И вновь Хиона заметила, что солдаты по сторонам улиц стоят плотными шеренгами и, более того — спиной к королевскому кортежу и лицом к толпам, словно выглядывая возможного убийцу.
Однако казалось, что настроение у всех прекрасное. Светило солнце, деревья были усыпаны цветами, а дети — многие на плечах у отцов — размахивали бумажными британскими флажками.
Хиона махала в ответ, хотя король опять сидел, неподвижно выпрямившись, рядом с ней и словно не замечал приветственных криков.
Лошади бежали так же быстро, как и когда везли ее во дворец с вокзала, и когда карета начала сворачивать с одной широкой магистрали на другую, Хиона сказала королю:
— Наверное, не обязательно ехать так быстро! Эти люди столько времени ожидали нас, а мы проносимся мимо в мгновение ока.
— У нас нет времени медлить, — ответил король. — К тому же это может быть опасно.
— Неужели вы правда думаете, что кто-то может бросить в нас бомбу или выстрелить, когда кругом столько солдат? — спросила Хиона.
Она говорила шутливым тоном, но король нахмурился.
— Нет смысла рисковать, — ответил он.
Его тон заставил Хиону снова с облегчением обернуться к ликующим толпам.
Они выехали на широкую красивую площадь, и впереди она увидела здание парламента — прекрасной постройки здание из серого камня с садом перед ним, где центральная аллея была устлана красным ковром, по которому ей предстояло пройти рядом с королем, когда они выйдут из кареты.
Живой барьер из солдат удерживал толпы по обе стороны аллеи, и солдаты были подобраны такие высокие, что, решила Хиона, вряд ли стоящие за ними могли что-нибудь толком увидеть.
Она улыбалась и махала рукой в ответ на их приветствия, хотя король, едва ступив на землю, сразу быстро направился по аллее к ступеням парламента.
На верхней ступени их ждали премьер-министр и члены кабинета.
Хиона с трудом держалась наравне с королем, как вдруг между двумя солдатами проскользнул малыш лет трех и побежал к ней.
В кулачке мальчуган зажимал розу и радостно протянул ей цветок.
Хиона остановилась, а к мальчику бросился офицер, стоявший перед шеренгой солдат.
Но Хиона подбежала к ребенку первая.
Она пригнулась, так что их лица почти соприкоснулись, взяла розу и сказала ласково по-славонски:
— Спасибо, ты подарил мне очень красивый цветок.
— Для класивой плинцессы, — пролепетал малыш.
Она улыбнулась ему и спросила:
— Как тебя зовут?
— Ваше высочество, — перебил малыша офицер. — Этому ребенку тут не место, я должен его унести.
Хиона с улыбкой подняла на него глаза.
— Вздор! — сказала она. — Он подарил мне цветок, а это никак не может быть опасным.
Она увидела, что офицер не только не улыбнулся ей в ответ, но, напротив, свирепо нахмурился. Выпрямившись, она подхватила малыша на руки.
— Я отнесу его матери.
Офицер охнул, но не решился ей помешать.
Хиона отнесла ребенка туда, где какая-то женщина вырывалась от двух удерживавших ее солдат.
Малышу, видимо, понравилось, что Хиона его несет, а когда она подошла к его матери, внезапно наступила тишина, словно все онемели от изумления.
— Ваш сын очень красивый мальчик, — сказала Хиона по-славонски. — Сколько ему лет?
— Т-только… т-три годика… милостивейшая… госпожа, — еле выговорила женщина в полном ошеломлении.
Хиона отдала ей сына и сказала:
— Мне очень понравилась роза, которую он мне подарил. Благодарю вас от всего сердца.
Мать взяла у нее ребенка, а когда она повернулась, чтобы присоединиться к королю, толпа разразилась приветственными криками.
Король, словно не веря своим глазам и ушам, стоял на нижней ступени, и его лицо показалось ей очень сердитым.
— Прошу прощения, что заставила ждать ваше величество, — сказала Хиона чуть дрогнувшим голосом.
— Этого ребенка не должны были пропустить к вам, — ответил король. — А вы не должны были его замечать. Дежурный офицер получит выговор за небрежность.
— Такой маленький мальчик способен проскользнуть сквозь что угодно, — улыбнулась Хиона. — Он принес мне розу. — Она показала цветок королю. — По-моему, это очень трогательно.
— Недопустимо, абсолютно недопустимо! — воскликнул король.
Он начал подниматься, громко топая, так что каждый его шаг словно повторял это слово.
Премьер-министр приветствовал их длинной и, как подумала Хиона, опять крайне скучной торжественной речью.
Затем она очутилась на возвышении в одном конце огромного зала, где сидели все члены парламента и их жены.
Едва они с королем показались на возвышении, все встали, приветствуя их совсем не так горячо, подумала Хиона, как толпы на улицах.
Когда она и король сели, начались речи, и каждая казалась ей напыщеннее предыдущей.
Конечно, все они произносились по-немецки, и она без труда определила, что кабинет состоит только из австрийцев и немцев, а вот члены парламента, она и без объяснений поняла, почти все были славонцами.
Первая часть церемонии заняла добрый час, и только тогда им преподнесли подарок — массивное золотое украшение для банкетного стола.
Затем король поблагодарил собравшихся за их любезность и выразил надежду, что его брак, знаменующий союз между Славонией и Великобританией, принесет в страну мир, которого она так жаждет.
Лишь некоторые члены парламента, заметила Хиона, захлопали, когда он упомянул о ней, и она догадалась, что остальные принадлежали к тем славонцам, которые считали, что англичане укрепляют ненавистный им режим.
О том, чтобы она их поблагодарила, даже речи не было, и когда церемония завершилась, оказалось, что разговаривать она может только с членами кабинета, так как члены парламента и их жены вышли через другие двери.
И вновь она шла с королем по аллее, а когда они поравнялись с местом, где к ней выбежал мальчик, ей показалось, что приветственные крики зазвучали громче и искреннее, чем те, которые она слышала прежде.
Женщины махали носовыми платками, мужчины — шляпами, а детей на плечах отцов, казалось, стало заметно больше.
Во дворец они возвращались с той же быстротой, и только когда они вышли из кареты и поднимались по лестнице, король нарушил молчание:
— В следующий раз игнорируйте тех, кто попытается к вам подойти, будь то ребенок, мужчина или женщина. Я приму меры, чтобы больше никто не мог прорваться сквозь охрану. К несчастью, наши солдаты не так хорошо обучены, как я желал бы, но мы вынуждены набирать их из туземцев.
— Вы хотите сказать, что они славонцы?
— Разумеется, славонцы, — ответил король. — Безмозглые болваны! У нас есть отличные инструкторы, но их ничему не удается обучить.
Сказал он это очень сердито, а затем добавил:
— Если они опять по своей распущенности допустят повторение утреннего происшествия, вы проигнорируете случившееся. Вы поняли?
Они уже вошли в вестибюль, и Хиона решила не возражать королю в присутствии слуг.
И такой шум из-за трехлетнего мальчика! Она все еще держала розу, которую он ей подарил.
Второй завтрак снова тянулся нескончаемо, а когда Хиона наконец смогла уйти в свою, как она полагала, личную гостиную, ее там поджидали обе ее фрейлины.
— Я подумала, ваше высочество, что сейчас самое подходящее время объяснить вам некоторые правила этикета, соблюдение которых во дворце его величество требует неукоснительно.
Хиона покачала головой.
— Мне очень жаль, — сказала она, — но я хотела бы побыть сейчас одна, чтобы написать своей матери. Сообщить ей, что происходило после моего приезда сюда, и рассказать о поездке.
Баронесса встревожилась.
— Надеюсь, ваше высочество не упомянет в письме к принцессе о прискорбном и возмутительном нападении на ваш поезд, которое устроили эти ужасные революционеры. Думаю, это ее напрасно встревожило бы.
— Насколько мне известно, — ответила Хиона, — только двое из них были ранены, а мы все остались целы и невредимы, так что все обошлось.
— Ваше высочество очень смелы, — сказала баронесса. — Но я слышала, его величество отдал приказ, чтобы революционеров, которые будут изловлены в следующем месяце, немедленно вешали, чтобы им неповадно было устраивать такие нападения.
— Ах, нет! — воскликнула Хиона. — Это жестоко и не нужно! И ведь могут схватить невиновного!
— Всех революционеров следует уничтожить, — объявила баронесса. — Вы согласны, графиня?
— О, конечно, — ответила вторая фрейлина. — Если его величество не будет держать их в узде, никто из нас не сможет спать спокойно.
Хиона решила, что было бы ошибкой продолжать этот разговор. Но беспощадные намерения короля привели ее в ужас.
Ведь даже если бы первоначальный план был приведен в исполнение и поезд сожгли, как сказал ей Невидимый, и она сгорела бы в нем, страшнее воздаяния придумать было бы нельзя.
Однако она дала ясно понять, что хочет остаться одна, и фрейлины удалились, но с таким видом, словно их ожидает суровый выговор за неисполнение своих обязанностей.
Хиона села за секретер в углу комнаты и начала письмо матери и Хлорис.
Она написала, как ей их не хватает, а затем перешла к рассказу о своем прибытии в Дюрик, рассудив, что баронесса была права и нет нужды пугать принцессу упоминанием о происшествии на перевале.
На корабле она уже написала им несколько длинных писем, в комическом тоне сообщив об эпидемии морской болезни среди пассажиров.
Не забыла она упомянуть и о том, как славонский посол после стольких забот, чтобы она ни на минуту не оставалась одна, не выдержал волн Бискайского залива, и леди Боуден тоже, так что они удалились в свои каюты и вышли из них только в Средиземном море.
Теперь она пожаловалась матери на длиннейшие, скучнейшие речи по-немецки, которые должна была выслушивать на вокзале и утром в парламенте.
Письмо она заключила так:
«Если бы только, мама и Хлорис, вы были здесь, как мы бы смеялись, но улыбки во дворце — редкость. Наверное, потому, что у короля нет для них времени».
Она уже описала, как король все время торопится и как их карета мчится по улицам.
Она как раз заканчивала письмо, когда из спальни в гостиную вошла Мизра.
— Простите, ваше высочество, — сказала она, — но сейчас пришел лакей доложить, что у дверей ждет депутация матерей с детьми. Дети принесли цветы для вас, и матери спрашивают, понимая, какая это дерзость, смогли бы вы их принять.
Хиона положила перо.
— Ну конечно! — сказала она. — Распорядитесь, чтобы депутацию проводили в одну из гостиных. Я сейчас же спущусь к ним.
Мизра замялась.
— Лакей, ваше высочество, говорит, что не может справиться у дворецкого, тот сейчас отдыхает, а сам он не знает, как следует поступить в подобном случае.
— Поступить следует так — проводить женщин в какую-нибудь гостиную, как я уже сказала, — ответила Хиона. — Не думаю, что их много.
— Десять — пятнадцать, ваше высочество, и их дети.
— Передайте лакеям мое распоряжение, — приказала Хиона.
Мизра торопливо вышла, а Хиона дописала письмо, положила в конверт и запечатала.
Потом пошла в спальню, где ждала Мизра, и сказала:
— Отправьте мое письмо, Мизра. А где депутация?
— В первой комнате справа от входной двери, ваше высочество, — ответила Мизра, — но я не совсем уверена, что вы поступаете правильно.
— Я еще никогда не принимала депутаций, — ответила Хиона, — и намерена получить от этого удовольствие сполна.
Она засмеялась и решительным шагом направилась по коридору к лестнице, втайне опасаясь, что, если она не поспешит, кто-нибудь отправит женщин восвояси, прежде чем она их увидит.
Лакей, тот самый, что поднялся наверх, решила она, открыл перед ней дверь, выходившую в мраморный зал, и она вошла в небольшую комнату, видимо, приемную для просителей.
Там, как и сказала Мизра, она увидела десяток женщин, и около каждой стоял ребенок, а то и два с букетиками в ручонках.
Видимо, все они чувствовали себя неловко и жались друг к другу с нервным видом.
Однако Хиона заметила, что многие из них были очень красивы, а те, что помоложе, просто блистали красотой — огромные глаза, ниспадающие на плечи волосы.
Все они были одеты в национальные костюмы — прелестный бархатный корсаж, юбка колоколом и вышитый передник, какие можно увидеть на Балканах повсеместно.
Когда Хиона вошла, они восторженно зашептались, что было куда красноречивее официальных приветствий.
— Вы так добры, что решили посетить меня, — сказала Хиона по-славонски.
Тут они дружно вскрикнули от радостного удивления, а одна, в которой Хиона узнала мать малыша, преподнесшего ей розу, сказала:
— Я же говорила, что ее высочество говорит на нашем языке!
— Всю дорогу сюда я его учила, — объяснила Хиона. — Но если я буду делать ошибки, вы должны извинить меня и помочь мне их исправить.
— Просто чудо, что мы понимаем ваше высочество, а вы понимаете нас! И мы никак не ждали, что английская принцесса будет так красива и так умна!
Хиона засмеялась и взяла букетики у детей, спрашивая, как их зовут и сколько им лет. Все они ей очень понравились.
Как она уже написала матери, девочки были прелестны, как ангелочки.
— А я не ждала, что вы все в Славонии так красивы! — сказала она. — Но в такой прекрасной стране и люди должны быть прекрасными.
— Вы тоже редкая красавица, ваше высочество, — сказала наиболее смелая. — Может, теперь, когда вы здесь, все пойдет по-другому.
— По-другому? — переспросила Хиона. — Но в чем? Наступило короткое молчание, а потом они заговорили наперебой:
— Никто о нас не думает, школы очень плохие, учителей не хватает. Наши дети, даже самые способные, не могут получить настоящее образование.
— Это никуда не годится! — воскликнула Хиона.
— Да, ваше высочество, но как ни протестуют некоторые члены нашего парламента, для народа не делается ничего!
Хиона не сказала того, чего хотела бы, зная, что это было бы ошибкой.
И принялась расспрашивать женщин о их жизни. Как она и предполагала, их мужья были простыми ремесленниками или рабочими, и только одна сказала, что ее муж служит мелким чиновником в каком-то министерстве.
И еще из их слов она поняла, что они очень бедны и особенно тяжело приходится городским жителям, ведь крестьяне хотя бы могли сами обеспечивать себя едой.
Ей так много хотелось сказать им! Но она знала, что необходимо соблюдать осторожность, а затем, опасаясь, что их могут прервать, она решила, что пора с ними попрощаться.
— Мне бы хотелось угостить детишек чем-нибудь, — сказала она.
И тут же, подчиняясь порыву, дернула сонетку. Дверь открылась мгновенно, и она заподозрила, что дежурные лакеи подслушивали за дверью.
— Принесите какое-нибудь печенье, пирожные или шоколад для детей, — распорядилась она. — Думаю, у главного повара что-нибудь найдется. А их ведь немного.
Она говорила по-немецки. Лакей поклонился и вышел.
— Умоляем, ваше высочество, не затрудняйтесь из-за нас, — сказала одна женщина. — Мы считали, что поступим очень дерзко, придя сюда. Мы никогда еще не бывали внутри дворца, но вы были так добры, что нам хотелось сказать вам, как мы восхищаемся вами.
— Я очень рада, что познакомилась с вами, — ответила Хиона. — И надеюсь, у меня будет много случаев поговорить с другими славонцами, как я говорила с вами.
По выражению их лиц она поняла, что они считают это очень маловероятным.
Тут, к счастью, и гораздо быстрее, чем она ожидала, вошел лакей с подносом затейливых пирожных, от которых дети пришли в восторг, да и их матери тоже.
Они быстро съели угощение, а затем, словно, как и Хиона, чувствуя, что им не стоит задерживаться, начали с ней прощаться.
Хиона хотела было пожать им руки, но, к ее смущению, они низко приседали перед ней, а потом становились на колени, чтобы поцеловать ей руку, а детишки следовали их примеру.
Их благодарность была просто трогательной, и Хиона, выйдя из дверей, чтобы помахать им на прощание, подумала, что в Дюрике она хотя бы приобрела нескольких друзей.