— Да, уверена. Я бы не стала заводить беседу, если бы этот мужчина и его… намёк не заинтересовали меня. И разве не вы нас учили, что желательно не привязываться сильно к первому?
— Учила. Потому что, как правило, во время первых игр мы слишком юны, неопытны и легкомысленны для серьёзных отношений на всю жизнь и создания своего гнезда, — Идэна вздохнула, посмотрела через плечо на озеро, что раскинулось огромным серебристо-голубым зеркалом в малахитовой оправе леса. — И наша природа такова, что по молодости лет нам, опьяненным силой и открывающимися возможностями, трудно обойтись только одним мужчиной. Страсть к встрече с новым, к изучению ещё неисследованного, к путешествиям, к познанию мира и себя в нас сильнее привязанности к первому мужчине, кем бы он ни был. Исключения очень и очень редки, зато вероятность совершить ошибку куда выше.
Знаю. Аиша верила, что любит своего первого. Собиралась создать с ним пару, свить гнездо. И ошиблась. А женщине любого вида непросто жить в одиночку в этом мире, особенно когда отвечаешь не только за себя, но и за своего ребёнка.
— Тогда тем лучше, что я не… что я испытываю к выбранному мужчине лишь симпатию, — подытожила я преувеличенно бодро, радостно. — Он мне приятен, и ничего более. И скоро я окончу школу, уеду в столицу и вряд ли увижу его снова.
А если повезёт и Гален прав, то он Тирс покинет намного раньше, избавив нас от неловких встреч на уроках.
— Верю в твоё благоразумие, Ева, — Идэна улыбнулась ободряюще, по-матерински ласково. — Если у тебя возникнут какие-то вопросы, что-то потребуется или понадобится совет — обращайся.
— Обязательно. Спасибо, — поблагодарила я, встала с балюстрады и, подхватив по пути сумку, легкокрылой беззаботной бабочкой упорхнула в замок.
Планы по соблазнению Галена — и пусть он считает, будто инициатива целиком и полностью исходит от него, — были самые грандиозные, самые далекоидущие и воплощать свои коварные замыслы в жизнь я намеревалась в самое что ни есть ближайшее время. Раз уж меня не собираются обольщать красиво, то зачем и мне разыгрывать испуганную норовистую кобылку? Через неделю бал у леди Дарро и думать я должна прежде всего о смотринах, так что чем скорее разберусь с первыми играми, тем лучше.
Однако на следующий день я узнала, что господин Скай не изволил явиться на работу, сославшись на плохое самочувствие.
Запах тревожил. Преследовал. Раздражал.
Порой злил одним лишь фактом своего присутствия.
Иногда Вэйдалл себя ненавидел. Свою природу, которую никто ни Дирга не понимал и, самое главное, даже не пытался понять. Словно так и должно быть, словно ничего из ряда вон выходящего не происходит. Подумаешь, запахи. У оборотней нюх куда тоньше, и ничего, живут себе, не жалуются.
С годами и опытом он научился отсекать, игнорировать лишние запахи. Научился не обращать на них внимания, как другие не обращают внимания на бессмысленные разговоры, пустые сплетни, детский невразумительный лепет. Начал строго дозировать общение с девицами. Чем дольше он находился в обществе невинной девушки, тем настойчивее становился её запах. Вторгался в разум, путал мысли, обнажая инстинкты, о существовании которых тоже всем известно, но единственное, что советовали в таких случаях старшие собратья — контролировать себя, держать звериную сторону натуры в узде.
Будто даже железный самоконтроль никогда не даёт сбоев.
Наверное, если бы не Гален, Вэйдалл давно бы сошёл с ума. И тогда он сейчас носил бы прозвище «безумный».
А так всего лишь «чистюля».
Очередное светское мероприятие затянулось допоздна. Провинция, а веселятся так бурно и часто, как не во всякой столице развлекаются.
Вчерашний музыкальный вечер у вдовствующей виконтессы Имон — пытка для ушей.
Сегодняшний ужин у барона Дешона — пытка для инстинктов.
Как и каждый выход с леди Вивиан.
Не вина девушки, что её запах волновал и преследовал, что братство выбрало её в качестве пешки, а его приставили то ли верным стражем, то ли демоном-искусителем. Вивиан красива, интересна, умна, добра. Возможно, при других обстоятельствах Вэйдалл получал бы больше удовольствия от общения с ней. Возможно, всё могло бы сложиться довольно неплохо, если бы не его сущность и не её запах.
И одновременно, как бы ни сводил с ума пресловутый аромат невинности, Вэйдалл чётко понимал, что это не тот запах.
Просто знал, и всё.
Не мог объяснить, понять, откуда возникает полная, ясная эта уверенность. Она существовала словно сама по себе, являлась нежданным осознанием, предупреждающим звоночком. И точно так же Вэйдалл не смог бы объяснить, на что должен быть похож тот самый запах.
«Дирг знает, что это будет, когда произойдёт и поймёшь ли ты в ту минуту вообще, что именно происходит. Особенный запах. Случайный взгляд. Нечаянное прикосновение. Момент, когда видишь её, одетую в нелепое балахонистое платье с чужого плеча, сидящую на кровати и читающую книгу. Тоненький силуэт на фоне окна, распущенные, немного взлохмаченные волосы. И увидишь словно впервые, заново, не важно, знакомы вы или нет, сколько раз виделись раньше и что между вами уже происходило. Хрупкую, желанную, свою.
Но будет обязательно, хоть ты сейчас и вряд ли поверишь фактически мертвецу».
Эти строки из письма, полученного почти три года назад от упокоенного ныне собрата, Вэйдалл помнил наизусть. И задумывался порой, не сведёт ли его с ума тот самый запах окончательно, случись-таки ему встретить его обладательницу? Потеряют ли другие запахи свою навязчивость?
Шаги Бериса, гулко звучавшие в пустынном доме, Вэйдалл услышал задолго до того, как дворецкий дошёл до двери спальни хозяина и постучал.
Гален звонит.
— Вспомнил о существовании телефонов? — вместо приветствия спросил Вэйдалл, поднеся трубку к уху.
— Ну да. Посмотрел, подумал, а чего этот аппарат зря стоит, пыль собирает? Надо пользоваться продуктами прогресса. Как прошёл вечер?
— Наилучшим образом.
— Даже не сомневаюсь.
— Ты отчёт написал?
— Дался тебе этот отчёт, — Гален вздохнул наигранно тяжело, с преувеличенной усталостью.
— А с кого, по-твоему, его спросят в первую очередь?
— Да пишу я его, пишу.
Не пишет. И не напишет, а значит, придётся рисовать самому. В который уже раз.
— Вэйд, — Гален помолчал, в трубке что-то звякнуло, — думаю, лучше поискать ещё.
— Что значит — поискать ещё?
— Что-то я засомневался в своём выборе. Странная девчонка. Слишком… дерзкая и самоуверенная.
— Тогда вы друг друга нашли, — усмехнулся Вэйдалл и посерьёзнел: — Гален, я не знаю, что старшие хотели сказать, выбрав из нас двоих именно меня для этого задания, но мне всё тяжелее и тяжелее находиться рядом с Вивиан. И если мы не собираемся попортить им планы и скомпрометировать Вивиан, то ты приведёшь ту девушку, о которой говорил, — да и не хотелось кидаться на первую попавшуюся девицу, словно озверевший варвар, не помня себя, не думая о последствиях. — И сделаешь это в ближайшие несколько дней. Или назови мне её имя и адрес, я сам разберусь.
— Сиди уж, болезный, — снисходительно возразил Гален. — Будет тебе твоя дерзкая Женевьева, только смотри, как бы она тебя не укусила ненароком. Она явно пытается показывать зубки, — добавил насмешливо и положил трубку.
Значит, Женевьева.
Красивое имя, редкое. Не атрийское.
И после станет легче. Пусть временно, но до конца задания должно хватить.
Маленький двухэтажный дом укрывался за низкой каменной оградой и палисадником аккуратным, определённо оставшимся от прежних хозяев. Сумка с «гостинцем» оттянула всё плечо и я, поморщившись, перевесила её на другое. Толкнула незапертую калитку, прошла по дорожке между клумбами с петуниями и примулой, поднялась на ступеньку-приступку и тронула колотушку. Огляделась на всякий случай — нет ли в поле видимости кого знакомого, не вздумал ли кто из одноклассниц проследить за мной.
За дверью послышались шаги, и створка распахнулась, являя невысокую черноволосую молодую женщину в строгом тёмно-синем платье. Похоже, горничная или, скорее всего, домоправительница.
— Добрый день! — поздоровалась я бодро. — Господин Скай дома?
— Да, но… — начала женщина, рассматривая меня подозрительно, настороженно.
— Могу я его увидеть? — перебила я. — Меня прислали из школы, где господин Скай работает, справиться о его самочувствии и узнать, выйдет ли он завтра.
По глазам экономки, зеленовато-карим, характерного восточного разреза, совершенно очевидно, что мне не поверили. Я улыбнулась умоляюще.
— Пожалуйста. Я быстро. Только узнаю, придёт ли он завтра, так как если нет, то надо изменить расписание и предупредить учениц, ну, вы же понимаете…
— Хорошо, — женщина отступила, открывая дверь шире, — проходите. Я спрошу, сможет ли господин Скай вас принять.
Я ещё раз воровато огляделась через плечо и шагнула внутрь.
Логово лорда Порочность вполне соответствовало его биографии — чистое, аккуратное, малообжитое и не говорило о владельце ничего. Дом, как сказала всезнающая Беатрис, Гален снимал, зато кого-то из прислуги привёз с собой из столицы. Экономку или у Галена и другие слуги есть?
— Как вас представить? — уточнила женщина, скользнув взглядом по моему форменному платью, мало чем отличающемуся от её наряда.
— Госпожа Женевьева Альвернис.
Экономка поднялась по ведущей на второй этаж лестнице, оставив меня в маленьком пустом холле.
Несколько минут тишины. Торопливые шаги. Я повернулась к лестнице, растянув губы в новой улыбке, приветливой, чуть-чуть сочувственной. А то я не догадаюсь, что за причины вынудили учителя пропустить рабочий день.
— Женевьева? — Гален вышел на лестничную площадку, спустился в холл, рассматривая меня столь же недоверчиво, настороженно, как и следовавшая за ним домоправительница.
— Добрый день, господин Скай.
— Не уверен, что готов согласиться, — мужчина обернулся к экономке, кивнул, отпуская, и женщина, одарив меня напоследок взглядом странным, цепким, удалилась. — Что ты здесь делаешь? И откуда узнала, где я живу?
— Отец Беатрис, господин Овертен, собрал на вас целое досье: биография, адрес в Тирсе, — призналась я. — И я с риском для жизни выведала у Беатрис эту ценную информацию, вбив тем самым очередной кривой ржавый гвоздь в крышку гроба моей репутации, — я демонстративно осмотрела холл. — Мы так и будем беседовать фактически на пороге?
С видом великого одолжения Гален направился к двери справа от лестницы. Открыл, прошёл внутрь первым, не торопясь вспоминать о законах гостеприимства. Я последовала за мужчиной, прикрыла дверь. Небольшая гостиная с камином, книжными шкафами, тёмно-зелёными креслами и диваном и окнами, выходящими на сад, скорее хранящая отпечаток прежних хозяев, нежели нынешнего жильца. Гален уселся в кресло, посмотрел на меня вопросительно. Немного непривычно видеть обычно собранного, одетого в строгий костюм мужчину таким — мятые чёрные брюки, синяя, явно в спешке застегнутая рубашка и сам Гален взлохмаченный, босой, будто лишь недавно поднялся с кровати.
А если и впрямь недавно?
— Я вас разбудила?
— Нет.
— Вы не один? — мало ли?
Хотя что значит — не один? Зачем ему ещё кто-то, если собирается склонять к разврату меня?
— Нет. Переходите к цели визита, госпожа Альвернис.
— Я зашла справиться о вашем самочувствии.
— Благодарю, неплохо. Что-то ещё?
Он что, уже передумал меня принуждать?
Я полезла в сумку и осторожно достала двухлитровую банку с солёными огурцами, купленную в лавке по дороге к Галену. Водрузила банку на кофейный столик перед мужчиной, выпрямилась, отряхивая руки.
— Что это?! — в обращённом на «гостинец» взгляде сплелись в пёстрый клубок изумление, искреннее непонимание, подозрение.
— Как говорит Тито, первейшее народное средство от похмелья, — сообщила я не без гордости. — Рассол.
— Зачем? — взгляд перебрался на меня.
— Как зачем? От похмелья.
— От какого ещё похмелья?
— Разве вы поэтому не пришли на работу — повеселились накануне в приятной компании, выпили… немного, ну и наутро… как оно обычно бывает…
Взгляд вернулся к крупным, крепеньким огурцам. Тёмно-зелёным, пупырчатым, теснящимся в стеклянной банке. Затем снова ко мне.
— Я, конечно, выпил вчера, но не больше обычного и похмельем после такого малого количества не страдаю. И весь вечер был дома. Ты в своём уме, Женевьева? Притащилась ко мне только чтобы рассол принести? — Гален посмотрел на часы на каминной полке. — И уроки ещё не закончились.
— Я сбежала с предпоследнего урока.
— Прогуляла? Ради рассола?!
— Вчера вы были не столь категоричны, — напомнила я осторожно.
Мужчина вскинул брови и неожиданно изогнул губы в усмешке. Поднялся нарочито медленно, плавно, шагнул ко мне. Я едва подавила инстинктивный порыв отступить. Да и поздновато уже идти на попятный.
— Значит, тебе так не терпится расстаться с… как оно высокопарно именуется в романах… с добродетелью? — уточнил Гален негромко, вкрадчиво.
— Раз моё согласие или несогласие всё равно ничего не решает, то зачем тянуть? — пожала я плечами.
— Не собираешь беречь себя для мужа?
— Не собираюсь в ближайшее время выходить замуж, — лет этак десять точно. Я ещё слишком молода и прежде хочу получить образование.
— Ох уж эти современные девушки: замуж не хотят, невинности им не жалко, зато борются за равные права и возможности.
— А вы против? — не удивлюсь, если Гален окажется из тех узколобых мужчин-консерваторов, что мнят себя богами и королями нашего мира, считая, будто место женщины — на кухне, в спальне, в гостиной и в детской.
— Мне всё равно, — ответил Гален скучающе. — И, если откровенно, мне вообще плевать на чужие политические взгляды и гражданскую позицию. Лучше обсудим тему более приятную. Итак, ты твердо намерена… м-м, отдаться?
Я посмотрела в глаза мужчине, позволила себе лёгкую полуулыбку.
— Да. Или, — я выдержала паузу короткую, намеренную, — вы предпочитаете, чтобы жертва поплакала, посопротивлялась? Я могу, если вам так больше нравится.
Знакомая уже тень удивления, недоверчиво сведённые брови. Не знаю, сколько соблазнённых девиц у Галена на счету, но, подозреваю, я первая инициативная девственница на его памяти.
— По-моему, ты перечитала этой бульварной пошлятины. Ну да ладно, — мужчина отступил от меня на шаг, оглядел критично, словно заново. — Сегодня вечером твоя мечта сбудется.
Сегодня вечером?!
— Вечером? — повторила я. — Не сейчас?
— Прямо настолько невтерпёж? — насмешка стала совсем уж откровенной, язвительной.
У меня смена сегодня!
— Я… после уроков меня будет Стасия ждать, — и я должна вернуться к школе, если не хочу рассказывать подруге о прогуле и о том, где была. И Стасия волноваться начнёт, если я не приду в обычное время на место встречи. — И мне надо предупредить леди Тарранси, — поменяться с кем-то на сегодня, на всякий случай сказать леди Идэне, где я буду вечером, а то и всю ночь.
— Зачем? Мне казалось, леди Тарранси, как и большинство подобных ей дам-благодетельниц, на самом деле не особо интересуется своими подопечными.
— Леди Тарранси не такая, как все, — возразила я резко. — И я не хочу, чтобы она и мои друзья беспокоились обо мне. Если вам чуждо вполне естественное и обыкновенное желание предупредить своих близких, дабы они знали, что с вами всё в порядке и не тревожились, то это вовсе не означает, что у других так же. И, в конце концов, если вы не собираетесь соблазнять меня сейчас, то что мне здесь делать до вечера? Или мы с вами будет вести долгие философские беседы о смысле бытия? Познакомимся поближе, узнаем, кто что любит, расскажем о детстве друг друга?
— Упаси Кара! — Гален возвёл на секунду глаза к потолку. — Хорошо, можешь вернуться в замок и предупредить. Надеюсь, ты не собираешься рассказывать лишнего или вовсе передумать? Если пойдут сплетни…