Эля замолчала. Похоже, у неё с братом такое обыкновение — прекращать рассказ, когда они считают, что сказано достаточно, и требующий продолжения взгляд совершенно не помогает.
— Он добрый, — зачем-то сказал я с невыносимой нежностью в голосе.
— А? — мое замечание будто разбудило её. — Есть такое. Даже слишком добрый. Бездомных животных, всех, кого видел, в дом тащил. Батя его ругал за это постоянно и бил. А еще всех обездоленных он жалел просто до слез. Кстати, как вы познакомились?
— Ну, понимаешь, — начал рассказ я. — Он меня купил.
***
Дома я с десяток раз перечитал её послание. Я сомневался, стоит ли участвовать в такого рода интригах даже ради любви и действительно ли это во благо Эдуарду.
«Эдя связался с плохим парнем. С Серёжей он встречается уже примерно год и с тех пор:
1. Эдя потратил все свои сбережения;
2. Стал меньше работать и отказался повышать квалификацию;
3. Забросил почти все свои хобби;
4. Сам не свой.
А ещё, я видела, что Серёжа о чем-то совещался с нашим отцом. Не знаю, заговор это или нет, но у тебя есть потенциал увести Эдю у Серёжи. Возраст не помеха, поверь. А сделка выгодна нам обоим».
Почти выучив содержимое, я разорвал и выкинул салфетку.
========== Снежинки ==========
Эля нашла меня сама, в конце декабря, когда у нас начинались новогодние каникулы. Я представлял, что она появится, выскочив из-за угла с криком «сюрприз!». Но у неординарного человека, который уже три месяца как лишил меня покоя, оказалась куда более неординарная сестра. Она была гораздо изобретательнее, чем я мог вообразить.
Я возвращался домой затемно. Один, по безлюдным улицам, со школьного новогоднего праздника, который по привычке называли утренником, несмотря на то, что у старших классов он проходил вечером. Кто-то подкрался сзади, схватил меня и поволок. Я скорее удивился, чем испугался. Выронил кулёк со сладостями, почти не сопротивляясь, я посмотрел на зимнее небо. На прощание отметил, что звёзды спрятались за облака, а мои похороны могут прийтись на праздники. Будет весело.
Нападающий не спеша тащил меня, хлипкого подростка, в тёмный двор. А потом он вдруг отпустил меня, и я упал на обледеневшую тропинку, потеряв опору.
— Ты какой малохольный, — услышал я до боли знакомый женский голос. — Вот прям хватай и делай, что хочешь.
Я вскочил на ноги.
— И что ты хотела со мной сделать? — съязвил я.
— МалОй ещё такое слушать!
Что ж. Малой так малой. Мне и не хотелось, чтобы она рассказала о своих жутких фантазиях.
— А ты правда хилый, — уже серьёзно заметила она. — Уке, что-ли?
— Что ты вообще несешь? — прошипел я.
К моему облегчению, она решила замять тему:
— Ладно, пора перейти к нашему плану. И не ходил бы ты один в такое позднее время.
— А ты сама ходишь? — возразил я.
Эля помрачнела:
— Я — это я. Ты — это ты. Смекаешь?
***
Она сказала, что в делах, которые связаны с её братом, никому не может доверять. Её отец и брат — важные шишки, которые категорически запрещали ей упоминать имя Эди в их присутствии. Но общаться с ним они не могли запретить, да и не стремились контролировать из-за её врождённого свободолюбия и непоколебимой верности своим привязанностям.
А ещё она доложила, что Эдуард проницателен как тапок и о моих чувствах ничего не знает. Намекнула, что пока я — её друг.
— Если узнает, то пошлёт подальше. Он с малолетками не станет связываться. Кстати, кто твой отец?
Услышав ответ, она крепко призадумалась и обещала связаться со мной позже.
Никогда ещё я не ждал Нового года с таким трепетом. Она обещала мне, дала надежду стать ближе к человеку, которого я так внезапно полюбил и ни на минуту не забывал уже с начала октября.
И она же помогла мне переступить через мои предрассудки, следуя которым, я сам себе казался ненормальным. Можно и больше сказать — Эля вернула меня к жизни. Я ждал, когда она выйдет на связь, как и обещала, а при мысли, что она бросит меня страдать дальше, впадал в панику. Она сказала, что даст о себе знать до Нового года, и чем больше приближалась эта дата, тем сложнее мне было сохранять терпение.
А вдруг Эля оставит затею нянчиться со мной. А ещё очень интересно, какой способ связаться со мной она выберет на этот раз.
Но преследованию она предпочла самый обыкновенный звонок на мобильный. И я был счастлив, услышав знакомый голос. На календаре было тридцатое декабря.
— Как поживает мой маленький гей, которому я, считай, отдаю самое дорогое? — спросила Эля после обмена стандартными телефонными приветствиями.
— Да вот, жив, — стараясь скрыть волнение, ответил я.
— А завтра можешь быть мёртв.
— Это угроза?
— Нет, это факт, — задорно вещала она. — Сегодня жив, завтра можешь, например, под машину попасть. Кто тебя знает. Сегодня ты мне даром не сдался, завтра будешь нужен. Я интересовалась скорее твоей готовностью встретиться завтра со своей любовью.
— А?
По телефону я был невиден, но она безошибочно разглядела мое смущение.
— Не время стесняться. Завтра у нас встреча.
— Какая встреча? — я точно знал, что не готов.
— С твоей судьбой.
— В смысле?
Эля, обескураженная моей непонятливостью, замолчала. Пока она молча что-то обдумывала, я напряжённо вслушивался в тишину.
— Завтра в половине первого ты свободен?
— Свободен, — подтвердил я.
— Тогда приходи обязательно. Я тебе адрес скину сообщением. Не придёшь — я зарекусь с тобой дальше возиться. Всё! Не робей, малец.
На таком ультиматуме она бросила трубку. Что ж. Наверное, со мной по-другому нельзя.
Спустя полминуты, телефон пропищал, принимая новое сообщение. Этот адрес я помнил — уже знакомая квартира Эдуарда.
***
Я нашёл в себе силы прийти. Сказать, что я волновался — значит сильно преуменьшить. Я трясся, как осенний лист при ураганном ветре. Как я буду смотреть в глаза Эдуарду после того, что ему наговорил в прошлый раз? А что скажу? Смогу ли я вообще что-то сказать? И как он отреагирует, увидев меня на пороге своего дома? Неопределённость угнетает.
За десять минут до указанного времени я звонил в дверь его квартиры. Вот он — момент истины.
Дверь мне открыла Эля.
— Проходи, не стесняйся, — пригласила она.
Я замер, напряг слух, пытаясь уловить, что происходит в глубине жилища. И, к моему недоумению, не услышал ничего. Его безбашенная сестрёнка была одна. Почуяв подвох, я не спешил входить.
— Эдя не дома, но ты проходи, — успокоила меня она.
Зачем ей нужно было приглашать меня, если хозяина дома нет? Что она задумала?
— Не бойся, не съем. Даже над телом не надругаюсь. Только вискарем не злоупотребляй, как в прошлый раз.
И надо же было напоминать об этом. Тогда в кафе я рассказал историю знакомства с Эдуардом в мельчайших подробностях. И она эти подробности запомнила.
— А впрочем, наливать тебе никто и не будет, — ухмыльнулась она. — Не стой в дверях — холодно.
Как во сне, я переступил порог так полюбившегося мне дома в третий раз. Как и прежде, там было чисто и уютно. Под потолком висели мигающие гирлянды. Всё было пропитано тем самым запахом хвои и мандаринов, хотя настоящей ёлки нигде не было, только миниатюрная искусственная сиротливо ютилась на подоконнике.
— Эй, — окрикнула меня Эля. — Мандаринку будешь?
— Да, спасибо.
Как в замедленной съемке я поглощал маленький оранжевый фрукт. Слишком увлёкся разглядыванием интерьера и совсем забыл, кто меня сюда пригласил и зачем. А впрочем, последнего я и не знал.
Эля присела за огромный письменный стол, на который водрузили целый таз мандаринов и наполовину полную пачку бумаги «Снегурочка». А девушка взяла со стола большие ножницы и начала угрожающе вертеть ими. Я же, пытаясь найти логику в происходящем, медленно смаковал несчастный фрукт, пытаясь растянуть это занятие на как можно большее время.
— Хватит мучить мандарин, — не вытерпела Эля. — Это тебе не поможет. Садись и будем работать ножницами. Чё ты как бедный родственник, а?
— Работать ножницами? — я почти уронил свою челюсть на пол.
— Да. Мы будем вырезать снежинки. Не бойся, это не больно, только если чуть-чуть. Эдя очень любит снежинки, но не умеет их делать.
Я осмелел настолько, что сел рядом с ней, взял в руки листок бумаги и осознал, что тоже едва ли умею. А Эля, тем временем, развернула свою снежинку, похожую на сложное кружево. Да мне здесь вообще делать нечего. Решив даже не пытаться, я виновато вернул лист на место.
— Я не смогу.
— Чего? — она неохотно оторвалась от второй снежинки.
— До твоего мастерства мне как до Плутона.
— Ладно, — не стала препираться она. — Тогда расклеивай. Это совсем не сложно. Справишься?
— Справлюсь, — не обратил я внимания на её колкость.
— Тогда не зевай. Я быстро вырезаю. И обрезки сам уберёшь.
Я старался расклеить снежинки так, чтобы ни у кого не могло возникнуть мысли, что это делал дилетант, коим я и являлся. Место для каждой я выбирал с огромной тщательностью.
— Возомнил себя дизайнером интерьера, — посмеивалась Эля.
За полтора часа мы, то есть она, вырезали больше полусотни снежинок. Я же смог расклеить их так, что они смотрелись как настоящий, многократно увеличенный снегопад на темно-синих обоях. Эля, морщась, разминала затекшие от долгой работы пальцы, а я с гордостью великого зодчего разглядывал свое творение.
— Теперь можешь налегать на мандаринки. Ты их заслужил, — разрешила она. — Мы поработали на славу. Аве нам!
— Аве нам! — поддержал я.
— Сейчас придет Эдя и будет готовить…
— Мы ему поможем? — вызвался я.
— Не-не. Меня к еде, которая ещё не до конца приготовлена, подпускать нельзя.
— Это у тебя просто мало практики, — со знанием дела объяснил я. — Я, например, быстро научился, когда мама… ну…
— Не говори об этом сейчас, — прервала она, наверное, прочитав, что я хотел сказать по моей грустной физиономии. — Практики у меня было предостаточно. Мой папка был твердо убежден, что место женщины на кухне, пока со мной не познакомился. Хотел любой ценой меня научить, в итоге научился сам и научил братьев. А затею со мной бросил, когда его отвезли на скорой с отравлением. Братишкам тоже пришлось нелегко. С тех пор он заявил, что на кухне мне появляться нельзя, даже когда готовит кто-то другой. А то происходят странные вещи. У самых умелых даже яичница горит…
Я молча слушал её невероятную историю и почему-то верил каждому слову.
— А Эдя умеет. На тебе же нет такого же проклятия, как на мне. Так что поможешь ему с праздничным ужином.
— Да… — согласился я. — Наверное.
И вздрогнул, услышав, как в замке поворачивается ключ.
— А вот и наш… то есть твой благоверный! — прокомментировала Эля.
А я почти забыл, где я нахожусь. Почему же так быстро?..
========== Глазастая Тарелка ==========
— Привет, — крикнула Эля, не вставая с дивана. — Братишка, мы тебе покушать принесли! Много мандаринок!
— Необычно с твоей стороны, — отозвался из мрака прихожей Эдуард.
Он не спеша прошел в зал, заметил меня. Наши глаза, что закономерно, встретились и…
— Я смотрю, тебе здесь понравилось. Только не говори, что опять под дверью мёрз. Эля?
— Нет, — отмахнулась она, — он снежинки клеил.
Эдуард не стал больше задавать вопросов. Он молча оглядел стену, усыпанную ажурными бумажными кругляшками. Интересно, ему понравилось? Ведь я так старался.
— Мило, — вынес вердикт он.
— Когда твой Серюня придет? — сменила тему Эля.
Эдуард и так выглядел заметно расстроенным, но её вопрос, казалось, его добил.
— Он не придёт, — грустно ответил парень.
Заботливая сестрёнка оживилась. Она пыталась изобразить сочувствие, но радостные нотки так и сквозили в её словах:
— Как не придёт? Он умер?
— Перестань, — строго сказал он. — Я с ним поссорился.
— В который раз уже?
— Я не считал. И тебе бы не советовал.
— Да он пьёт твою кровь! — назидательно произнесла Эля. — Любил бы — не вёл себя, как хищная манипуляторша! Сколько денег он тебе должен, ты помнишь?
— Помню, поэтому тебе необязательно.
— Ну главное — чтоб ты помнил, — согласилась она. — А это, кстати, Андрюша. Помнишь его?
Он сказал, что помнит. Я был несказанно рад, что их семейные разборки, вроде, закончились, даже толком и не начавшись.
— Такое не забудешь, — добавил он.
Они ведут себя так, будто меня здесь нет. Никогда еще я не чувствовал себя настолько лишним. А эти двое не отличаются тактичностью.
— Ладно, — смягчился Эдуард. — Андрюш, спасибо. Где ты научился так вырезать снежинки?
Я хотел признаться, что никогда и не умел, но Эля опередила меня:
— Это я его научила. Он способный!
Эдуард снова ушёл в раздумья, но его сестра была настроена на активность и только на активность.
— С кем праздновать будешь?
Он задумался ещё больше. Казалось, его что-то невыносимо гнетёт.
— Я планировал с Серёжей, но вот тут какая история. Теперь, думаю, что буду отмечать один.
Эля всплеснула руками:
— Опять напьёшься же!
— Сначала прогуляюсь, — возразил он.
— До винно-водочного и обратно же!
— Да, — не стал больше спорить Эдуард. — Куплю «Белую Лошадь».
Название злосчастного виски кольнуло меня воспоминаниями, которые вызывали стыд, и я силился их навсегда забыть. Именно этот напиток послужил причиной для начала моей безумной истории.
— Мне к полуночи надо быть дома, — с сожалением произнесла Эля. — Там карета с тыквами уедет, туфельки износятся. Короче, у тебя будут проблемы, если отец узнает, что я у тебя праздную. А ты куда пойдёшь гулять, если серьёзно?
— Ну, — Эдуард выглядел озадаченным. — Куда ноги понесут.
Эля поспешно встала с дивана, заявив, что мы и так слишком засиделись. Я стал забывчивым в последнее время. Совсем забыл, что всё происходящее — часть её коварного плана. Плана, который поможет мне отбить Эдю у плохого Серёжи и помочь Эде сблизиться со мной. Пока что дело не двигалось с мёртвой точки, но на то Эля и придумывала различные хитрые комбинации, которые мы сейчас будем воплощать в жизнь.
— Мне скоро домой, но ещё только три часа дня — время есть, — заявила она. — Прогуляемся немного втроём!
***
В самый разгар предновогодней суеты я старался не покидать уютную, дарящую тишину и спокойствие квартиру. Даже смотреть в окно в это время избегал. По совершенно неведомой причине торопливоее копошение в тщетной попытке успеть везде в последний момент вгоняло меня в тоску. Да такую, что хотелось завернуться в плед, налить сладкого чаю, смотреть в стену и думать о том, когда это всё уже закончится.
За окном шныряли тёти с огромными пакетами всякой всячины, дорогу сковывали пробки, похожие на парад парализованных машин. А взлохмаченные, наспех одетые мужчины тащили в свои дома последние не проданные ёлочки, больше похожие на палочки.
Сегодня я оказался в самом сердце этого копошения. Если по пути к Эле я ощущал его не так остро, то теперь прочувствовал в полной мере. Лица прохожих и раньше не казались мне особо одухотворёнными, но теперь я заметил, что их глаза пусты. На минуту, я даже готов был поклясться — меня окружали настоящие зомби. Только вместо обычного «Мозги!» ими двигало «Успеть! Успеть до вечера!».
— Хорошо затеять беззаботную прогулку, когда вокруг все будто с ума посходили, — блаженно выдохнул Эдуард.
— Говори за себя, — не согласилась Эля. — Я-то тороплюсь.
— Куда? — спросил он голосом человека, познавшего нирвану.
Мы прогулочным шагом, стараясь не мешать полубегущим людям, подошли к пешеходному переходу. Ждать зелёного света для нас ещё полторы минуты. Насколько я понял, винно-водочный располагался где-то там, через дорогу. Мы, как законопослушные пешеходы, остановились. Эля внезапно схватила меня за руку, и драматическим тоном произнесла:
— Здесь я вас покидаю. Не болейте, не скучайте, не говорите мне лишних слов! Андрюш, ты же никуда не торопишься?