Последний рывок. Сильный, отчаянный, и все встало на свои места. Я чувствовал, как сущность Татьяны и волчицы переплелись, снова становясь единым целым.
Девушка, что стояла передо мной с диким криком упала на колени, а я отступил назад, наблюдая за ней.
Ее трясло, ломало. Она дышала, как загнанный зверь, а потом со стоном обернулась, и стон перешел в скуление.
На ее месте волчица.
Стояла, широко расставив лапы, пошатываясь из стороны в сторону. Не понимала где она, что произошло. Дезориентирована. Мотала головой, пытаясь придти в себя.
А я улыбался, как блаженный идиот, во всю свою волчью пасть. Припав на передние лапы, с восторгом наблюдал за ней, поскуливая от нетерпения. Внутри радость такая, что хотелось скакать несмышленым щенком, задрав хвост и тявкая.
Моя волчица! Моя пара! Моя жизнь!!!
Наконец, она смогла совладать со своим непослушным телом, последний раз тряхнув головой, сфокусировала свой взгляд на мне. Не моргая смотрела в мою сторону и предупреждающе рычала. Злилась.
Пускай. Пусть злится. Имеет полное право. Это пройдет! Сейчас ничто не могло омрачить моей радости. И, наверное, именно из-за этой иррациональной эйфории я оказался не готов к тому, что произошло дальше.
Сжавшись, словно пружина, она метнулась в мою сторону. Так быстро, неожиданно, что не успел среагировать. А может и не хотел, несерьезно воспринимая ее бросок.
Только когда почувствовал, как острые зубы смыкаются на шее, явно не с дружескими намерениями, рванул в сторону, уворачиваясь. Зубы рассекли кожу, едва не задев артерию.
Какого…
Снова набросилась. Так же отчаянно, молча. Шерсть на загривке дыбом встала, когда пасть щелкнула в сантиметре от моей морды.
Никаких игр.
Продолжали кружиться по поляне, не сводя друг с друга взгляда. Ей ни хватало ни сил, ни скорости чтобы нанести мне урон, но она не отступала, нападая раз за разом. Я все больше приходил в недоумение, отступал, уворачивался, не бросаясь в ответ. Все ждал, когда она успокоится, выплеснет то, что накопилось за этот год, спустит пар.
Но она не останавливалась, продолжая атаковать, уже несколько раз хорошенько хватанув меня за бока.
Ощущение какой-то непередаваемой хрени нарастало с каждой секундой.
Она ведь не шутит, если пропущу ее бросок — вцепится намертво.
Хватит.
Увернувшись в очередной раз, набросился на нее. Сбил с ног, придавливая к земле, предупреждающе сжимая челюсти на загривке, утробно рыча, требуя полного повиновения.
Она замерла на мгновение, потом попыталась взбрыкнуть, сбросить с себя, но ничего не вышло. Еще сильнее придавил ее, не давая шевельнуться.
Волчица захрипела, забилась и начала обращаться.
Миг, и подо мной лежала Таня, содрогаясь рыданий.
Тут же перекинулся в человека, подхватил ее под локоть, рывком поставив на ноги:
— Ты что творишь? — чувствовал как по шее, из раны от ее клыков, струйкой бежала кровь.
Она заревела еще сильнее, отчаянно мотая головой, и пытаясь вырваться из моих рук.
— Таня! — проревел так, что окружающий нас лес притих.
Она подняла на меня измученный взгляд и икая от слез, просипела:
— Она ненавидит тебя! Боже, она так сильно ненавидит тебя!
Нахмурившись, сдал ее локоть сильнее. К ненависти я был готов, заслужил, но это ведь не все. Нутром чую, не все.
— И?
— Ты…ты, — пыталась отдышаться, — ты больше ей не нужен.
Будто поддых ударили. С размаху, кувалдой.
— Она больше не считает тебя своей парой! — прокричала Таня, — ты для нее никто! Чужой!!!
Вырвавшись побежала прочь, в сторону дома, а я стоял и смотрел ей вслед, не в силах сделать и шага.
Угрюмо рассматривал ручку с золотым пером, лежащую передо мной на столе. Просто смотрел, не видя в этом смысла. Смотрел и не видел, ничего.
Мысли путались, перескакивали с одного на другое, то погружаясь в воспоминания, то безуспешно пытаясь придумать выход из этого ада, в который сам нас столкнул.
Это была тяжелая неделя. Безумно тяжелая.
Итак, благодаря моим стараниям, Татьяна смогла вернуть свою вторую сущность, снова став полноценным оборотнем. Это плюс. Шрамы исчезли на следующий день, и вместо грубых рубцов остались лишь светлые полосы, которые в скором времени тоже пропадут. Это здорово.
Грифельно серая волчица вернулась. Злая, одичавшая, ненавидящая меня каждой своей клеточкой. В этой ненависти не было ничего наигранного, никаких обид, желания наказать, отыграться и прочей херни. Кристально чистая, сверкающая идеальными гранями, ненависть.
Кто бы мог подумать…Один шаг, один роковой поступок, после которого путь назад закрыт. И обратно так просто не вернешься. Тут надо сделать сотню шагов, чтобы все исправить. Я готов на это, но беда в том, что не знаю куда идти, в каком направлении двигаться.
Я ошибся, думая, что вернув волчицу, сделал Таню цельной, такой как прежде. Не вышло, ни черта! Они не стали единым целым, каждый сам по себе: растерянная Татьяна, и озлобленная волчица.
Как ни странно эта Танина растерянность сыграла мне на руку. Столкнувшись с новой проблемой, в лице своей звериной половины, Таня неосознанно сделала шаг ко мне, ища поддержки. Хреново, наверное, когда в душе такой разлад, когда разрываешься на части в прямом смысле этого слова. Возврат волчицы не сделал ее счастливой. Скорее, все стало еще более запутанным.
Она не ушла.
Осталась, и даже стала меньше прятаться в своей комнате. Мы разговаривали, осторожно, заново участь общаться, обходя неприятные моменты. Она пыталась научиться доверять мне, делая крохотные шаги навстречу.
О прощении речи не шло, но наличие связи он не отрицала, фактически признаваясь в том, что чувства еще живы. Она даже приняла причины моего поступка.
А волчица… Она непреклонна. Ей не нужны слова, не нужны поступки. Я ей не нужен! Волк любит до смерти, но и предательства не прощает. Никогда.
А я предал ее тогда, поверив чужим людям. Не ей! Поверил, вынес приговор, не разобравшись в ситуации. Предал свою пару, едва не убив ее там, в лесу, когда ситуация вышла из под контроля.
Волчица этого не могла простить. Не хотела. Ей это не нужно, потому что она считала себя свободной…от меня.
Той роковой ночью, когда выгонял ее со своих земель, запрещая возвращаться, сам того не ведая, своей волей разорвал нашу связь, в одностороннем порядке.
Наша истинная связь стала ущербной, изуродованной моим вмешательством. Она сохранилась у меня в полном объеме, у Тани, но напрочь отсутствовала у волчицы.
Моя воля не могла восстановить связь — пробовал, наивно полагая, что если смог разорвать, то смогу и склеить. Хер бы там! Она только разозлилась еще сильнее, едва не отхватив мне пол морды.
Правильно говорят, что парность у волков рождаться сама, ее ничем не заменишь, не принудишь появится, не разовьешь постепенно. Если ее нет, то нет. Все, точка.
Мой волк сходил с ума, захлебываясь своей агонией, не веря в произошедшее. Был готов на пузе ползти за ней, жалобно скуля и заглядывая в глаза волчице, которой по прежнему считал своей.
Но в ответном взгляде было пусто. Она ничего ко мне не испытывала. Для нее не было никакой связи, привязанность рассыпалась в прах. Она не признавала во мне вожака, в окружающих не признавала стаю. Одиночка.
Она бы ушла. Просто развернулась бы и, не оглядываясь, сбежала из Синеборья, лишь бы оказаться подальше от меня. Но я не отпускал, не мог отпустить, потому что сама Таня хотела остаться — она опасалась своей новой сущности, не доверяла ей, наверное, даже больше, чем мне.
Слышал по ночам, как тихо всхлипывает в своей, наивно полагая, что сплю. Ей было хреново. Гораздо хреновее чем мне. Не знаю, как жить с таким разладом внутри, когда одна часть любит, хоть и пытается это скрыть, а вторая дико ненавидит. Никаких метафор, пафосных слов, чистая правда.
То и дело хищница пыталась взять верх и перекинуться, взять управление на себя, сделать по своему. Таня держалась, но надолго ли ее хватит? Зверь в ней сильный волей, духом и хочет на волю.
— Руслан, — голос Кирилла был серьезен, как никогда, — делегация от Загорского прибудет завтра к полудню. Где будешь встречать? В Тополях или в Синеборье?
— В усадьбе, — ответил рассеяно, наблюдая за действиями, что разворачивались под окнами.
— Уверен? Мы чужих туда не пускаем.
— Пусть видят, что открыты для контакта, а заодно почувствуют, что шутить никто не будет. Сюда отправляй еще волков, пусть на чеку будут.
— Как скажешь, — бета согласился, а я сбросил звонок, тот ас забыв о нем.
Что мне эта делегация от соседнего клана? Что мне эти визиты вежливости и налаживание контактов, когда внутри пустыня выжженная?
С самого утра Татьяна обернулась, выскочив в лес. Я отправился следом, держась на расстоянии, наблюдая за каждым ее шагом. И волчица прекрасно знала это, недовольно поглядывала на меня через плечо, скалясь, когда подходил слишком близко. Рычала, прижимая уши, припадая к земле. Вела себя как с чужим, опасным волком, способным причинить вред.
И сетовать не на кого — сам виноват. Но это просто убивало! Хотелось схватить ее, прижать к себе или встряхнуть хорошенько, чтобы все на свои места встало, что бы вспомнила, что нас связывает.
Она упрямо шла вперед, все дальше уходя от усадьбы, приближаясь у границе наших земель. И лишь только встал поперек дороги, показывая, что дальше не пущу, она остановилась.
Долго смотрела на меня, холодно, отстранено, видать оценивая серьезность намерений. Потом раздраженно щелкнула зубами и, шустро развернувшись, понеслась обратно к особняку, а я как унылый м*дак следовал за ней, с каждым мигом все больше приходя в недоумение. Как жить дальше?
Как, вашу мать, справиться с тем, что сильнее? Как заново заставить ее полюбить себя?
Я не знал.
А дальше было еще хуже. Пока я решал рабочие вопросы с Кириллом, Татьяна осталась внизу, у широкого крыльца с мраморными колоннами. Лениво развалилась на земле, щурясь от яркого летнего солнышка, и ее необычная шерсть мягко блестела в лучах, а потом появились несколько молодых волков из стаи.
Завидев мою волчицу, направились к ней, выражая свое почтение. Она с интересом наблюдала за их приближением. Рассматривая, принюхиваясь. Поднялась, приветственно покачивая хвостом.
Само дружелюбие, мать ее! С кем угодно, но только не со мной. А эти дураки расфуфырились перед ней. Уши торчком, хвост трубой, грудь колесом. Смотрят так жадно, чуть ли не слюни из пасти капают.
В груди кольнуло. Сильно, неприятно. Ревность голову поднимала, заставляя сильнее сжимать трубку, пока говорил с Кириллом.
Перед глазами черная пелена. Злость, ревность, на себя, на нее, на этих идиотов, что вьются возле моей самки. Не понимая, что делаю сиганул в окно, на ходу обращаясь. С утробным рычанием приземлился рядом с ними. Молодые волки тут же спасовали, поджали хвосты, припали к земле, заискивающе глядя на меня, выражая всем своим видом раскаяние. Ср*ть на них, потом разберусь, устрою такую трепку, что на всю жизнь запомнят.
Сейчас меня больше волновала Татьяна.
Волчица смотрела на меня, не скрывая недовольства, раздраженная моим внезапным вмешательством в их игрища.
Зарычал, зло, требовательно. Опустив голову, глядя исподлобья двинулся к ней. Сейчас получит! Затащу в дом, запру в комнате и вообще никому не разрешу к ней подходить. Никогда!
Татьяна, почувствовав мое настроение, зажмурилась, крутанулась на месте юлой, и со всех ног бросилась прочь, в лес. А я следом за ней, мимо молодых сопляков, поджавших хвосты.
Зараза шустрая!
Неслась как угорелая, петляя мимо кустов, сворачивая в самых неожиданных местах, избегая открытых пространств, где бы я ее настиг в два прыжка. Мне оставалось только зубами щелкать, когда грифельная задница, в очередной раз взмахнув хвостом, исчезала за деревьями.
И все бы ничего, если бы не одно «но». Она не играла со мной, не кокетничала. Волчица реально пыталась улизнуть, сбежать от меня. И если я ее сейчас упущу, она запросто скроется в неизвестном направлении.
Как же меня это бесит! Ненавижу ощущать себя беспомощным! А сейчас именно такой случай. Я не знаю, что делать! Как бы не бился, не пытался найти подход — все бесполезно. Волчья сущность Татьяны меня отторгала, не подпускала к себе. Мое присутствие ее тяготило.
Петляя между деревьев, долго кружили по лесу, пока наконец не изловчился, и в длинном прыжке не придавил ее к земле. Она зарычала, начала брыкаться, выворачиваться, одновременно пытаясь меня зубами прихватить. Злюка!
Наконец замерла, придав уши, кося на меня диким взглядом.
Черт! Хреново то как!
Заурчала, как бы говоря «отпусти, победил». Только от победы нет и грамма удовлетворения, потому что это — мимолетное, а по основным позициям давно проиграл, под чистую.
Отпустил ее, в сторону отойдя, хвост уныло повесил, чувствуя себя полнейшим неудачником и конченным идиотом по совместительству.
Волчица с земли поднялась, отряхнулась, угрюмо на меня глядя, и во взгляде нет ничего хорошего, способного дать хоть крупицу надежды. Пустота.
— Куда ты собралась? — спросил устало, обратившись в человека.
Она заворчала. Типа «не твое дело».
— Пойдем обратно.
Волчица ухмыльнулась по звериному и пятиться начала.
— Таня, ё-моё! Хватит! Пойдем обратно!
Уши прижала и отступала дальше. Чувствовал, что еще немного и с места сорвется, продолжая свой побег.
— Оборачивайся! — громко, требовательно. Она дернулась, задрожала, но сдержалась, не дала Татьяне снова стать человеком.
П***ц! Волчица теперь не дает Тане обернуться!
— Ну, как прекрати! — сердито пальцем на нее указал.
Грифельная самка снова меня проигнорировала. Одарила взглядом, от которого внутри все перевернулась, и ринулась прочь.
Да, е****мать! Сколько можно? Она решила терпение мое проверить? Я ведь не железный! Скручу и домой потащу, если понадобится.
Выругавшись от досады, снова волком перекинулся и опять в погоню пустился, злясь с каждым мигом все больше.
Паразитка, упертая!
В этот раз нагнал ее в два счета, устав от бестолковых игр. Дорогу грудью перекрыл, голову к земле склонил и с глухим рычанием на нее двинулся. Все равно сделает по-моему!
Она юлила, пыталась увернуться, ускользнуть, но я не давал и шага лишнего сделать, перекрывая любые лазейки.
Ее упорство раздражало, доводя до белого кипения.
Опять человеком стал и к ней твердым шагом направился. Она ощерилась еще больше, уши прижала, наблюдая за мной бешеным взглядом.
— Все. Довольно! Если сейчас не обернешься, силой заставлю, и потом не обижайся! — я действительно был готов это сделать, потому что волчица совсем распоясалась, не давая Татьяне снова стать самой собой.
Зарычала так зло, отчаянно, что душу от ее ненависти в узел скрутило.
— Считаю до трех! Один! — взгляд ее поймал, не давая отвернуться.
Она пыталась вырваться, но я держал ее крепко.
— Два.
В сторону дернулась, едва не ворвавшись с крючка, но снова удержал.
— Три!
Угрожающе зубами клацнула рядом с мои лицом. Увернулся, назад отклонившись, и надавил, приказывая волей прайма.
— Оборачивайся.
Захрипела, с пеной у рта…но не обернулась! Она сопротивлялась! Никто не мог устоять, а она упиралась, не поддаваясь моей воле. Шерсть дыбом встала, взгляд ярость наполнился, я прямо кожей ощущал волны ненависти, что расходились от нее.
— Оборачивайся! — еще сильнее надавил.
Результат тот же! Грифельная волчица стояла передо мной, мотаясь из стороны в сторону, тряся головой, но игнорируя мой приказ.
Бл****. Слов нет, одни междометия. Впервые в жизни столкнулся с тем, что не могу прогнуть другого волка. Пытаюсь, но не выходит! Она не поддавалась! Вижу, что боролась изо всех сил, что тяжело ей, плохо, но сдаваться не собиралась.
Это вообще как называется???
Уже на всю силу давил на нее, но ни черта не выходило. Танина волчица боролась, сопротивлялась воле прайма.