Как только мы входим в номер, парни разбегаются. Дэвида на вечер я отпустил, чтобы мы могли побыть наедине, я веду Оливию на кухню.
За бокалом белого вина она рассказывает мне о своем дне, о бедной, растрепанной молодой мамаше и ее выводке из пяти восставших из ада, посетивших кофейню. Я пересказываю скуку благотворительного обеда Нью-Йоркской комиссии по искусству, который на самом деле является лишь предлогом для политиков, чтобы их услышали.
Из деревянной подставки на столе беру нож для нарезки, и неприятный, пронзительный звук, возникающий от его скольжения по точильному камню, на мгновение останавливает наш разговор. Оливия подходит сзади и заглядывает мне за плечо, пока я нарезаю лосось и сельдерей соломкой размером со спичку.
- Где ты этому научился? - спрашивает она с улыбкой в голосе.
- В Японии.
Оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, как она закатывает свои красивые глаза, потому что подозреваю, она уже знала ответ. Затем она сама берет нож, встает рядом со мной и быстро нарезает три морковки, так же хорошо, если не лучше, чем я. Затем застенчиво пожимает плечами.
- Манхеттен. - Мы оба посмеиваемся, она кладет нож на стол, а я мою руки. Вытирая их чистым полотенцем, я прислоняюсь к раковине, наблюдая за ней.
Оливия проводит рукой по столешнице, рассматривая блюда со специями и рисом, креветками и лососем. Она опускает палец в маленькую миску с черным соевым соусом и, кажется, движется в замедленном темпе, когда подносит палец ко рту и обхватывает его своими великолепными гребаными губами.
Я никогда не кончал в штаны, но я опасно близок к этому.
Стон застревает у меня в горле, потому что я хочу быть этим пальцем - больше, чем хочу дышать. Наши глаза встречаются и не отрываются друг от друга. И воздух между нами сгущается - наполняясь электромагнитными частицами, притягивающими нас друг к другу.
С ужином придется подождать.
Глядя ей в глаза, слыша, как с ее влажных губ срывается слабый вздох, я точно знаю - мы ни за что не продержимся так долго. Затем из соседней комнаты доносится шум, и Оливия подпрыгивает. Будто ее застукали за чем-то неприличным. Она слишком хорошо осведомлена о присутствии группы безопасности. И это никуда не годится.
- Логан, - зову я, не сводя с нее глаз. Он просовывает голову в дверь.
- Да, сэр?
- Уходите.
Следует небольшая пауза. А потом:
- Есть. Мы с Джеймсом и Томми будем внизу в вестибюле и у лифта - чтобы никто не поднялся наверх.
Мы ждем, глядя друг на друга... и когда лифт издает сигнал, доказывая, что мы, наконец, совершенно, благословенно одни, это похоже на стартовый выстрел на марафоне.
Мы двигаемся одновременно - Оливия прыгает вперед, и я обнимаю ее. Руки хватают, ноги обхватывают, рты сталкиваются. Она сжимает мою талию своими бедрами, а мои ладони сжимаются на упругой выпуклости ее задницы. Мои зубы нежно покусывают эти великолепные гребаные губы, прежде чем накрыть ее рот обжигающим, влажным поцелуем.
Да, да, вот оно. Все, о чем я мечтал - только лучше.
Рот Оливии горячий и влажный и на вкус как сладкий виноград. Она стонет Мне в рот - звук, от которого я легко могу опьянеть.
Веду нас к кухонному столу, опрокидывая стул. Сажаю ее на конец, мы оба дышим тяжело.
- Я хочу тебя, - хриплю я на случай, если это не ясно. Ее глаза яркие и безумные - охваченные тем же цунами ощущений, что и мои. Она срывает с себя серую фланель.
- Возьми меня.
Господи, эта смелая, дерзкая девушка - я обожаю ее.
Бледные руки Оливии обвиваются вокруг моей шеи, мы снова сталкиваемся, целуясь и обнимаясь. Я подтягиваю ее бедра к краю стола, трусь своей твердой, как камень, эрекцией между ее раскрытыми, обтянутыми джинсами ногами. Моя рука ныряет в ее мягкие волосы, обхватывая затылок, удерживая неподвижно, чтобы я мог снова и снова пить с ее рта. Она снова стонет, сладко и долго, и этот звук толкает меня прямо к краю, заставляя дрожать от желания.
Затем, с ногами, крепко обхватившими мою талию, она отталкивается от моих плеч, заставляя меня отступить, прерывая наш поцелуй. Я подхватываю ее движение, когда она дергает за край моей рубашки, и помогаю ей - стягивая ее через голову. Ее потемневшие, очаровательные голубые глаза широко распахиваются, когда она смотрит на мой обнаженный торс, гладкие, нежные, как лепестки, ладони скользят по моим плечам, груди, вниз по кубикам пресса.
- Господи, - тихо выдыхает она, - Ты такой чертовски... горячий.
И я смеюсь. Ничего не могу поделать. Хотя я уже слышал подобные комплименты раньше, в ее голосе звучит удивление, благоговение - это просто слишком очаровательно. Смех все еще грохочет в моей груди, когда я снимаю ее майку через голову. Но резко останавливаюсь, когда вижу грудь Оливии, скрытую лишь невинным белым кружевом.
Потому что они правда идеально красивы.
Отклоняюсь назад, мои бедра кружатся и трутся, губы скользят по ее нежному плечу к шее - останавливаясь, чтобы сильно вобрать в рот кожу возле жилки, где бьется пульс, заставляя ее задыхаться. Зубами провожу по раковине ее уха.
- Я хочу поцеловать тебя, Оливия.
Она хихикает, массируя мне спину.
- Ты и так целуешь меня.
Я веду рукой между нашими телами, между ее ног, потирая то место, где ей уже жарко и больно.
- Сюда. Я хочу поцеловать тебя сюда.
Она обмякает в моих объятиях, ее голова клониться в сторону, так что мой рот может свободно блуждать по шее.
- О, - стонет она на выдохе, - хо… хо... рошо.
Я дюжину раз представлял себе, как трахаю ее на столиках в кафе, но этот кухонный стол не подходит. Мне нужно больше места. И я хочу, чтобы, пока я буду ее вкушать, ее спины касались только мягкость и шелк.
Одним движением подхватываю Оливию и перекидываю ее через плечо, как пещерный человек, и направляюсь в спальню. Она визжит, смеется и сжимает мою задницу, пока я иду по коридору. Я игриво шлепаю ее в ответ.
Она приземляется в центре большой кровати с сияющими глазами, улыбающимися губами и раскрасневшимися щеками. Я стою у края постели, маня ее рукой.
- Иди сюда.
Она встает на колени и приближается, но уклоняется, когда я пытаюсь ее поцеловать, вместо этого прокладывая губами по моей груди дорожку из дюжины нежнейших, благоговейных поцелуев, от которых моя кровь вспыхивает огнем. Я обхватываю ее лицо руками, ведя себе навстречу.
А потом медленно целую. Глубоко.
И дразнящая игра, шутливый дух, который окружал нас, рассеивается, сменяясь чем-то более мощным. Нетерпеливым и первобытным. Губы Оливии не отрываются от моих губ, пока мои руки блуждают за ее спиной, расстегивая застежку лифчика. Я спускаю бретельки с ее рук и обхватываю ладонями мягкие, полные груди.
Мои большие пальцы скользят туда-сюда по ее соскам – заставляя их затвердеть до состояния двух пиков цвета пыльной розы. Она посасывает кожу на моей шее и кусает за мочку уха – от безрассудства становясь более жесткой - а потом я опускаю голову и мой рот занимает место моих больших пальцев.
Я втягиваю ее в себя долгими, медленными затяжками и быстро ударяю языком. Оливия выгибает спину, пытаясь подобраться ближе, и ее ногти впиваются в кожу у меня на лопатках - оставляя полумесяцы, которыми я буду завтра наслаждаться. Я двигаюсь к ее другой груди, дуя вначале, дразня немного, пока она не дергает меня за волосы. Мой рот всасывает сильнее, приводя в действие зубы, прижимаясь к дразнящей плоти.
Когда Оливии начинает двигать бедрами, заискивающе кружа в неистовом темпе, и издавая гортанные стоны, я поднимаю голову от ее сладкой груди и укладываю ее на спину.
Она смотрит мне в глаза и я теряюсь. Иду ко дну. Впадаю в зависимость. Нет ни одной другой мысли, ни желания - кроме как доставить ей удовольствие. Заставить ее увидеть звезды и прикоснуться к небу.
Ловкими пальцами расстегивают ее джинсы, стягивая их вниз по ногам, и выпрямляюсь.
Наслаждаюсь видом - раскрасневшейся, разгоряченной кожи Оливии, лежащей почти обнаженной посреди моей кровати. Тем, как ее черные как смоль волосы лежат на потрясающей, безупречной плоти ее груди. Ее скульптурным плоским животом, и тем, как тонкие полоски ее пастельно-розовых трусиков цепляются за изящные бедра.
Треугольник ткани между ее ног - прозрачное кружево. Он показывает аккуратный, довольно маленький кустик мягких черных кудрей. Это совсем другое - большинство женщин, с которыми я был, делают все возможное, чтобы их вагина подражала мистеру Бигглсуорту, лысому коту Доктора Зло.
Мне еще предстоит узнать об Оливии то, что мне не понравится, но это мне очень, очень нравится.
Я чувствую на себе ее взгляд, когда облизываю губы и скольжу розовым кружевом вниз по ее ногам - давая себе беспрепятственный обзор.
- Господи, ты красавица, - стону я. С ухмылкой я заползаю на кровать, нависая над ней. - Достаточно хорошенькая, чтобы съесть тебя на завтрак, обед и ужин - и все равно еще захочется на десерт.
Я поднимаю ее лодыжку к своему плечу - затем медленно двигаюсь вниз, целуя и посасывая кожу ее икры, за коленом, к ее упругой внутренней поверхности бедра. Ее дыхание прерывается, когда я кладу ее ногу обратно на кровать, а свои ладони на ее бедра, широко их раздвигая. Я облизываю два пальца и провожу ими по ее створкам, потирая, изучая. Глаза Оливии закрываются.
- Николас.
Да, это то самое место.
Мои пальцы совершают круговые движения по прекрасному клитору Оливии - розовому и набухшему - и я опускаюсь на живот. Целую ее бедро, всасывая достаточно сильно, чтобы оставить след.
- Повтори мое имя еще раз, - бормочу я.
Грудь Оливии быстро поднимается и опускается.
- Николас.
Она задыхается и охает, когда мой рот приближается к цели.
- Еще.
Все еще орудуя пальцами, мой нос касается мягких завитков, таких же ароматных и сладких, как и все остальное в ней. А может, и больше.
- Николас, - стонет она хриплым умоляющим голосом.
Музыка для моих гребаных ушей.
Тогда я даю ей то, о чем мы оба мечтаем.
Мой рот движется по ее киске, окутывая ее горячим поцелуем, и мой язык скользит между этими опухшими губами. С громким всхлипом она приподнимает бедра, но я держу ее крепко. Сосредоточенный и неумолимый в своей потребности довести ее до оргазма.
Боже, ее вкус. Ощущение гладкости на моем языке. Это великолепно.
Достаточно, чтобы мои бедра уперлись в кровать в поисках освобождения.
Я двигаюсь губами к клитору Оливии, сильно посасывая, в то время как два моих пальца входят и кружат внутри нее. О, она тугая. И жаркая. И такая мокрая, что это может свести меня с ума.
Но она такая аккуратная, что мне действительно нужно быть с ней осторожным.
Эта мысль вылетает у меня из головы, когда Оливия выгибает спину, шею и открывает рот, чтобы прошептать мое имя. И кончает. Потрясающе. Фантастически. На мой язык, у моего рта, извиваясь от чистого блаженства.
Когда Оливия обмякает на кровати, я практически набрасываюсь на нее. Она, кажется, не возражает. На самом деле, после всего лишь нескольких минут поцелуев, она толкает меня назад, переворачивая нас, чтобы поцелуями проложить себе путь вниз по моей груди.
Она быстро расстегивает мои брюки, бросая их на пол. И смотрит на меня с таинственной улыбкой на губах - достаточно долго, чтобы я спросил:
- Что?
Оливия слегка пожимает плечами.
- Интернет оказался неправ. Там говорилось, что ты носишь нижнее белье от Calvin Klein.
Совершенная ложь — я вообще не ношу нижнее белье.
- Не верь всему, что читаешь.
Когда она обхватывает рукой мой изнывающий член, я чувствую себя так чертовски хорошо, что не могу вымолвить ни слова - мои глаза закрываются, а голова зарывается в подушку позади меня. Оливия умело гладит меня - раз, другой, но это все, что я позволяю. Это все, что я могу вынести. Если она продолжит в том же духе, я, нахрен, опозорюсь.
Рывком поднимаюсь, обнимаю ее, перекатываю обратно под себя и захватываю ее рот, как умирающий, которому в последний раз принесли поесть. Вслепую нащупываю рукой ящик ночного столика, куда Дэвид положил презервативы. Но когда Оливия выгибается, почти касаясь своим скользким входом кончика моего члена, я полностью отстраняюсь. Быстро.
- Секунду, милая.
Я зубами разрываю обертку с презервативом, и руки Оливии переплетаются с моими, пытаясь как можно быстрее его натянуть. И вот он я, над ней, смотрю в эти потрясающие темно-синие глаза, которые поймали меня с первого момента. Делаю глубокий вдох, молча моля о контроле, а затем вдавливаю в нее головку члена. Аккуратно и только кончик. Оливия открывает рот от удовольствия. И мое сердце колотится так быстро и сильно, что я думаю, могу умереть. Какой чертовски идеальный способ уйти из жизни.
Она прижимает ладонь к моей щеке, тянется за поцелуем, притягивая меня к себе. Медленно, я проскальзываю в нее - прекрасные мышцы так плотно и влажно облегают меня – растягивая для нужного мне пространства. Когда наши бедра встречаются, и мои отяжелевшие яйца упираются в зад Оливии, я замираю. Тяжело сглатывая комок, наждачкой двигающийся по горлу. Ее глаза закрыты, ресницы трепещут, как крошечные нити черного шелка.
- С тобой все в порядке?
Я задыхаюсь. Пожалуйста, прошу, скажи да. Прошу, позволь мне двигаться. Позволь входить, вжимать и трахать. И тогда она делает самую простую, самую чудесную вещь. Она открывает глаза - и мне кажется, что она вырывает мое сердце - забирая его себе.
- Да.
Определенно мое любимое слово.
Я чувствую, как она сжимается вокруг меня - ее бедра дергаются вверх, пробуя это ощущение.
- О Боже, - стонет она. - Двигайся, Николас. Я хочу чувствовать тебя. Всего тебя. Сейчас.
А эти слова теперь мои вторые любимые.
Удерживая свой вес на руках, я отстраняюсь и с гортанным стоном медленно толкаюсь в нее. Потому что это просто чертовски фантастично. Неописуемо.
Руки Оливии обвиваются вокруг моей шеи, мои ладони скользят под ее лопатки, придерживая ее голову, пока я двигаюсь на ней ровными, уверенными движениями. Наши прерывистые вздохи смешиваются, мы целуемся и пробуем друг друга на вкус, удовольствие поднимается, сжимаясь с каждым движением.
Пока не достигнем пика.
Мои бедра двигаются без раздумий, вбиваясь теперь сильнее, спеша поймать оргазм, который обрушивается на нас обоих. И тогда мое сознание становится белым, пустым – в подвешенном состоянии в этот прекрасный момент глубокого, плотского удовольствия. Оливия там же со мной. Она кусает меня за плечо, но я этого не чувствую. Все, что я чувствую, это то, где мы соединены, где я мощно пульсирую внутри нее, отдавая все, что у меня есть, снова и снова.
Оливия лежит на сгибе моей руки, красивая и совершенная, пристально глядя на меня, ее рука скользит вниз по моей груди, проводя кончиками пальцев по моему животу, а затем обратно, чтобы начать все сначала.
- Ты прекрасна, когда кончаешь. - Я провожу костяшками пальцев по розовому яблочку на ее гладкой щеке. - И после.
Она хлопает ресницами, глядя на меня.
- Я стараюсь.
Когда моя рука отступает, она ловит мое запястье, глядя на браслеты, которые постоянно на нем.
- Ты тоже надевал их прошлой ночью. Они имеют какое-то особое значение?
Стягиваю круг из тикового дерева и передаю его ей, чтобы она посмотрела поближе. Ее палец проводит по гравировке.
- Этот принадлежал моему отцу, - говорю я ей. - Одним летом, будучи подростком, он строил дома в Африке. Одна из деревенских женщин дала его ему – благословение, как она это назвала - для защиты. Он носил его почти все время. - У меня сжимается горло. - После похорон мне его отдал наш дворецкий Фергюс. Он сказал, что нашел его на комоде отца — не знаю, почему он не взял его с собой, когда они уезжали в Нью-Йорк. Я ношу его не из-за суеверия... мне просто нравится иметь при себе что-то, что было близко к ему.
Оливия крепче прижимается ко мне и снова надевает браслет на мою руку.
- А этот? - теребит она платиновые звенья на том же запястье.
- Этот Генри, - легкая улыбка появляется на моих губах. - Наша мама сделала его для него, когда ему было восемь лет, она была уверена, что идентификационные браслеты возвращаются в моду. - Я посмеиваюсь при воспоминании об этом, и Оливия тихо смеется. - Он ненавидел его, но ради нее делал вид, что ему нравится. - А затем я моргаю из-за жжения в глазах. - После того как их не стало, Генри так его и не снял. Он добавил звенья, когда вырос из него. Он не мог взять его с собой на военную службу, поэтому попросил меня позаботиться о нем, пока не вернется домой.