У Лесли перед глазами всё плыло, чётко он разглядел только чёрный затылок своего водителя, когда тот встал перед ним, закрыв спиной.
— На хер пошли отсюда, — скупые слова были выплюнуты зло и сухо, но их очевидно хватило, чтобы Роуч со своей свитой предпочёл не связываться. Едва ли они приняли поражение, но временно отступили точно. Когда троица нападавших скрылась, Лесли резко схватили за подбородок, а по его животу пробежали сильные пальцы, со знанием дела проверяя травмы.
— Да отцепись, я в норме, — Лесли вывернулся из рук Брукса и отступил в сторону, тяжело дыша. Ребра были целы, но ушибов до хрена.
— Не стоило, я бы сам разобрался, — в другое время следовало бы всё же начать с благодарности, но Лесли чувствовал, что сейчас он едва ли готов был вменяемо разговаривать. Над его головой хмыкнули.
— Ну да, я так и понял. Это из-за дури? — Лесли резко посмотрел на Брукса, тот пялился на него почти в упор, поблескивая глазищами. — И не надо пиздеть, я видел, как ты покупаешь, в старбаксе.
— Тебя это не касается, — Лесли чувствовал, что та иллюзия внутреннего умиротворения, которую столько времени ему навязывали, треснула и больно упёрлась в горло, начали дрожать руки. Он сделал шаг к дороге, но его резко схватили за локоть и развернули.
— Твою мать, тебе настолько скучно жить, что ты в это дерьмо влез? — это была самая длинная фраза, которую ему доводилось слышать от Джона Брукса, и, наверное, было забавно наблюдать в лице водилы прямо-таки праведный гнев.
Что ты знаешь о скучной жизни? Что ты, сука, о ней знаешь?!
Чёрная волна снова нахлынула, неся давно забытый вкус бешенства, и, даже не ощущая, как это происходит, Лесли выкинул вперёд кулак, без всякого замаха сминая правым хуком челюсть своего водителя. Тот отшатнулся, скорее от неожиданности, чем от силы неподготовленного удара, и прижал ладонь к губам: изо рта тонкой струйкой побежала кровь.
Лесли, держа себя за руку и чувствуя, как боль медленно начинает по ней разливаться, выдохнул и, пройдя мимо Джона, пошёл к стоянке.
Шаги водителя эхом звучали сзади.
========== Глава 7 ==========
— Да твою-то мать… — BMW продвинулся вперёд всего на полметра и снова встал, Джон покрепче вцепился в руль, в тысячный раз бросив взгляд на экран закреплённого на панели смартфона.
Почти половина восьмого, а они даже до Центрального парка не добрались. Блядская седьмая авеню стояла плотно, такими темпами до элитного дома на Мэдисон-авеню они доберутся чёрт знает когда, и хрен бы с ним, вот только у Джона было назначено свидание, которое никак нельзя было отменить, и он на него уже опаздывал.
Джон безоговорочно верил двум вещам: цвету мочи и своей чуйке. И если первое всегда вовремя сообщало, когда лучше поосторожничать с бухлом, второе предрекало жопу. И Джон чувствовал, что эта пробка сулит ему весьма неприятные последствия. Алан Фишер имел обманчивый вид своего в доску парня, он даже мог флиртовать, если это было нужно, но Джон не питал иллюзий: этот добряк с хваткой бульдога только и ждал от условно освобождённого Брукса нарушений, и не потому, что желал испортить жизнь вставшего на путь исправления парня, а потому что в этой теме варился очень давно. Ребята из банды редко оставались на свободе надолго. Их или убивали, или снова сажали. Случай Джона Брукса был типичным, как из полицейской энциклопедии, и офицер Фишер, назначивший визит Джона в этот день на половину восьмого, однозначно ждал, что рано или поздно тот нарушит условия освобождения. И вернётся в тюрьму. Кто знает, возможно, это могло бы продлить жизнь Джону, учитывая, как обычно кончают такие ребята, как он. И вот Джон стоял в пробке на седьмой авеню, чувствуя, что ситуация стремится к полной заднице. И можно было бы позвонить Фишеру, объяснить всё и договориться на завтра, например, кто знает, вдруг офицер пошёл бы на уступку. Вот только в машине Джон был не один.
С заднего сидения не доносилось ни звука, однако Джон прекрасно знал, что его пассажир не спит. За последние две недели Лесли Нолан едва ли обмолвился с водителем парой слов. Он и до этого был немногословен, но, видимо, случай возле парковки университета ещё больше способствовал его молчанию. А Джон, рассматривая в зеркале свою разбитую губу, думал лишь о том, что сын его нанимателя ни хрена не простое задание. Берясь за эту работу, он ждал, что придётся возиться с избалованным золотым мальчиком, у которого до хрена заморочек, модных в среде богатеев. А потом всплыла тема с барыгой и мордоворотами, устроившимм разборку прямо в университете. И кто бы думал, что эта бледная немощь так крепко бьёт.
Как бы то ни было, за две недели эта тема больше не всплыла ни разу, Джон готов был вообще о ней забыть, Лесли тоже не выглядел озабоченным. И единственное, что теперь напрягало его водителя, это опоздание на встречу с офицером по удо и невозможность ему немедленно позвонить, поскольку тогда его статус условно освобожденного вскрылся бы для Лесли и кто знает, чем это могло бы обернуться.
BMW снова тронулся с места и даже успел проехать пару метров, но тут перед ним нарисовался светофор с издевательски ярким красным фонарём, направленным на поток машин. Джон еле сдержался, чтобы не обматерить грёбаную пробку, и начал осматриваться по сторонам, прикидывая, не свернуть ли куда-нибуть вбок и проехать другой дорогой. Телефон задребезжал на панели так внезапно, что Джон дёрнулся, его локоть задел смартфон и тот упал прямо ему под ноги, попутно принимая вызов и транслируя его через Bluetooth на динамики машины.
— Мистер Брукс, это Фишер, — резкий голос волной накрыл салон, и Джон почувствовал, как по затылку сбегает капля пота. — Вы можете мне объяснить, почему на часах уже половина восьмого, а вас нет на месте?
Джон не знал, то ли ему звук в динамиках убавлять, то ли продолжать тянуться за телефоном, который как на зло сполз прямо под педаль газа. Может быть, следовало что-то ответить Фишеру прямо сейчас, но все мысли из башки снесло нахрен. На заднем сидении по-прежнему царила тишина, однако в воздухе запахло напряжением. Джон это чувствовал.
— …напоминаю, что согласно условиям досрочного освобождения, в случае неявки без уважительной причины или по крайней мере без предупреждения по телефону я имею полное право вернуть вас обратно под стражу. Алло, мистер Брукс, вы слышите? — голос из динамиков отчеканивал слова из руководства по работе с осуждёнными преступниками, и Джон чувствовал, будто на нём опять темно-зелёная роба с номером на спине. Нужно было что-то ответить, молчание уже ничего бы не спасло.
— Да, сэр, я слышу. Я… Простите, я хотел позвонить… — мямлить что-то вразумительное, пытаясь выудить из-под собственной ноги телефон, было очень непросто, Джон дотянулся, наконец, пальцами до тонкого корпус и, подцепив, вынырнул из-под руля. Рука его тут же потянулась к панели перед собой, чтобы вырубить к чёрту Bluetooth и спасти хоть часть разговора, но тут его руку перехватила вынырнувшая сзади ладонь.
— Офицер Фишер, добрый вечер. Меня зовут Лесли Нолан, мистер Брукс работает на меня, — Лесли приложил палец к губами, призвав Джона к молчанию, хотя тот и так охренел до онемения, и теперь пялился на парня круглыми глазами, ещё не понимая, какого чёрта тот творил.
Голос из динамика, казалось, тоже на секунду опешил, но Фишер среагировал быстро.
— Здравствуйте, мистер Нолан.
— Я хотел сказать, что опоздание мистер Брукса — исключительно моя вина. Я не рассчитал время, которое займут мои дела, поэтому мы выехали гораздо позже ожидаемого, — Лесли говорил быстро, не давая Фишеру и слова вставить и тем самым снижая количество возможных вопросов, на которые пришлось бы соврать. — Признаться, я весьма доволен работой мистера Брукса, не хотелось бы, чтобы из-за моей оплошности у него были неприятности.
Речь парня звучала уверенно и деловито, словно он переговоры о покупке миллионных акций вёл. И это было ожидаемо, учитывая, кем был его отец, однако Джон готов был удивиться этому не меньше, чем уверенному хуку с правой, расхерачившему ему лицо. Но в этот момент предел возможного удивления уже был достигнут, и Джон тупо молчал.
— Что ж, в таком случае, я не имею ничего против того, чтобы перенести визит мистера Брукса. Скажем… Завтра, в двенадцать? — голос Фишера затих на заданном вопросе, но Джон среагировал только, когда его из прострации вывел щелчок пальцев Лесли у него перед лицом.
— Эээ, да, сэр, конечно. Я буду завтра в двенадцать, обещаю.
После короткого прощания Фишер отключился, и в салоне повисла тишина, которую нарушил гудок клаксона стоявшей за BMW машины. Светофор загорелся зелёным, и Джон, всё ещё сжимая в руке телефон, надавил на газ и, миновав перекрёсток, снова остановился в нескончаемой пробке.
— Значит, удо… — Лесли сидел, расслабленно откинувшись на спинку сидения, и смотрел в зеркало, прямо в глаза Джона. — И мой отец, очевидно, не в курсе.
Джон сидел, все также вцепившись в руль, хотя машина никуда не двигалась. Вот и приплыли. Теперь этот гадёныш будет… Что? Шантажировать? Запугивать? Да хер ему, страшнее видали. Джон резко обернулся и смерил Лесли взглядом, который обычно на улицах его детства приводил к поножовщине.
— Можешь донести хоть щас.
Нолан в ответ даже не моргнул. Он словно и не видел смотревшего на него водителя, а думал о чём-то своём. Молчание продлилось ещё минуту прежде, чем он заговорил снова.
— Я ничего ему не скажу. Пока ты делаешь свою работу, конторе отца не должно быть дела до твоей жизни, — Лесли нагнулся вперёд и упёрся локтями в спинки передних кресел, сложив руки перед собой в замок. — Но…
Джон не удержался от усмешки. Конечно, куда же без этого самого “но”. Значит, шантаж.
— Ты забудешь о том, что видел у кофейни и впредь об этом не вспомнишь. Ни о том, что было, ни о том, что будет, — Лесли выждал пару секунд и, не отводя взгляда, протянул вперёд ладонь. — По рукам?
Джону было над чем подумать. Что ж, эта работа была ему нужна, он обещал Гарри, не мог его подвести, да и зарплата в конце сентября однозначно порадовала. Однако ощущать себя обязанным этому пацану, который хрен пойми какой интерес имеет и что ещё может выкинуть, совсем не улыбалось. Правда, Джону вообще многое не улыбалось. Загреметь назад под Мигеля не в самом приятном из возможных смыслов и ждать нового срока, например. Мексиканец был крут в постели, но когда дела касалось бизнеса, у него не было личных привязанностей. И возвращаться туда Джон не хотел. А что тогда делать? На заправку устраиваться? В Воллмарте тележки катать? Да ну в жопу. Так что ситуация с мелким Ноланом не сказать что была самой отвратительной. Джон вздохнул, принимая решение, на которое ему потребовались долгие тринадцать секунд.
— Чёрт с тобой. По рукам, — их руки обхватили друг друга, и Джон подумал о том, что в день знакомства с Лесли его рукопожатие не показалось ему таким крепким.
— Кстати, не за что, — Лесли кивнул на телефон во второй ладони Джона и, отпустив его руку, вновь откинулся на спинку сидения.
Поток машин, наконец, снова тронулся, Джон смотрел вперёд, чувствуя, что расслабился впервые за последние три часа. А его мозг внезапно выхватил из водоворота мыслей одну, которая до этого ни разу не приходила ему в голову.
Что же должно было случиться с этим уверенным в себе сукиным сыном и о какой тайне молчат затянувшиеся глубокие порезы, на секунду выглянувшие из-под напульсника во время их рукопожатия?
========== Глава 8 ==========
Двадцатое ноября. Лесли стоял, прислонившись к стенке лифта, и слушал, как тихо гудит механизм, поднимавший его на четырнадцатый этаж. Из зеркала, занимавшего всю противоположную стену, смотрел бледный парень с небрежно зачёсанными назад волосами, в чёрной кожаной куртке и скучных классических джинсах. Ничего нового. А меж тем сегодня двадцатое ноября. Лесли весь день избегал мысли о том, что этот день наступил, мозг с этой целью даже настроился на лекции по истории права, и всё же истина так или иначе должна была его настигнуть. Потому что уже почти восемь вечера, он возвращается домой после университета и бесконечного часа у доктора Бишопа. И, войдя в подъезд, наконец, позволяет себе вспомнить, что сегодня гребанное двадцатое ноября.
Квартира Ноланов занимала половину этажа, и за отсутствием соседей они здесь были пока единственными хозяевами. Дверь открыла Мария, Лесли дежурно поздоровался, отказался от ужина и уже готов был немедленно свернуть из коридора налево, туда, где за закрытой дверью своей комнаты можно было наконец скрыться. Но он этого не сделал. Глубоко вздохнув, как перед прыжком с тарзанки, Лесли медленно пошёл вперёд по коридору, в котором из освещения били только свечи, расставленные на полу вдоль стены. А в конце коридора, из гостиной, звучал тихий плач фортепиано.
Реджина Нолан сидела без света, на фортепьяно перед ней горели несколько свечей, отражавшихся в бокале с красным вином. Реджина перебирала пальцами клавиши, Лунная соната струилась из-под её рук, обволакивала воздух, стены, всё пространство, и умирала, растворяясь за дверью. Лесли прижался виском к дверному косяку из лакированного дерева и всмотрелся в фигуру матери, в её напряжённые плечи, обтянутые чёрной тканью строгого платья. Её волосы были собраны в высокую причёску на затылке, довершая образ. Лесли готов был поклясться, что глаза Реджины в это мгновение были закрыты, и она играла без нот, по памяти, как и семь лет назад. Вот её пальцы взяли последний аккорд, и она с силой выдохнула, когда подошедший со спины сын обнял её, прижавшись лбом к плечу.
— Так время летит, да? — голос Реджины прозвучал сипло, должно быть, от вина, или потому что в горле пересохло от чувств. — Уверена, ей бы понравилось, что мы сейчас здесь.
— Конечно, мам, ‐ Лесли сжал руку матери и посмотрела прямо перед собой.
Там, среди свечей стояла фотография в тёмной деревянной рамке. На ней юная счастливая девушка сидела на фоне океана и улыбалась. Солнце играло на её лице, рыжие волосы пышной копной лежали на плечах, и Лесли, погружаясь в её взгляд, как в собственный, ощутил лютую обжигающую горечь.
Нет, ей бы это не понравилось. Совершенно точно не понравилось бы. Роксане было семнадцать лет, она любила лазить по горам и подпевать Offspring, Бетховен вгонял её в тоску, и от того, что с Лунной сонатой она выиграла очередной музыкальный конкурс, фортепьяно ей милее не стало.
Но Реджина считала иначе. С маниакальным упорством она снова и снова играла то последнее, что прозвучало из-под пальцев Роксаны, и так происходило каждый год, двадцатого ноября, в день, когда семь лет назад автомобильная авария в центре Нью-Йорка унесла жизнь Роксаны Нолан. И всякий раз Лесли чувствовал, что предаёт память сестры, подыгрывая матери, но кому бы стало легче, заяви он об этом? Реджина была убита горем, никаких лет не хватило бы, чтобы это исправить, и, едва не потеряв ещё и сына, она стала той, кого Лесли теперь видел каждый день. Вечная маска благопристойности и полного довольствия жизнью, забота о своём ребенке, словно тому всё ещё пять лет. И проблески сжигавшей её изнутри боли. Поэтому вино, поэтому шумные приёмы. Возможно, редкие любовники. Что угодно, лишь бы жизнь звенела, не давая опомниться.
Реджина закрыла крышку фортепьяно и развернулась, её ладони мягко гладили пальцы сына, присевшего перед ней на корточки. Другой рукой она коснулась его волос.
— С доктором Бишопом всё удачно, дорогой?
Лесли кивнул. А как ещё могло быть с человеком, который уже давно перетряс всю личность своего пациента вдоль и поперёк и теперь должен был лишь поддерживать уверенность мистера и миссис Нолан, что в голове их сына и близко нет суицидальных мыслей. Но Реджина всегда об этом спрашивала и Лесли неизменно отвечал.
— Звонил твой отец. Похоже, этот День благодарения придётся нам встретить без него, он улетает в Канаду.
— Ясно. Ну, разнообразия ради, можем и дома остаться, разве нет? — Лесли присел на стул возле матери и стянул с плеч свою куртку. Ещё одна ежегодная традиция, но не такая печальная, как двадцатое ноября, это летать на День благодарения на тихоокеанское побережье и проводить неделю в их доме на бульваре Санта Моника. Приятность, напрочь убитая традиционным официозом и никому не нужным приёмом.