- Я не знал, что мне можно делать, - только и ответил Кастиэль, отказываясь даже смотреть на Дина. Он, вероятно, был испуган, но Дин понятия не имел, чего можно бояться. Они просидели в молчании несколько минут, прежде чем Дин осознал, что есть кое-что. Он сам. Но разве он повел себя как-то иначе, чем обычно? – Я не хотел, чтобы так вышло.
- Ты тут причем? – нахмурился, не понимая, Дин. Ну не знал, как, не открыл, перегрелись, - проблем было не намного больше, чем у них уже было. Ответом ему было только голодное урчание живота Кастиэля. Кастиэль нехорошо покраснел и вовсе отвернулся.
- Ты же меня вытащил, чтобы оставить, верно? – Кастиэль сжался еще сильнее, стараясь и вовсе занять как можно меньше места. Дин даже не сразу понял, о чем он говорит, но его гневную тираду прервал звонок мобильного, что оставался в кармане джинсов. Не предчувствуя ничего хорошего, Дин ответил на звонок:
- Да, Бобби.
- Дин, я понимаю, что это твой способ уходить от проблем, и я могу его объяснить для окружающих. Я знаю тебя так долго, что способен на это. Еще день, и Кастиэля объявят в розыск. Твоя фотография и имя появятся во всех телевизорах и газетах страны. Ты знаешь, что это значит, Дин?
- Что меня пытается отследить по звонку полиция и что мой отец об этом узнает. Но я не крал вашего парня. Кастиэль, скажи им, - он протянул телефон Кастиэлю, но того словно парализовало. Он смотрел на телефонную трубку так, словно она была ядовитой змеей.
- Дин, ты меня слышишь? Кастиэль не разговаривает. Он никогда не выходил на улицу, ни в детстве, ни в больнице. Он не знает, что за мир его окружает, - Дин сбросил звонок, понимая, что еще бы чуть-чуть, и по сигналу мобильного их бы легко обнаружили. Но он не знал, успел ли он или ему так показалось. Он убрал телефон и посмотрел на Кастиэля в ожидании ответа.
- То есть как это – не разговаривает? – спросил он самым спокойным тоном, на который был спокоен. – Если бы ты заявил, что я тебя не крал, у нас было бы гораздо меньше проблем. И первая из них – я тебя не крал, черт возьми! – тут он сорвался.
Кастиэль онемел совершенно. Он даже не смог ответить. В его глазах был такой ужас, что и представить было нельзя, что простое повышение голоса так на него подействует. Когда Дин сел на корточки, не зная, как это исправить, Кастиэль упал на руки назад, мгновенно отодвигаясь от Дина.
- Я не хотел повышать голос. Это бывает, когда не можешь контролировать ситуацию, - мягко проговорил Дин, поднимая руки и так же опускаясь на колени перед ним. – Я не хотел повышать голос, - повторил он еще тише, так, чтобы хоть это привлекло внимание Кастиэля. Темно-синие глаза стали еще темнее и шире, а сам Кастиэль замер. – Я не собираюсь тебя оставлять или возвращать. И за то, и за другое мне грозит срок, потому что я был на досрочном за когда-то хорошее поведение. Он у меня уже есть, этот срок, если я не успею добраться до моего отца. У него достаточно возможности, чтобы разрешить этот вопрос. Я не самая лучшая компания для путевки в жизнь, Кастиэль.
По Кастиэлю трудно было сказать, верит он словам Дина или нет. Но медленно, очень медленно он начал расслабляться, хотя все еще ничего не мог сказать. Он осторожно сел ровнее, тем самым ближе к Дину, чем показал – поверил.
- Я не знаю, как разговаривать с другими людьми, - произнес наконец Кастиэль, проводя рукой по траве. – Я случайно заговорил с тобой. Но с другими это слишком тяжело, мне хватало жестов, - он не стал больше ничего говорить, да Дин и не стал просить. Он поднял Кастиэля, предложив ему руку, после чего наугад пошел сквозь небольшой лесок, надеясь, что река там все же будет. Очень скоро влажная земля подсказала, что направление было выбрано правильно. Какие-то минуты, и в мгновение ока перед их взором предстала неширокая заросшая речка. Плавать в ней в любой другой день Дин ни за что бы не стал, но в данном случае у него не было выбора. При свете дня и в спокойной обстановке он наконец-то сумел рассмотреть непрошенного попутчика. Кастиэль был болезненно худым, даже слишком, и потому его действительно можно было принять за ребенка. Огромные из-за худобы глаза смотрели всегда прямо и открыто, но теперь Дину было понятно и это: он не хотел бы спрашивать о том, почему Кастиэль никогда не оказывался на улице. Недаром он оказался в психушке. Но ведь, с другой стороны, он не из этих опасных психов, он лишь другой. Не такой, как обычные люди. Почему за это его тоже должны запирать? Дин не осознавал в тот момент всей картины, лишь мимолетно отмечал и синяки под глазами, и проступающие вены над веками, и бледные губы, почти теряющиеся в цвете лица, бескровные щеки и слабую хватку, но он никогда не умел складывать вместе очевидные факты. Он списал это на жизнь в психушке. Она, наверное, не способствовала оздоровлению.
Он непонимающе посмотрел на Кастиэля – парень был зачарован… Но и только. Может ли быть так, что он даже не понимает, зачем Дин привел его сюда? Пожалуй, поздновато для купания, да и вода могла быть холодной, но кто знает, как тепловой удар скажется на нем. Это Дин может получать до трех таких за один день, будучи, сколько себя помнил, на улице. Но этот несуразный и неловкий человек заставлял Дина приглядываться к тем деталям жизни, которые для Винчестера уже были сами собой разумеющимися.
Дин, вздохнув, потянул мокрую футболку через голову. Не самая лучшая идея, но без личного примера он Кастиэлю не объяснит. По части педагогики и терпения был Сэм. Дин шел напролом и не отличался способностью к поиску легких путей. За футболкой последовали и джинсы, когда пристальный взгляд Кастиэля застал Дина врасплох. То есть он не был стеснительным, конечно, но не выглядело ли это как совращение психически слабого? Тьфу, что он вообще привязался к этому психически слабому! Просто у Кастиэля не было никаких моральных представлений, вот и все. А взгляд нервировал. В основном потому, что не скрывал откровенного, почти детского восторга.
- Просто повторяй, хорошо? – сам теряя уверенность, предложил ему Дин. Кастиэль потянул футболку наверх, что было похоже на отработанное движение. Могло быть гораздо хуже. Хотя он был достаточно сообразителен, чтобы добраться за Дином до квартиры незамеченным. Как, черт возьми, Дину вообще стоило его воспринимать? Теперь не было никакого шанса на то, чтобы его вернуть. А бросить… Не было ни одной мысли и не могло быть. Дин не из тех людей, кто так просто отмахивается от проблем. В конце концов, он воспитывал Сэмми, пока имел на это право. Может, воспитает еще одного.
Поэтому он, отбросив обычные мысли о неловкости, подошел к Кастиэлю. След от былого страха заставил Дина испытать вину, но он не любил слишком много о чем-то размышлять. Он подал Кастиэлю руку, пока тот стягивал уже посеревшие больничные штаны. Ребра, однако, не проступали, несмотря на самые страшные ожидания Дина. Кастиэль оказался скорее просто на грани стройности и худобы, так что кормили, наверное, в больнице действительно неплохо. Мягкая линия живота сочеталась с полным отсутствием лишней жировой прослойки, и он был скорее даже гармоничен обнаженным, чем пугающим и вызывающим сострадание. Так что Дин едва не сделал рефлекторный шаг вперед – доверяющий ему парень с какой-то особенной изящностью и определенно уникально гармоничным телом, которое так отвечало его характеру, мог стать для Дина проблемой. В основном потому, что желание защитить разом перешло в какую-то другую сторону, натолкнувшись на поставленную в моменте мгновенного страха невидимую стену – нет. Кастиэль даже не подозревал ни о чем. Он покорно вытянулся на солнце, смотря на Дина снизу вверх. Он прищурился от ярких лучей солнца и ни о чем не подозревал.
В то время как Дин придумывал себе оправдание. Низко? Вероятно. Отвращение к себе? Очень кстати. Не мог же он все это время не подозревать этой склонности к подобному типу парней. Бывало, он спал с парнями. Бывало, его не волновал вопрос возможности и ориентации. Бывало, он пробовал и снизу, и сверху. Но не цепляло. Как не цепляли девушки. Как будто его время еще не пришло остановиться, понять, чего он хочет. Сейчас то, конечно, тем более было не то время.
И тем не менее ему страшно хотелось протянуть руку и коснуться светлой и нежной кожи живота Кастиэля. Вероятно, парень бы даже не понял. Вероятно, Дин мог бы сделать все, что угодно, без малейшего сопротивления. Только это отвратительно. Должно быть, сказалась перестрелка, погоня и беспокойная ночь в машине. Как хорошо, что человек может прятать самые грязные мысли подальше.
Как хорошо, что мораль, несмотря на опошление, на стереотипность и нелогичность, заложена в каждом из нас. Поэтому Дин попросту повел его за руку к воде, вспоминая, как когда-то водил Сэма в ванную, когда тот был еще совсем маленьким.
***
Кастиэль смущенно кутался в большую ему рубашку Дина. За последние два часа он как будто бы перестал думать и говорить про себя, что с ним никогда не случалось. Вокруг было так много того, что он никогда не знал и не ощущал, что думать не было нужды. А еще рядом был Дин, и Дина было больше, чем кого бы то ни было за всю жизнь Кастиэля. Он не понимал, почему Дин порой хмуриться, когда отворачивается и думает, что Кастиэль его не видит. Разве можно еще о чем-то думать после того, как они так здорово провели время в этой речке, которая оказалась совсем не холодной? Кастиэль никогда не смеялся так много. У него болели щеки, а еще казалось, что вода осталась в ушах, сколько он ни прыгал смешно на одной ноге, как показывал ему Дин. Как можно после всего этого думать о чем-то еще? Ведь это прекрасное утро (хотя технически был день).
И теперь, когда Дин сидел рядом на этой же поляне, на которой он решил остаться после того, как после покупок на ближайшей заправке увидел патруль полицейских, чересчур усиленно рассматривающих темноволосых юношей, Кастиэль мог продолжить изучать его. В больнице у него не было живой розы. Никогда. Он никогда не видел их живыми с тех пор, как мама ушла. А Дин напоминал ему розу, которую он хотел нарисовать, но рисовать не было смысла, ведь вот он, живой и лучше нарисованного. Для Кастиэля Дин стал целым миром, пусть никто из них об этом не подозревал.
Кажется, Кастиэль перестал думать в тот момент, когда Дин взял его за руку. В процессе раздевания не было ничего не обычного, разве что никто не торопил Кастиэля. А он торопился по привычке сам и едва не упал. От одного прикосновения сильной руки к его руке Кастиэлю стало слишком жарко. Он так удивился этому ощущению, ведь он не мог заболеть, что посмотрел на Дина прямо. Ему приходилось щуриться, чтобы разглядеть, но он был зачарован. Неужели все на улицах были такими? Ему было жалко, что он не прошелся по улице просто так, не гонясь за уборщиком. Были ли они все такие красивые, такие, как Дин? В нем было все такое простое и такое притягательное, как шоколадный торт на Рождество. Кастиэлю бы очень хотелось прикоснуться к Дину, как он всегда подбирался на кухне к торту еще до наступления праздничного ужина. Неважно, что он не хотел есть как следует, просто было что-то волшебное в этом первом знакомстве. Своя традиция.
А потом была теплая вода. И Кастиэль совершенно не понимал, что в ней надо делать, когда Дин подобрался к нему совершенно незаметно под водой и потянул вниз. Кастиэль испугался так, что не разбирал, как ему стоит ухватиться за Дина. А Дин только смеялся, несмотря на то, что испуганный Кастиэль обнимал его руками и ногами и отказывался отпускать. Он научил Кастиэля плавать. Кастиэлю это давалось слишком тяжело, он уставал от пары движений, но зато мог легко лежать на спине и разглядывать небо. Это было так красиво. Вода держала его без проблем, ведь он, наверное, ничего не весил, а рядом плавал Дин. И хотя Кастиэль не видел его, только бесконечную высоту неба, ему было тепло от того, что Дин где-то рядом. Вот бы так продолжалось вечно.
Но Дин запретил ему лежать так и дальше, потому что Кастиэль мог замерзнуть. Он страховал его, удерживаясь на воде рядом, пока Кастиэль неуверенно плыл в сторону микроскопического пляжика, где можно было встать на песчаное дно ногами. И тогда Кастиэль понял, что действительно замерз. А потом была игра. Наверное, потому что Кастиэль помнил только радужные брызги и легкую прохладу. Он выдыхался слишком быстро, но от этого все равно старался бежать за Дином и от него по воде, потому что это было здорово. Они когда-то бегали так с Гартом. Только Гарт был… другим.
А Кастиэлю очень хотелось поймать Дина. Только ему, конечно, не хватало для этого сил.
- Черт, я совсем не подумал о еде, - хлопнул себя по лбу Дин, набрасывая прямо так, на мокрые плечи обратно футболку, чтобы она прикрывала спину. – Ты, наверное, с утра есть хочешь?
- Нет, - покачал головой Кастиэль. Он совершенно не хотел есть. И он отчаянно не хотел уезжать отсюда куда-то еще. Здесь был другой Дин. Не тот, что прижимал его вчера в этом шуме к себе, защищая. Не тот, что держал его за руку. Не тот, что спал с утра в машине. Он был каким-то снова другим, а Кастиэлю это слишком нравилось. Он так хотел остаться, что шагнул к Дину и прижался к нему, не замечая того, что от оставшейся на коже воды по спине побежали мурашки. Он попросил. Просто, закрыв глаза, ожидая, что его ударят, сделают что угодно, заставлял себя думать о том, что здесь ему слишком хорошо, чтобы он не попросил. Молчание затянулось, а Дин даже не двигался. И наконец что-то словно переключилось в Дине, очень громко для Кастиэля, потому что он обнял Кастиэля поперек плеч, как обнимают, наверное, маленьких детей. Кастиэль иногда обнимал так Банши. Она была, в сущности, очень несчастливой девочкой.
- Я только съезжу за едой и вернусь, - и в самом деле. Он заставил Кастиэля переодеться в свои вещи, что лежали у него в сумке в машине, а потом попросил никуда отсюда не уходить. И Кастиэль просидел на этой поляне все полчаса, легко уйдя в свои мысли. Иногда он вставал, босыми ногами чувствуя свежую и нагревшуюся на солнце траву, а потом садился вновь. Рубашка Дина пахла так знакомо, что он кутался все сильнее и сильнее, и в одном лишь желании снова увидеть Дина он легко прождал все полчаса, а может, и больше. Дин приветствовал его гудком.
Кастиэлю, кажется, захотелось есть.
Он не умел думать о том, что будет завтра. Там, в больнице, завтра всегда одно и то же. А сейчас, на траве перед отдающей тепло машиной, рядом с Дином, который, кажется, интереснее всего мира – как можно жить в мире, где на одного человека уходит столько времени – Кастиэль подумал о том, каким будет завтра. Он не знал. Это его как будто бы испугало, хотя Кастиэль не очень хорошо знал, каким бывает страх. Тогда, на чердаке, ноги его отказывались держать, а сейчас просто болел живот. Несильно, но как-то очень ощутимо. Кастиэл потер его, надеясь, что все пройдет. Хотелось молчать. Как так, ведь он мечтал задать Дину тысячу вопросов, а теперь не может и слова сказать? Должен ли был он вообще обнимать Дина? Это было очень приятно. И очень просто.
А еще тепло. Кастиэль покраснел почему-то, продолжая думать об этом, а Дин как будто бы не замечал.
Принесенный ему из придорожного кафе обед таял на глазах, в отличие от обеда Кастиэля. Он не смог съесть больше двух ложек. Не хотелось. Да и при попытке съесть больше начинало тошнить. Кастиэль отложил в сторону кусочки курицы, но тошнота усилилась. Он поднялся на ноги, не понимая, почему мир вокруг так кружиться, когда Дин мгновенно оказался рядом – и Кастиэль не видел его, потому что в глазах темнело, а ощущал один лишь запах. Это был слишком приятный запах.
Он не смог нарисовать бы Дина, потому что Дин – больше, чем просто картинка. На этом он отключился.
***
- Похоже, что у него анемия. Я не уверен, что смогу сказать вам больше без истории болезни, но на данный момент у него остро не хватает гемоглобина в крови. Сейчас он на уровне пятидесяти, и я не могу сразу сказать, почему так происходит, - Кастиэль сидел на кушетке, поджав под себя ноги. Стоило ему увидеть доктора, как он мгновенно закрылся и перестал разговаривать. Дин привез его сюда уже в сознании, когда в тот момент, когда Кастиэль обмяк в его руках, уже начал волноваться. Если честно, он откровенно запаниковал. Кастиэль не приходил в себя, и тут уже никакая угроза тюрьмы не испугала Дина – он ринулся искать ближайшую больницу. Кастиэль открыл глаза минут через десять, но как будто бы не понимал, что с ним происходит. Он не сопротивлялся, когда Дин взял его на руки и понес в приемное отделение больницы. Черт, он на уши поставил эту гребанную больницу, чтобы они осмотрели Кастиэля. И вот теперь врач говорит ему какие-то непонятные слова, от которых Дину становится еще хуже.