно выволокла из комнаты. Поскорее оттащила туда, где мрак гуще.
— Ежели вдруг что — воды испить захотела, да кувшина не нашла. Ясно? — шикнула оборотница. Лана кивнула.
Прислушавшись как следует, Злата повела дурную девку к темницам. Бестолочь она бестолочь и есть. Провести бы ее Злата и так провела. Вьюн наказывал доставить девку до коморки Родана, из которого тюремщик, как из этой немочи красавица румяная. Старый оборотень пол ночи пленного стерег с закрытыми глазами и храпом своим запугивал. Особенно старался после чарки сладкого вина, а уж Вьюн обещал напоить в лучшем виде. Только бы проснулся тюремщик липовый вовремя, ну да девка своей возней разбудит, ведь непременно попробует братца спасти. Ох, крику-то будет…
Лана чуть не вскрикнула, увидев за одним из поворотов сутулую фигурку мужчины. Кинула взгляд на свою проводницу, но та была спокойна. Уверенна подошла к ожидающему и что-то прошептала. Обернулась и махнула рукой, мол, чего встала? Лана робко приблизилась. В полумраке плохо было видно лицо мужчины, но где то она его встречала. Невысокий рост, бороденка козлиная…
— Пойдем, краса, дальше я проведу, — чуть шевеля тонкими губами, шепнул он.
Злата же круто развернулась и пошла обратно. На нее не глянула, только бросила сквозь зубы:
— К утру наведаюсь, — и скрылась с глаз долой. Делать нечего, пришлось следовать за новым своим провожатым.
— Увидишь тюремщика, не пугайся, спит он крепко. Однако если хочешь вывести отсюда брата нужно поторопиться.
Лана сжала под накидкой тяжелый узелок.
— Я не…
Мужчина одарил ее слабой улыбкой через плечо.
— Друг я вам, не сомневайся. Сердце щемит, когда кровь безвинных меч пачкает.
И горький вздох тем же мечом резанул по сердцу. Лана глаза отвела. Ощутила себя чуть ли не предательницей. Ей помочь хотят, а она носом вертит.
Тюремщик и правда спал, непонятно как уместившись на тонкой лавке. Под тихий храп она тенью проскользнула к узкой каменной лестнице, ведущей в подвал. Ее проводник двигался быстро, но все равно казалось, что улиткой ползет. Мимо клеток шла как в дурмане, а у последней ноги так и подломились.
— Ратимирушка!
— Лана! Лучик мой!
Брат кинулся к ней и протянул руки сквозь прутья. Она тотчас поспешила в родные объятья.
— Хорошая моя, сестрица любимая… Натерпелась, бедная… Как же так…
Шептал Ратимир, нежно гладя ее по волосам и щекам.
— Братец мой, — всхлипывала она, — родненький…
— Потом наговоритесь, — зашипел их помощник, — каждый миг на вес золота! А ну-ка, отворяй, а я пока мест осмотрюсь…
Мужичонка сунул ей в руки небольшой железный ключ, а сам посеменил к выходу. Княжна с замком быстро справилась, а клепки с ножных пут брат сам сковырнул кинжалом, что она принесла.
— Готово, — выпрямился Ратимир, — бежим! Вьюн обещал, что до рассвета след собьем!
— Но я…, - однако ее робкие слова перебил вернувшийся мужичок.
— Идем, все спокойно.
— Нет, — Лана даже на шаг отступила, — не могу. Выведи его, — попросила она Вьюна, — а я вернусь.
— Говорил, говорил ведь, — забормотал Вьюн, — нет, идти надо. Брату помочь хочешь? Стражу если что обманешь, время выгадаем…
Ратимир молчал, позволяя уговаривать свою сестру. Вьюн предупреждал, что Ланушка может на попятную пойти. От испуга. Главное, сейчас им до леса добраться, а там она поймет, что в безопасности и перестанет глупости говорить.
— Ладно, — после некоторого раздумья, решительно кивнула княжна, — но только до леса.
И Лана проследовала за мужчинами. Сердце колотилось как сумасшедшее. Не за себя боялась, за Ратимира. А ей пусть хоть что делают, главное — брат жив.
Из терема они выбрались все же не без труда. Наткнулись на дозорного. Лана и вскрикнуть не успела, как Ратимир метнулся к опешившему мужчине и одним ударом свалил его с ног. Тускло блеснуло лезвие кинжала, готовое оборвать жизнь стонущего оборотня.
— Брат! Не надо, стой! Стой! — повисла на нем княжна, — Не губи!
Ратимир заскрежетал зубами, но оружие убрал. Оглушил незадачливого стража напоследок и сдернул перевязь с мечом. Лана украдкой бросила взгляд на стоящего в стороне Вьюна. Резкие тени делали его лицо злым и насмешливым, будто мужчина был рад страданиям своего соплеменника.
Дальше они бежали без остановки. Вьюн все подгонял их, зорко посматривая по сторонам и прислушиваясь к малейшему шороху. А Лана задыхалась от быстрого бега. Ветер в лицо снег горстями швырял, острый, колючий, как ледяные иголочки, а плащик тонкий совсем не спасал от мороза. Хватая ртом холодный воздух, княжна осторожно накрыла рукой живот. Только бы детям вреда не было! Сердце так и надрывалось, но и брата она оставить никак не могла. На озябшие плечи легла накидка.
— Ничего сестрица, скоро выберемся. Вьюн обещал, что человек нас ждет, с одеждой и едой.
Она бы и хотела возразить, да только дыхания не хватило. Про себя решила, что доберётся лишь до первых деревьев, а там попрощается и обратно повернет.
— Уже скоро, скоро, — приговаривал на бегу Вьюн, — полянка недалече есть. Передохнем.
До полянки они не добрались. Лана остановилась сразу же, как только темные столбы деревьев скрыли последнее жилище. Опершись рукой на заледенелый ствол, она с трудом перевела дыхание
— Ра… тимир. Все.
— Ланушка, немного еще. Потерпи, — отозвался брат. Во тьме ночи она не могла разобрать его лица, но голос его выдавал тревогу и нетерпение.
— Не… не пойду. Дальше — Вьюн, — коротко возразила она, пытаясь отдышаться.
— Бросай свои глупости! — зашипел Ратимир, — Опять в плен к мучителю своему хочется?
— До поляны доведи, — встрял Вьюн, не давая ей ответить, — а там и поговорим кто куда. Да и ты с братом побеседуешь спокойно.
Лана отчаянно оглянулась подошедшего с другого бока Вьюна. Как она пойдет? Снега по колено намело, тьма вокруг, хоть глаз выколи, а в глубине темной чаще так и мерещатся что-то не доброе. Красные искры вспыхивают и гаснут, не то хищные звериные очи, не то блажь разыгравшегося не на шутку страха.
— Не могу, — простонала княжна, — Выведи брата, молю! А я… Я не могу! Не за себя, за детей тревога съедает!
— Детей?! — пораженно воскликнул Ратимир, а Вьюн как-то недобро хмыкнул
— А ведь по хорошему просил…
В следующий миг острая сталь уперлась ей под горло, а за шею ухватили тощие, цепкие пальцы. Лана застыла, не смея дохнуть от ужаса.
"Попалась"- жутко захохотало в голове на разные лады.
— Лана! — бросился к ней Ратимир. Острый кончик ножа надавил сильнее и по шее потекло теплое.
— Стой! — рявкнул предатель страшным, не своим голосом, — Еще шаг и на нежной шейке твоей сестры улыбка появится.
Ратимир замер как вкопанный. А хотелось упасть! Взвыть в равнодушное, снежное небо раненым зверем. Ведь чувствовал! Знал, что нельзя верить плешивому, тощему выродку.
А все равно повелся. Как глупец последний в бескорыстие уверовал.
— Надоели вы мне, хуже редьки тертой, — змеей зашипел Вьюн, — Порешил бы прямо здесь. Ног зря не бил.
— Отпусти сестру!
Смех ударил по ушам сильнее оплеухи. Столько злобы в нем было — волосы от ужаса шевелились.
— Твоя сестра мне и нужна была, олух доверчивый. Она и ее сучье отродье. А теперь давай, вперед двигай. А шаг в сторону сделаешь, сдохнет девчонка и ты заодно.
На деревянных ногах Ратимир развернулся и пошел вперед, тараня им тропу. Едва шевелился, прибавляя ходу лишь на угрозы шелудивого пса-предателя. Холодные объятья Мораны не страшили княжича. Заслужил он их, за то, что сестру свою в тягости на убой привел. Ратимир вздрогнул, вспомнив, кто и как стал отцом ее детей. А может, лучше смерть, чем… Нет! Он с силой пнул рыхлый, скрипучий снег. Они будут жить! Сам голову сложит, но сестру отстоит. Только бы этот поганец безродный свою железку убрал…
Лана не помнила, сколько шла. Перед глазами качалась сгорбленная фигура ее брата, а шею у самого подбородка сильно кололо острое лезвие. Но боли она не замечала, а все от того, что сердце страдало в сотню раз горше. Нет, не жалела она, что брата своего спасти попробовала, жалела, что сразу обмана не почуяла. Вот и расплата — три смерти в довесок к ее собственной.
Деревья расступились и Вьюн вытолкнул ее на полянку.
— Вот и свиделись мы, Ланушка-мастерица, — довольно промурлыкал чей то голос. И ей не нужен был свет, чтобы понять, кто стоит на поляне.
— Лучезар, — выплюнула княжна ненавистное имя.
Глава 20
Метель снова и снова стучалась к крепкие стены хибарки, а ветер на разные голоса выл в печной трубе. Уже который час Дарина ворочалась на растревоженной постели, а сон словить так и не могла. Ох и тяжко старикам зимой! Кости ломит, а на грудь словно кучу камней бросили. С печи подняться невозможно! Как никогда она жалела об добровольно запертых силах, что из широкой, полноводной реки питающей тело превратились в едва живой ручеек. А эта зима что-то совсем тяжко дается.
Болезнь так и гуляет по домам оборотней. Вот она первая, пока неопасная, но уже ощутимая волна от растущего могущества темных. И ей, ослабевшей женщине, в который раз приходится идти сквозь снежный лес на зов о помощи. А только вернешься, да отдохнешь немного, как опять в дорогу надо. Хорошо хоть, что княжна под заботливой опекой своего мужа день ото дня расцветает все краше. А две крохотные жизни внутри нее исправно силой наливаются. Дружненько растут. Благословение и надежда волчьего племени. Надо бы завтра к вожаку заглянуть, рассказать о делах в Болотинках, да самой взглянуть на будущую мать.
Дарина все-таки слезла с печи и затеплила свечку. Богам что ли молитву вознести, да поворожить немного? Авось полегчает и сил прибавится. Знахарка поплелась в горницу, шепча начало молитвенных слов. Но едва взглянула на каменных идолов, как плошка со свечой выпала из дрожащих пальцев. Заветная восковая фигурка ничком лежала на каменной подставке. Человечье тело было оплывшим и перекрученным, а волчья голова почти оторвана.
— Яр, — прошептала Дарина севшим голосом, — Лана!
Рухнув на колени, знахарка трясущимися руками рванула с шеи один из шнурков и плотно обмотала покалеченную восковую фигурку. Сбивающийся голос вспорол плотный шум вьюги и звуки торопливой молитвы наполнили тесную горницу.
***
— Любимый мой, ненаглядный… Хочу тебя, всего хочу… внутри. Да, так… еще… еще!
Нежные девичьи губы шептали сладкие, грешные слова. Ласковые ручки гладили, царапали маленькими ноготками, пока он иступлено погружался в тесное, влажное лоно, стискивая свою возлюбленную в нерушимых объятьях. Волны сладкой истомы омывали сердце в такт сильным, быстрым толчкам. Лана… Ланушка… Любимая, весна ненаглядная… О, как восхитительны эти тихие стоны, как покорно, отзывчиво его ласкам стройное тело, как приятна и нежна под рукой ее кожа… Белая, точно снег и такая же… ледяная… Ледяная?! Яр застонал от внезапной болезненной вспышки, что молнией прошила голову. Почему она холодная? Будто не живая совсем?
Но мысли ускользали, разбегались в голове пугливыми мышками. Так не хотелось ни о чем думать, когда рядом его возлюбленная. Когда она так настойчиво, горячо просит ласки, смотрит на него полными нежности глазами и подставляет под жаркие поцелуи изрезанное, окровавленное горло. С ужасом глядя на глубокие раны, Яр попытался отшатнуться, но мир вдруг поплыл и тьма обрушилась на него горным потоком, топя в непроглядной мгле все вокруг и его самого. Ласкавшие его руки замерли и безвольно соскользнули с шеи, а стройное тело, еще миг назад содрогающееся в удовольствии осыпалось сквозь пальцы текучим песком. А он захлебывался, давился наступающей тьмой и как мог пытался вырваться из удушающего плена.
— Любимый, — звенел где-то далекий, угасающий голос — любимый… помоги…
Да что это такое?! Что с ним? Где его жена, его Лана? Невозможным, чудовищным усилием Яр рванулся куда-то вверх, за ней и… распахнул глаза.
— Лана…
Рука слепо шарила по холодной, пустой кровати. Сердце болезненно кольнуло острой ледяной иглой, и эта боль совершенно привела его в чувство. Весь в холодном поту и дрожащий, как новорожденный щенок, он сел на кровати и окинул безумным взглядом пустую горницу. В распахнутое настежь окно дул порывистый ветер и летел снег, а на полу валялся пустой кубок.
На подкашивающихся ногах он бросился к хлопающим ставням и вгляделся в снежную муть. Грудь сдавило такой болью и тоской, что на миг в глазах поплыло.
— Лана!!! — сотряс горницу жуткий рык.
А мгновение спустя огромный черный волк выпрыгнул из распахнутого настежь окна, и длинными прыжками понесся в строну стонущего леса. А буря хохотала рокочущим голосом и порывами ветра сбивала животное с ног. Но зверь только сильнее рвался вперед, черной стрелой пробиваясь сквозь снежную пелену.
***
Довольному смешку Лучезара вторил скрип качающихся деревьев.
— Гляди-ка, запомнила. Ну, хоть на это ума хватило.
— Лучше б не хватило, всякую грязь помнить!
Нож кольнул сильнее.
— Замолкни девка, — пролаял Вьюн.