Я пытаюсь вспомнить, потом качаю головой.
— Все равно, проверь еще и ты на всякий случай. Но сперва дай мне клюквенно-апельсиновый маффин.
— Хорошо, но только один.
Я даю его ему, потом забираю с собой пакет и осматриваю окрестности, чтобы убедиться в отсутствии слежки, а также чтобы удовлетворить лиса.
Я не позволял себе об этом думать, но теперь, когда я на свободе, меня мучает один вопрос — кто поймал меня там, кто наблюдал за мной? Они попытаются сделать это еще раз?
Проверив под каждым кустом и деревом, я возвращаюсь к лису, который уже покончил с маффином и облизывает усы.
— Понравилось?
— Да! Еще! Еще!
— После того как поможешь мне.
— Но я не должен… ты не доказал, что тебе можно доверять.
— Но…
Я беру лепешку и дую на нее. Она еще теплая, только что из духовки.
— Ой, ну хорошо. — Он сидит на задних лапах, не сводя глаз с лепешки. — Но так как ты провалил первый экзамен, я попрошу тебя сделать кое-что еще. Теперь я хочу, чтобы ты не просто остановился в том мотеле, но еще и украл там кое-что для меня.
— Украл?
Лис кивает.
— В баре живет золотая птица, гордость и радость бармена. Днем она сидит в деревянной клетке, а ночью — в золотой. С четырех до семи утра бар всегда закрыт. Дверь заперта, но за ней не следят, поэтому постоялец отеля мог бы запросто туда войти — особенно при помощи волшебной мантии.
— Но я не ворую. — Я вспоминаю о лебедях в нашем отеле, как Фарнесворт их любит. А если бармен тоже так относится к этой птице? Еще я думаю о тех парнях, которые наверняка или побьют меня, или сделают со мной что-нибудь похуже. — Нет, я не смогу.
— Хорошо. — Лис отворачивается.
— Подожди! Может, я могу выполнить какое-то другое твое поручение?
— Нет. Ты уже один раз подвел меня. Если хочешь узнать, как найти лягушку, принеси мне эту птицу. Я стараюсь тебе помочь, тебе и твоей бедной матери. Но никто не говорил, что завоевать принцессу будет легко.
Лепешка у меня в руке уже остыла и немного подсохла.
— Ты собираешься убить эту птицу?
— А что, если и да? Разве жизнь принца не стоит жизни птицы? Но нет. Я не убью ее. Я просто хочу посмотреть на нее.
Я думаю об этом.
Наверное, это действительно мерзко — когда тебя превращают в лиса и вынуждают питаться отбросами. Может, эта птица тоже из бывших.
— Ты знаком с этой птицей?
— А какое это имеет значение? Тебе нужна информация?
Нужна. Это не имеет никакого значения. И если узнать, где лягушка, можно только таким способом, то я украду птицу. Иногда приходится быть не особо разборчивым, чтобы получить то, что тебе надо.
— Хорошо, — говорю я.
— Вот молодец! Ты должен запомнить только одно. Птица спит в золотой клетке, а обычная деревянная клетка стоит рядом. Тебе нужно обязательно пересадить ее из одной клетки в другую — иначе она не захочет уходить с тобой.
— Деревянная клетка. Понял. Но почему?
— Это часть экзамена.
Я киваю и стараюсь не думать о той части, которая касается непосредственно самой кражи, когда мне придется обворовать этих страшных парней из бара.
— И дай мне теперь эту лепешку.
Я беру несколько маффинов себе и отдаю лису весь пакет. Потом ухожу, оставляя его наслаждаться круассаном.
— Джонни? — вдруг останавливает меня его голос.
Я поворачиваюсь.
— Как зовут твою маму?
— Мари, — удивленно отвечаю я.
— Милое имя, — комментирует лис и возвращается к своим лепешкам.
Я направляюсь к мотелю. До наступления ночи еще долго, очень долго. Но я не хочу, чтобы сегодня мои планы опять кто-то нарушил. Лис может не дать мне еще одного шанса. Подходя по дорожке к гостинице, я замечаю лягушку. Ту самую! Она смотрит прямо на меня и собирается прыгнуть в сторону пансиона. Я делаю шаг ей навстречу. Лягушка замирает и не сводит с меня глаз.
Нет. Она не настоящая, и я не должен обращать на нее внимание. Я поворачиваюсь к ней спиной и иду к дверям мотеля. К счастью, они открываются. Когда я оглядываюсь, лягушки уже нет.
Глава 20
Я попал в гостиницу через боковой вход — в бар ведут другие двери. Надеюсь, тут хоть не так опасно. За стойкой регистрации никого нет. Я жду. Ничего. Через несколько минут я нажимаю на кнопку звонка. Я стараюсь, чтобы вышло негромко, чтобы не взбесить какого-нибудь нервного товарища, который может работать в таком местечке. Все равно ничего.
Я сажусь на пол (потому что стульев нет) и снова жду. Через час я понимаю, что никто не придет. Я также понимаю, что голоден. Вчера и сегодня я ел одни только маффины, и большую их часть отдал лису. Из бара доносится грубый смех. На моих часах десять утра — эти парни рано начинают! Пахнет какой-то едой, а мне она просто необходима… хорошо, заодно еще спрошу, где портье.
Я встаю и иду к бару. Темно, как ночью. В дверях я задерживаюсь — входить не хочется. Но что они могут сделать? Избить меня? Я милый, вежливый человек, которого никогда не бьют.
В баре те же парни, что и вчера, и на них та же одежда. Золотая птица, похожая на канарейку, спит в своей деревянной клетке, которая висит над барной стойкой. Я пережидаю (вежливо), пока эти мужчины закончат разговор, и подхожу к бармену.
— Простите, не найдется ли у вас, случайно, чего-нибудь поесть? И я бы также хотел остановиться тут на одну ночь.
— Кое-что осталось со вчерашнего дня, могу тебе разогреть. — Бармен прищуривается на меня. — Эй, а я ведь видел тебя на улице у мусорного контейнера?
— Разогрейте, пожалуйста, — говорю я, не обращая внимания на его вопрос, а также на свое беспокойство по поводу того, что могло остаться в таком месте.
— Да, точно, ты был там на улице, разговаривал сам с собой.
— Не могли бы вы дать мне еду? — Я протягиваю ему двадцатку. — Сдачи не надо.
— У-у, большой транжира? — Бармен смеется, но берет деньги и поворачивается к холодильнику. — У нас только пара гамбургеров.
— Да хоть что-нибудь.
Тут с улицы доносится рев мотора. Он кажется мне знакомым. Слишком знакомым.
Нет, это просто паранойя. Я ничего не знаю о мотоциклах. Может, они все издают одинаковые звуки. Но я все равно выглядываю из окна.
Появляются широкие черные плечи. Я быстро приседаю за барной стойкой.
— Эй, что за… — Бармен спотыкается о меня.
— Пожалуйста, спрячьте меня, — шепчу я, — этот парень хочет меня убить.
— Какой парень? О чем ты говоришь? Выметайся отсюда.
Я слышу, как хлопает дверь, потом тяжелые шаги. Я покойник.
Я мог бы воспользоваться мантией, но тогда бармен меня раскусит. Я достаю из рюкзака одну из сотен Викторианы. Они исчезают быстрее, чем мне бы того хотелось. Я разгибаю купюру и показываю бармену. Он тянется за ней. Я отдергиваю руку.
— Позже, — беззвучно шевелю я губами.
Шаги приближаются.
— Вы видели эттого малчика?
Так разговаривал робот в фильмах про Терминатора. От страха я сжимаюсь так, что чуть не обмачиваю штаны.
— Он из другого города, — продолжает голос с акцентом. — Худой. Высокий.
— Нет, я не видел его. — Это уже бармен.
— Подожди секунду, — говорит кто-то третий. — Дай мне посмотреть.
— Лефти, ты пьян, — останавливает его бармен.
Я вжался в пол, но все равно слышу, как трясутся мои колени. Я не дышу.
— Но он похож на того парня, который…
— Ты имеешь в виду парня, который был здесь вчера? Так это был мой двоюродный брат, Фрэнк, он уже уехал.
— Твой двоюродный брат? Ты с ним обращался как с полным дерьмом и содрал с него двадцать баксов за вчерашние гамбургеры.
— Я не сказал, что это был мой любимый двоюродный брат. Может, уже хватит? — Он перешагивает через меня и поворачивается к террористу. — Нет, я его не видел.
— Если увидишь, зообщишь мне? — Этот парень уже больше напоминает Дракулу, а не Шварценеггера. — За этто есть награда.
— Награда? Какая награда?
Пауза.
— Пятьсот долларов.
Я поднимаю голову и вижу, что бармен смотрит на меня. Я киваю. Да. Да, у меня столько есть.
— Я бы сказал вам, если бы видел его, но я не видел.
Пауза. Я слышу, как террорист ходит туда-сюда. Других звуков нет, даже те два пьянчуги молчат.
— Хорошо, — наконец говорит мотоциклист. — Но если он придет, сразу же зообщи мне, в любое время — днем или ночью.
Дверь захлопывается. Я остаюсь на месте, не зная, что делать, даже не решаясь перевести дыхание. Те два парня в баре могут сдать меня в любую секунду. Что их останавливает?
Я слышу громкий тяжелый удар, потом что-то катится, это барная табуретка.
— Лефти отключился, — говорит второй пьянчуга. — Ладно, так, может, ты теперь объяснишь мне, почему не сдал этого ребенка за баром, когда тебе предложили пятьсот долларов?
— Кодекс барменов, приятель. Я защищаю своих клиентов. Я и твоей жене не рассказал, что ты спал с сестрой Лефти в прошлом году. Понял?
— Понял.
Я слышу мотор, тот, который, как я теперь знаю, принадлежит мотоциклу стрелявшего в меня парня. Я дрожу, но дышу. Сейчас он уехал, но ему известно, что я на Флорида-Кис. Я не могу обмануть своего защитника.
Я встаю.
— Пятьсот долларов, пожалуйста. — Бармен резко пододвигает мне запотевший после микроволновки гамбургер.
А как же кодекс барменов?
— Я дам вам шестьсот. Триста сейчас и триста завтра, когда буду уезжать — целым и невредимым. Идет?
Бармен кивает. Перед тем как отдать мне гамбургер, он отламывает кусочек булочки и поднимает его к клетке над барной стойкой. Птица!
— Этот милый человек хочет с тобой поделиться, малышка.
— Какая это птица? — спрашиваю я.
Теперь, когда я могу посмотреть на нее, не стуча зубами от страха, я вижу, что это не канарейка, как мне показалось вначале. А что-то типа феникса в миниатюре, какое-то причудливое существо, скорее золотое, чем желтое, с длинными перьями в хвосте и красивым и ярким хохолком на голове.
— Моя птица. Вот какая.
Я откусываю кусочек гамбургера и долго его жую, а бармен в это время меня изучает.
— Хорошо, — говорю я, хотя это не так. — Вы не знаете, где портье?
— А я и портье тоже, — отвечает бармен и поворачивается к своему единственному клиенту в сознании: — Присмотри за моей птицей!
Он отводит меня в гостиницу, и я заселяюсь под именем Райана, не показывая удостоверение личности. За номер я плачу еще двести долларов, которых он абсолютно не стоит.
— Если будешь выходить, оставь ключ на стойке регистрации.
Так мотоциклист сможет попасть ко мне в комнату и убить меня?
— Я не буду выходить. И не могли бы вы принести мне какой-нибудь еды, когда начнете готовить? — Но, видя выражение его лица, я добавляю: — Ну или в шесть часов, когда будет ужин, если до этого не получится.
— Обязательно. Приятно иметь с тобой дело.
Еще бы! Он уже получил от меня пятьсот двадцать долларов и получит еще, если просто будет продолжать помалкивать. Я поднимаюсь по скрипучим пыльным ступенькам в номер. Ключ застревает в ржавом замке. Мне приходится подергать его несколько раз, но в конце концов дверь открывается. Я закрываю ее изнутри, потом набрасываю цепочку. Я все равно не чувствую себя в безопасности, поэтому еще придвигаю к двери кровать. Потом сажусь на нее. Комната тускло-серого цвета, и я в ней один, и мне нечего делать. Вчера я проспал почти весь день. Сейчас я начеку. Я не решаюсь включить телевизор или радио. Я хочу слышать, если кто-то пойдет по коридору. Я вынимаю блокнот и начинаю набрасывать новую модель туфель, но перед глазами у меня только байкер в броне из черной кожи, бармен, лис и птица, которую я должен украсть.
К трем мои веки начинают опускаться под собственным весом. До ужина еще три часа. Надеюсь, ничего плохого не произойдет, если я посплю и подготовлюсь к ночи. Я вытягиваюсь на кровати, касаясь ногами запертой двери.
Меня будит стук.
— Я принесла ваш ужин.
Это женский голос с южным акцентом.
— Вы не могли бы его просто там оставить? — спрашиваю я.
— Извините, нет. Сэм сказал, что вы должны заплатить.
Заплатить. Как будто те деньги, которые я ему дал, недостаточны для еще одного гамбургера из бара. Но мой желудок говорит мне, что я должен заплатить.
— Подождите, мне надо одеться.
— Я зовсем не тороплюсь, — говорит она.
— Что?!
— Я сказала, что совсем не тороплюсь.
Южный акцент. Это я просто распсиховался, и мне чудится всякое.
Я надеваю бейсболку с логотипом нью-йоркской команды «Янкиз», которую кто-то однажды забыл в кофейне Мэг, и прячу под нее волосы. Хотя бы какую-то часть меня, начиная с этой кепки и заканчивая трехдневной растительностью на щеках, стало трудно узнать.
— Что же он прислал мне поесть?
— Уф, я думаю это цыпленок. Цыпленок, фри и салат из капусты.
Не о чем беспокоиться. Я отодвигаю кровать от двери и открываю ее.
Я отступаю назад. Девушка, стоящая напротив меня, могла бы запросто быть американской сестрой Викторианы — красивая стройная блондинка с изумительно синими глазами.
— Привет, — говорит она с таким же мягким акцентом, как и до этого. — Я могу это где-нибудь поставить?
Я хочу выхватить у нее тарелку. Но вдруг мне начинает казаться, что это будет выглядеть малодушно, не по-джентльменски, как паранойя. Да к тому же я еще не достал деньги, поэтому я не могу просто так захлопнуть дверь у нее перед носом. Я должен ее впустить.
Но что-то беспокоит меня — она совсем не похожа на девушку из такого места. Хотя, в конце концов, и я ведь не отсюда, но нахожусь же здесь.
— Конечно, — Я жестом показываю на стол. — Я сейчас достану бумажник. Сколько с меня?
— Двадцать баксов.
Я смотрю на тарелку с четырьмя суховатыми куриными крыльями, замерзшим капустным салатом и горстью картошки фри размером меньше моей ладони.
— Извините, — заметив мой взгляд, говорит девушка, — но мой дядя Сэм сказал, что я должна взять с вас еще и за доставку в номер.
— Вполне логично. — Я нащупываю бумажник, пока она относит тарелку.
— Обувь?! — Подойдя к столу, девушка открывает рот от удивления. — Ты увлекаешься обувью?
Немного странная реакция.
— Ну, не совсем «увлекаюсь».
— Но это же ты нарисовал?
После моего кивка она продолжает:
— Извини, но просто моя семья занималась починкой обуви в Южной Каролине, и иногда я… — Девушка отворачивается, и я слышу, как у нее перехватывает дыхание, когда она произносит: — Вроде как скучаю.
Сексапильная девочка, разбирающаяся в ремонте обуви… Ну и что с того?
— А почему ты уехала?
— У нас начался трудный период, поэтому родители отправили меня жить к моему богатому дяде Сэму.
Богатый дядя Сэм? Этот парень?
— Но я так скучаю по своей семье, — жалуется девушка, — особенно по старшей сестре. У нее скоро будет ребенок. Мне бы только навестить их, но нет денег на билет, и машины нет.
— Мне жаль. Я тоже сейчас вдали от дома. Я знаю, это трудно.
Она вытирает слезу.
— Мне не следует беспокоить тебя своими глупыми проблемами. — Ее рука слегка прикасается к моей. — Но ты же не будешь против, если я посмотрю твой эскиз? Он напоминает мне о доме.
— Конечно. Там нет ничего особенного. Я хочу когда-нибудь начать делать действительно дорогие туфли, как «Феррагамо».
— О, у нас нет ничего похожего. Я родом из небольшого городка и, пока я не попала сюда, никогда не слышала, чтобы у кого-то были туфли больше чем за сорок долларов.
— Мама всегда говорила, что о человеке можно много узнать по его обуви, — говорю я, цитируя фильм «Форрест Гамп». — Куда он идет. Где он был.
Девушка смеется.
— А ты откуда?
Я смотрю на ее туфли — это вообще вьетнамки без супинатора. Я чувствую, что нужно солгать, хотя она вся такая красивая и милая.
— А… я из Нью-Йорка. Я учусь в Нью-Йоркском университете, — надеюсь, что выгляжу достаточно взросло.
— Bay! Студент! Вот почему на тебе эта бейсболка «Янкиз». — Девушка начинает ее снимать. Мне не следует ей это позволять, но я позволяю. Она красивая. — Ты очень симпатичный.