— Одрина, уже поздно, — говорю я. — И я устала. У меня нет времени на твои глупости, так что просто уйди.
Я направляюсь к двери, открываю ее и жду, зевая.
— Все равно я не верю тебе, — говорит она, когда подходит ко мне. Остановившись, она снова опускает взгляд на мой живот и фыркает. — Ты просто чертова обманщица, и меня сводит с ума, что я единственная, кто видит тебя насквозь.
Смеясь, я закатываю глаза.
— Спокойной ночи, Одрина.
— Они обо всем узнают, — выпаливает она. Кажется, это угроза.
— Спокойно ночи, Одрина.
Закрыв и заперев за ней дверь, я прижимаюсь спиной к гладкому дереву и, наконец, выдыхаю.
Вот черт.
Глава 23
Мари
— У нас был секс, так?
Мужской голос заставляет мое сердце сжаться, когда в два часа ночи я совершаю набег на холодильник Резерфордов. Большую часть последних нескольких часов я провела, ворочаясь в кровати. Сон никак ко мне не приходил, и, помимо всего прочего, желудок решил, что именно сейчас самое подходящее время перекусить.
Захлопнув дверцу холодильника, я натыкаюсь на Алека, стоящего в одних спортивных штанах. Его руки упираются в бедра, а на лице самодовольная ухмылка.
— Мне показалось, я тебя уже где-то видел, — говорит он.
— Думаю, нам не следует сообщать об этом Хадсону. Не сейчас.
— Пф-ф. — Он проходит мимо меня, распахивает дверь холодильника и заглядывает внутрь. — Я — могила. Не хочу чувствовать себя неловко, понимаешь?
— Хорошо. Да. Я тоже, — соглашаюсь я, покусывая внутреннюю сторону щеки. — То есть, рано или поздно он все равно должен узнать. Но не сейчас.
— Может, ему и вовсе не нужно об этом знать? — Алек достает пакет апельсинового сока, откручивает крышку и делает большой глоток, прежде чем поставить его на место. Как бы хорошо ни был воспитан и богат Алек, теперь, когда провела с ним чуть больше времени, он напоминает мне свободолюбивого мальчишку. — Мари, я ни в коем случае не хочу оскорбить тебя, но, по правде говоря, я с трудом помню ту ночь. Я был пьян в стельку.
— Серьезно? А мне так не показалось.
— Это моя особенность, — говорит он. — В любом случае, это была просто интрижка. Ничего больше. А теперь ты выходишь замуж за моего лучшего друга. Всё ведь в порядке, да?
У меня отвисает челюсть. Мне хочется все рассказать ему.
Очень хочется.
С каждой секундой узел в моем желудке становится туже.
Сейчас не подходящее время. Пока.
— Конечно, всё в порядке, — говорю я, выдавливая улыбку.
— Тебе стоит что-то с этим сделать. — Он указывает на мой живот.
— Что? — Мои руки прикрывают пока еще плоский живот.
— У тебя урчит в животе.
— О. — Я смеюсь, выдыхая. — Точно.
Схватив молоко, я направляюсь к кухонному шкафу, чтобы отыскать хлопья.
— Будешь? — предлагаю я через минуту, держа в руках коробку «Фростед Флейкс».
— Это мои любимые. Ты как будто прочитала мои мысли, Мари. — Он берет ложки и миски, а я насыпаю хлопья и заливаю их молоком. Не могу перестать думать о том, захочет ли он принимать участие в жизни ребенка и какими родителями мы сможем стать. Но в то же время прекрасно понимаю, что не стоит ждать слишком многого, учитывая ироничность всей сложившейся ситуации.
Усевшись за стол, мы принимаемся за еду, глядя на разбивающиеся о берег полуночные волны.
— Здесь так красиво, правда? — спрашиваю я. — Никогда не видела ничего подобного.
— Тебе нужно чаще где-нибудь бывать.
Я фыркаю, склонив голову набок.
— Вообще-то, я не родилась с золотой ложкой во рту. И на восемнадцатый день рождения мне никто не дарил черную кредитку «Американ Экспресс».
— Должно быть, я создаю такое впечатление, но все совсем не так. Я сам оплачиваю свои перелеты. — Его ложка ударяется о миску. — Или вернее будет сказать, моя компания их оплачивает.
— Чем ты вообще занимаешься?
— Маркетингом в социальных сетях, — отвечает он. — Чаще всего ко мне обращаются старые компании, которыми руководят восьмидесятилетние дедули. Они нанимают меня, чтобы я помог их делу вновь стать прибыльным. Что я и делаю. И они платят мне довольно неплохие деньги.
— Мило.
— Ну, а ты чем занимаешься?
Я крепче сжимаю свою ложку.
— Не могу сказать.
— Почему? — усмехается он.
— Я на кое-кого работаю. Помогаю ему кое с чем, но мне нельзя это обсуждать.
— О. — Он кивает, вылавливая ложкой несколько хлопьев. — Ты подписала договор о неразглашении.
— Точно.
— Ну, главное, чтобы это было законно… — Он качает головой. — В мире столько недобросовестных людей, Мари, которые только и ждут подходящего момента, чтобы воспользоваться милой, молодой, добросердечной девушкой. Или бывают придурки, которые просто любят сорить деньгами, чтобы решить свои проблемы.
Да, Алек в чем-то прав. Хадсон именно такой, только в последнее время его придурковатость испарилась.
— Ладно. — Алек поднимается, относит свою тарелку в раковину, а затем зевает. — Спасибо за хлопья. Не знаю, как тебя, но ваша вечеринка меня определенно утомила.
Хотелось бы мне сказать то же самое.
— Спокойной ночи, Алек, — говорю я. Он машет рукой и поворачивается, чтобы уйти. — Подожди.
— Да? — Он оглядывается через плечо.
— Почему при нашей первой встрече ты сказал, что тебя зовут Холлис?
— Это мое второе имя, — говорит он, поджав губы и пожав плечами. — Не думал, что это так важно. Множество людей используют другие имена, когда собираются перепехнуться.
— Да, но что, если что-нибудь произойдет, и кому-то понадобится встретится с тобой снова?
— Зачем кому-то встречаться со мной после секса? И зачем мне нужно, чтобы кто-то нашел меня? — Он смеется, его взгляд задерживается на мне. — В этом вся прелесть свиданий на одну ночь.
— Забудь. — Я поднимаюсь, убирая свою тарелку. — Спокойной ночи, Алек.
Глава 24
Хадсон
В понедельник утром, когда я захлопываю дверцу холодильника и с грохотом ставлю на стойку пакет с апельсиновым соком, Одрина тычет своим пальцем мне в грудь.
— Я знаю, что ты обрюхатил ее.
— Не слишком ли рано для подобных разговоров? — Я отхожу от нее, усмехаясь про себя. — И я ее не обрюхатил.
— Но она беременна. — Ее голос заполняет просторную кухню, отражаясь эхом от стен. — Это до смешного очевидно для любого, у кого есть хоть немного мозгов.
— Тс-с-с… — перебиваю я ее. — Не так громко.
— Почему? Не хочешь, чтобы все узнали об этом? — Она проводит языком по внутренней стороне щеки, ухмыляясь, как ребенок.
— Нет, потому что я не хочу, чтобы ты распускала дурацкие слухи. — Я достаю с полки стакан и наполняю его до краев соком. — Мари не беременна. Думаю, я бы знал об этом.
— Тогда почему она не пьет?
Я фыркаю.
— Каждая женщина, которая не пьет, автоматически становится беременной?
Одрина хмурит брови, подыскивая контраргумент.
— Почему ты так торопишься жениться на ней?
— Потому что я, черт возьми, люблю ее. — Я неторопливо отпиваю сок.
— Но к чему спешка?
— Потому что я, черт возьми, люблю ее, — повторяю я.
— Ты же всегда был против брака, — замечает она. — Твоя светская жизнь похожа на телешоу «Холостяк», только в конце нет ни кольца, ни предложения. Ты просто всех бросаешь.
— Я не могу измениться? — Я приподнимаю бровь. Она молчит. — Одрина, ты ошибаешься. Пожалуйста. Остановись, пока не унизилась еще больше.
— Я не унижена, — говорит она, скрестив руки на своей искусственной груди. — Я просто не понимаю, почему все по уши влюблены в эту девчонку, которая явно что-то скрывает.
Я усмехаюсь, допивая сок, прежде чем опустить стакан в раковину.
— Ну, и почему же ты решила, что она что-то скрывает, госпожа детектив?
Одрина вскидывает руки, сжимает кулаки и стонет.
— Боже, мне кажется, я единственный человек в этом чертовом доме, который все еще в состоянии здраво мыслить.
— Неправда. — Я подхожу ближе, глядя на нее сверху вниз. — Одрина, ты просто злишься. Тебе обидно, что я женюсь не на тебе, и ты сравниваешь себя с ней, потому что не уверена в себе. Ты всегда была такой. Это одна из многих причин, по которым мы с самого начала не подходили друг другу.
Она раскрывает рот и хлопает ресницами, пытаясь сформулировать ответ. В этот момент из-за угла появляется Мари.
— Доброе утро, красавица. — Я кладу свою руку на ее талию, целуя в лоб.
— Фу. — Одрина машет рукой в нашу сторону, затем разворачивается на каблуках и стремительно уходит прочь.
— Что это было? — спрашивает Мари.
— Не поверишь, — говорю я, прикрывая рукой свою ухмылку. — Она думает, ты беременна.
Мари бледнеет, ее лицо становится серым. Могу только представить, как ей было бы неловко, если бы моя семья поверила в то, что я женюсь на ней только из-за ребенка, а не из-за того, что мы «без ума друг от друга». Не потому, что на дворе не пятидесятые и подобное не приветствуется, а потому, что никому не нравится, когда его несправедливо обвиняют.
Все дело в уважении.
И я сделаю все, чтобы Мари было комфортно во время пребывания здесь, и чтобы она не чувствовала ревностную ярость Одрины.
— Я поставил ее на место, — говорю я, обнимая ее за талию и притягивая к себе. — Одрина хочет понять, почему мы так спешим с женитьбой, и, кажется, это единственное, что она смогла придумать.
— Она все еще любит тебя. — Мари смотрит мне в глаза, но я не знаю, что она пытается в них увидеть.
Пожав плечами, я закатываю глаза.
— И?
— И она не отстанет от тебя так просто. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, — говорит Мари. — Она так просто не успокоится.
— Ну и пусть. Ни ее слова, ни действия не смогут помешать задуманному.
Глава 25
Мари
В понедельник утром, пока Дюк расправляет паруса, Конрад осматривает свою яхту, которая называется «Открытое море».
— Мари, ты впервые на яхте?
— Так точно. — Я прикрываю глаза от солнца, когда ко мне подходит Хадсон и протягивает руку.
Одрина сидит в нескольких метрах от нас, рядом с Алеком, бесцельно листая свежий журнал. На ней огромные черные солнечные очки, и я почти уверена в том, что она закатывает глаза.
— Где твоя обувь для яхты? — спрашивает она, оторвавшись от глянцевой статьи. — Ты не сможешь расхаживать здесь в этих сандалиях. Поскользнешься.
— Не переживай, — говорит ей Алек. — Хадсон о ней позаботится.
Хадсон берет меня за локоть, и я озираюсь по сторонам, отмечая отсутствие свободных мест, кроме капитанских. Обойдя огромный парус, мы садимся напротив Одрины и Алека в ожидании грандиозного прибытия Хелены и Сибил.
— Мы просидим здесь весь день, если я не вмешаюсь. Прошу прощения, Мари. Я скоро вернусь. — Хадсон присоединяется к своему отцу и Дюку, оставив меня одну с отцом моего ребенка и его сестрой.
— Ты совсем не нервничаешь? — спрашивает Алек, щурясь от солнца.
— Нет, — отвечаю я. — А нужно?
— Да, — фыркает Одрина, прикусив губу в попытке скрыть ухмылку.
Алек толкает ее.
— Нет. Просто некоторые люди нервничают. Ты в открытом море, и единственная твоя страховка — спасательный жилет и хлипкие перила. Непривыкшего человека это может пугать.
— У меня такое чувство, что Конрад проделывал это сотни раз, — говорю я, поворачиваясь, чтобы посмотреть, как он завязывает причудливый узел на другом конце судна.
— Так и есть, — кивает Алек. — Он профи. Они с моим отцом гоняли на этих штуках в молодости. Так и познакомились.
Ветер усиливается, раздувая паруса и заглушая наш разговор, поэтому Алек подсаживается ближе, заняв место Хадсона.
— Тебе нравится ходить под парусом? — спрашиваю я.
Он поджимает губы и медлит с ответом, а затем качает головой.
— Даже не представляешь, как меня укачивает на этих штуках, но раз в год можно и потерпеть.
— Как любезно с твоей стороны.
Алек ухмыляется, отчего на его лице появляются ямочки, и я не могу не представить нашего ребенка точно с такими же.
— Стараюсь. — Он пожимает плечами, затем снимает очки со своего воротника и надевает их.
Взглянув на Хадсона, я замечаю, что он периодически бросает на нас взгляд.
— Как думаешь, мы долго пробудем в море? — спрашиваю я.
— Весь гребаный день, — встревает Одрина, лизнув указательный палец, а затем перелистнув страницу своего журнала.
— Большую часть дня, — отвечает Алек. — Это не так уж и плохо. Можешь позагорать или что-то в этом роде. День закончится раньше, чем ты заметишь.
— Я не тороплюсь, мне просто интересно, — говорю я. — На самом деле, я очень рада. Для меня это в новинку.
— Твоя радость испарится к вечеру, — говорит он. — Поверь мне.
— Возможно, — Я пожимаю плечами. — А может, и нет.
— Мы здесь, мы здесь, — кричит Хелена, махая рукой, пока рюши ее купальника развиваются на ветру. Сибил следует позади нее, неся в руках большую брезентовую сумку, наполненную едой и напитками.
Хадсон снова поглядывает на нас. Не улыбаясь. Закончив завязывать свой канат, он возвращается ко мне и берет за руку. Если бы я не знала его лучше, решила бы, что он ревнует.
Достав телефон из кармана, Алек начинает постукивать пальцем по экрану.
— Никаких телефонов, — говорит Одрина. — Мы в отпуске.
Алек фыркает, игнорируя ее.
— Что может быть важнее своей сестры, лучшего друга и его чудесной невесты? — Она делает ударение на слове «чудесной», и я бросаю на нее взгляд, так как моя кровь начинает закипать. Ей повезло, что мы здесь не одни, а я слишком воспитана, чтобы устраивать сцены.
— Я проверяю свой рейс, — говорит Алек, пролистывая экран.
— Куда ты направляешься? — спрашиваю я.
— В Гонконг, — отвечает он. — Я уезжаю через два дня.
— Ты не останешься на целый месяц, как все остальные?
Мое сердце начинает усилено биться, и я говорю слишком быстро. Это не хорошо. Мне казалось, у меня будет больше времени побыть с ним… больше времени, прежде чем я все ему расскажу.
— Нет, нет. — Он смеется. — Не останусь. Мне нужно работать в отличие… от пяти-восьми человек на этой яхте.
— О. — Мое горло сжимается, и я мысленно составляю список всего, что мне нужно сделать и сказать, прежде чем он уедет. И, что более важно, я не знаю, когда или как смогу остаться с ним наедине в последующие дни. — Как долго ты пробудешь в Гонконге?
Он блокирует экран, прежде чем убрать телефон обратно в карман.
— Пять, возможно, шесть месяцев, — отвечает он. — Как пойдет. Может, меньше, может, дольше. Хотя я планирую пробыть там шесть месяцев.
Я рожу через семь.
— Значит, ты пробудешь там все время или в какой-то момент вернешься домой? — спрашиваю я.
— Мари, к чему все эти вопросы? — Хадсон сжимает мою руку и смеется.
— Просто поддерживаю разговор, — оправдываюсь я, прочищая горло. Кровь приливает к моему лицу, когда я понимаю, каким странным мог показаться мой допрос Хадсону. Но от паники мысли так быстро вертелись в моей голове, что у меня не было времени подумать, как это может выглядеть со стороны.
— Всё в порядке, — говорит Алек. — Время от времени я могу возвращаться домой, но не люблю этого делать. Мне нравится погружаться в культуру и работать как можно больше, пока не завершу свое дело. Чем быстрее я завершу работу, тем быстрее смогу приступить к следующей.
— Мой предприимчивый братец. — Слова Одрины полны сарказма. Она закрывает журнал и отодвигает его в сторону. — Гордость и радость мамочки и папочки.
Песочные волосы Алека развеваются на ветру, когда яхта начинает двигаться, и он обхватывает руками свои загорелые ноги. Он привлекательный. Хорошо образован, полагаю. Работящий. И предприимчивый. Я как будто выиграла генетическую лотерею в банке спермы.