– Белый – это как свет, да? – спросил он.
– Что?.. Ты обожжешь глаза, лучше надень очки, – сказал Коул, невольно замечая, что зрачки Патрика совершенно не меняются в размере.
– А черный – как темнота, – тот словно не слышал его, но очки всё же надел. – Мне так мама пыталась объяснить, что такое цвет.
Коул взял его за руку и повел дальше.
– Да, так и есть, – сказал он. – Белый – чистый свет, черный – чистая тьма, а между ними еще множество оттенков. Я даже не знаю, как до тебя это донести.
Вечер опускался на Лондон вместе с прохладой, что тонкими ниточками заползала под одежду и заставляла ёжиться. Зелень парка в сумерках начинала казаться синеватой. Вдруг Коулу в голову пришла неожиданная мысль.
– Ты когда-нибудь думал о том, что некоторые звуки холодные, а другие теплые? – спросил он.
Патрик сразу оживился и крепче сжал его руку.
– Да! Всегда это чувствую! Чистый звук клавиш холодный, как льдинки, а стоит добавить перегруза – он сразу нагревается. Будто закипает чайник или трещит костер.
– То же самое говорят о цветах. Например, синий считается холодным, желтый – теплым, а красный – самый горячий.
– Интересно, – улыбнулся Патрик и после небольшой паузы спросил: – Выходит, кипяток красный?
Коула насмешил этот наивный вопрос.
– Нет, он прозрачный. Бесцветный.
– Тогда я не понимаю.
– Прости, Патрик… Но ты и не сможешь понять.
***
Следующим вечером Коул приехал в Айлворт одетым с иголочки. Вызывая неподдельное любопытство у местных жителей, он прошел от припаркованной машины до знакомого крыльца и постучал в дверь. Патрик открыл, уже зная, кто на пороге, и, забыв о приветствии, потащил Коула за руку прямиком к синтезатору.
– Послушай, – возбуждено сказал Патрик, – я сегодня проснулся, и в голове звучала эта мелодия. Она такая синяя! «Синяя соната» – как тебе название?
Он заиграл свое новое творение, и Коул, не задумываясь, встал рядом, кладя ладонь ему на плечо. В минорном мотиве на самом деле было что-то от зимнего ветра, от капель, падающих на ровную гладь воды, от хрупкого льда на осенних лужах, от шагов кого-то долгожданного за дверью, заставляющих сердце ускорить биение. Коул уже привык, что от музыки Патрика у него часто срывалось дыхание, и не мог поверить, что как-то жил без этих ощущений раньше. Конечно, от клубного бита грудная клетка тоже дрожала, но Коул теперь ни за что не променял бы на него эти чарующие фортепианные аккорды.
– Волшебно, – сказал он Патрику, когда отзвучала последняя нота. – Не перестаешь удивлять. Тебе бы записать альбом, и при грамотном промоушене он стал бы платиновым…
– Почему от тебя пахнет, как от парфюмерной лавки? – перебил его Патрик.
Коул тихо засмеялся.
– А еще на мне фрак, галстук-бабочка и тонна геля на голове, потому что у меня для тебя сюрприз. Собирайся, – с этими словами он сам подошел к шкафу и распахнул его. – Что у тебя тут есть для торжественных случаев?
– Эм… Ничего, – смущенно ответил Патрик.
– Тогда надо поторопиться. По пути заедем в торговый центр и прикупим тебе модного шмотья.
***
За несколько часов до этого Коул скучал в офисе своего модельного агентства, ожидая встречи с букером. В кресле у окна дремал Уолт, на диване сидели, о чем-то перешептываясь, две девчонки, с которыми Коул не был знаком, – новенькие, судя по тому, с каким интересом они рассматривали интерьер.
В холле загремели каблуки по мраморному полу, и в помещение вихрем влетела невысокая брюнетка по имени Джуди – букер всех четверых.
– Здравствуйте, – по-деловому начала она, садясь за большой стеклянный стол, и достала из портфеля папку с бумагами. – Вот вам расписания кастингов на завтра, ознакомьтесь сразу, чтобы не было вопросов.
Пару минут все внимательно вчитывались в полученные листы.
– Реклама батареек?! – хохотнул Уолт. – Я что, похож на игрушечного кролика?
Джуди, привычная к капризам своих подопечных, даже бровью не повела на его реплику.
Дочитав свое расписание, Уолт тайком заглянул в лист Коула, сидящего рядом.
– Духи Диор?! – снова воскликнул он. – Почему ему всегда достаются классные бренды, а мне сраные батарейки?
– Я учитываю ваши исходные данные и перспективы, Уолт, – спокойно ответила Джуди. – Очевидно, что ты провалишься на кастинге Диор, а Коул слишком идеален, чтобы рекламировать батарейки.
– Слишком идеален, – тихо прошипел Уолт сквозь зубы.
– Если тебя не устраивает наше сотрудничество, можешь подыскать себе другую няньку, – Джуди по-прежнему не повышала голос.
– Да всё меня устраивает, – раздраженно бросил Уолт и встал из-за стола, шумно отодвигая кресло. – Я могу быть свободен?
– Не задерживаю, – Джуди проводила его взглядом и облегченно выдохнула, когда Уолт скрылся из виду. – До чего же сложный человек… Так, ребята, – обратилась она к троим оставшимся, – это пока все формальности, перейдем к неофициальной части встречи. Кто-нибудь хочет сегодня сходить на концерт камерной музыки в Альберт-холл? Могу подарить два совершенно бесплатных билета на струнное трио «Джоконда».
Девушки-модели переглянулись, недоуменно хлопая ресницами. Наверное, половина услышанных слов была им непонятна.
– Я бы с удовольствием сходил, – сказал Коул.
– О, не знала, что ты поклонник классики, – улыбнулась Джуди, протягивая ему билеты.
– Да… С недавних пор. «Джоконда», вроде как, частенько светится на разных телешоу… Кстати, где ты достала халявные билеты?
– Я сплю с их продюсером, – без тени смущения заявила Джуди и засобиралась уходить. – Ну, удачно повеселиться! Всего доброго, коллеги, – кивнула она на прощание.
***
Коул жалел, что Патрик не может оценить всей красоты под куполом Альберт-холла. Это был роскошный Колизей в красном бархате и золотом освещении, здесь царила такая торжественность, что казалось, Её Величество сейчас выглянет из своей королевской ложи и приветливо помашет рукой.
Патрик крепко держал Коула за локоть, боясь потеряться в незнакомом месте, и пытался изучить окружающую обстановку по-своему – через звуки и запахи.
– Зал большой, но здесь немноголюдно, да? – сказал он.
– Мы довольно рано пришли. Я думал, придется долго подбирать костюм, но на тебе практически всё сидит идеально, – Коул смахнул мелкий волосок с нового пиджака Патрика благородного серого цвета. – Наши места в партере. Надеюсь, будет хорошая акустика.
Они разместились недалеко от сцены. Патрик сразу ощупал бархатную обивку сидений и случайно – волосы сидящей впереди женщины. В зал всё прибывали люди, и совсем скоро не осталось ни одного свободного места.
Свет погас. Зрители притихли в ожидании, и через мгновение прожекторы ярко осветили сцену, на которой стояли три девушки, каждая со своим инструментом в руках – виолончель, скрипка и альт. Под приветственные аплодисменты они заиграли первую композицию.
Весь концерт Патрик просидел неподвижно, едва не затаив дыхание. Если бы очки не скрывали его глаза, в них бы наверняка можно было увидеть настоящий детский восторг. Коул даже не стал касаться его, как обычно делал время от времени, чтобы обозначить своё присутствие рядом, а Патрик, казалось, вообще забыл о существовании всего вокруг – полтора часа для него не было ничего, кроме музыки.
Время пронеслось незаметно – на самом деле, музыка «Джоконды» была настолько разнообразной – от медленной и лиричной до почти тяжеляка, что ее не надоело бы слушать и всю ночь напролет.
Музыканты уже покинули сцену, и зрители начали расходиться. Внезапно Коул услышал знакомый женский голос:
– Эй, ну как тебе концерт?
Он обернулся. Рядом стояла Джуди, которую в вечернем платье и с густым макияжем было почти не узнать. Она вопросительно косилась на Патрика, и Коул только сейчас заметил, что тот снова держит его за локоть. Удивительно, насколько привычным для них стал этот жест.
– Я в восторге, – с улыбкой произнес Коул. – Кстати, это Патрик, мой друг. Он большой ценитель музыки.
Патрик кивнул:
– Никогда не слышал ничего прекраснее.
– Может, хотите пройти за кулисы, пообщаться с девчонками, взять автограф? – предложила Джуди. – Они очень милые.
Парни не стали отказываться. Джуди привела их в гримерную, где «джоконды» расслаблялись с шампанским и фруктами. Они и правда оказались очень приятными в общении, а в Патрике и вовсе нашли родственную музыкальную душу.
– Так ты играешь на фортепиано? – переспросила одна из девушек, которая только что виртуозно управлялась с виолончелью на сцене.
Патрик сидел среди них на диване, а «джоконды» наперебой скармливали ему кусочки ананаса.
– Да, я сочиняю… делаю каверы… саундтреки… – с трудом произносил он, не успевая жевать.
Коул, сидящий напротив в кресле, ощущал, как глубоко внутри зарождается гадкое, сосущее под ложечкой чувство. Он пока не мог понять, ревность ли это или просто зависть, что красивые девчонки обхаживают не его. Но то, что он хотел поскорее уйти отсюда, и обязательно вдвоем с Патриком, – было определённо.
– А помните, мы хотели взять в группу пианиста? – сказала скрипачка своим коллегам.
– Как давно это было… – отозвалась виолончелистка. – В итоге не смогли найти толкового клавишника, да так и остались струнным трио.
– Патрик! – вдруг вскинулась первая. – Мы бы очень хотели послушать, как ты играешь! Я тут видела рояль… – она хитро улыбнулась. – Пойдем.
«Джоконды» привели Патрика, а за ним и Джуди с Коулом, в помещение, плотно прилегающее к сцене. Там и обнаружился большой черный рояль. Девушки подвели Патрика к инструменту.
– Мне надо привыкнуть к нему, – сказал тот. – Дайте пару минут.
Все молча наблюдали со стороны, как Патрик усаживается за рояль, сначала просто трогает клавиши пальцами, затем нажимает раз, второй… Он сыграл несколько простых мотивов и на миг задумался, не решаясь начать какое-то полноценное произведение.
– Может, сегодняшнюю сыграешь? – подсказал ему Коул. – Синюю.
Девчонки непонимающе переглянулись, сдерживая смешки.
А Патрик заиграл. Рояль звучал совсем не так, как синтезатор. Вибрация шла и по полу, и по стенам, резонировала каждая молекула воздуха, и «джоконды» вместе с Джуди слушали, забывая моргать. Чуть поодаль собрался персонал Альберт-холла, и на их лицах читалось неподдельное восхищение.
Закончив играть, Патрик выпрямился и вздрогнул от грянувших неожиданно громких аплодисментов. Он смущенно улыбнулся, и тут же к нему подлетела виолончелистка.
– Этот парень сразил меня на-по-вал! – проговорила она, тряся Патрика за плечи. – И почему его афишами до сих пор не оклеен весь Лондон?!
– Знаете, что? – сказала «джоконда», играющая на альте. – А ведь мы могли бы попробовать вписать фортепианную партию в какую-нибудь композицию. Порепетировать пару дней и посмотреть, что из этого выйдет. Если Патрик, конечно, согласится.
Патрик замялся, но ему на помощь поспешил Коул, который подошел к нему и, тронув пальцами за плечо, сказал:
– Он подумает. Может быть, вы оставите свою визитку, девочки, и мы перезвоним позже.
***
Вечер плавно перетекал в ночь. Айлворт засыпал рано. Оказавшись дома, Патрик помчался на кухню заваривать чай и, судя по его настроению, ложиться спать сегодня вообще не собирался. Всю дорогу он со счастливой улыбкой на лице напевал что-то себе под нос, покачивая ногой в такт одному ему известной мелодии. Возможно, в тот момент в его голове рождался очередной шедевр.
– Ну что ты там так долго? – крикнул Патрик Коулу, который замешкался в прихожей, пытаясь найти выключатель.
– Тебе хорошо – в освещении не нуждаешься, – ответил тот. Из кухни раздался смех.
– Последи за чайником, а я приму душ и переоденусь. Не привык такое носить, очень жарко, – сказал Патрик, когда услышал шаги Коула возле себя.
Он пошел наверх, на ходу снимая пиджак. Затем послышался плеск воды.
Коул сел, облокотившись о стол, и начал тереть пальцами глаза, пока не увидел разноцветные искры. В очередной раз ему пришла глупая идея – тихонько приоткрыть дверь в ванную, пока Патрик не слышит… Но там темно, ему ведь не нужен свет, а если включить лампу, он заметит… К тому же там душевая занавеска, Коул бы увидел только нечеткий силуэт… И почему такие мысли вообще лезут ему в голову? Всё чаще и чаще…
– Коул! – голос Патрика вернул его в реальность. – Коул, чайник кипит!
Патрик с влажными волосами, одетый в клетчатую пижаму, одним прыжком пересек кухню и снял свистящий чайник с плиты. Он бросил в чашки пакетики чая и залил их кипятком.
– Прости, задумался, – пробормотал Коул.
– Я сам немного рассеян, – улыбнулся Патрик. – Такой насыщенный вечер… Хотя для тебя это, наверное, не в новинку. А мне каждый выезд за пределы Айлворта кажется большим приключением.
Он сел за стол по правую руку от Коула. Несколько минут они молча пили чай, затем Патрик откинулся на спинку стула и снова заговорил:
– Знаешь, и месяца не прошло, как мы с тобой знакомы, а я будто новую жизнь начал. Теперь, может быть, что-то получится с «Джокондой»…
– Всё-таки решил попробовать?
– Да. Я ведь никогда не играл в группе, никогда не выступал на сцене… Хочется идти вперед, пробовать что-то новое, набираться впечатлений.
Коул смотрел на Патрика и думал о том, что его жизнь тоже перестала быть прежней после судьбоносной, пусть на тот момент и не очень радостной для обоих, встречи.
– Если у тебя есть какие-то мечты, – произнес он, – не стесняйся, скажи. Может, получится их исполнить.
– Я не особо-то и мечтал раньше, – ответил Патрик и принялся допивать остывающий чай.
Нервная дрожь пробегала по спине Коула. То, что он намеревался сейчас сделать, было рискованным и могло разрушить всё. Но иначе он просто сошел бы с ума.
– Патрик… – тихо сказал он, уставившись в свою чашку. – А ты когда-нибудь целовался?
Коулу казалось, что его сердце замерло на те секунды молчания, пока на щеках у обоих проступал легкий румянец.
– Нет, – наконец, так же тихо выдохнул Патрик.
– А хочешь попробовать? Со мной, – голос Коула дрогнул от осознания, что назад дороги нет.
На лице Патрика будто отразился легкий испуг, а его щеки стали совсем розовыми.
– Да, – прошептал он и опустил голову.
Коул чувствовал, как пульс бьется в горле и висках. Он неуверенно поднялся со стула, и Патрик сделал то же самое. В тишине можно было расслышать учащенное дыхание обоих. Коула немного пугало его собственное состояние. Еще месяц назад он мог каждую ночь иметь нового партнера, причем любого пола. Поцелуи были незначительной формальностью перед чем-то большим, а чужое теплое дыхание не вызывало такой дрожи по телу, как сейчас. Это всего лишь поцелуй! Тогда почему его так трясет?
Глаза Патрика непроизвольно двигались чаще, чем обычно, и он надолго зажмуривал их. Коул коснулся мокрых кончиков волос на его затылке, пальцами второй руки очертил контур его лица – от виска и до шеи. Расслабленный нежными прикосновениями, Патрик чуть приподнял голову, и Коул осторожно поцеловал его губы, еще горячие после чая. Он ощутил, как сводит мышцы в животе, и крепче прижал к себе Патрика, проводя пальцами по его спине, а тот обвил руками его талию и отвечал на поцелуй не совсем умело, стараясь повторять движения Коула, прихватывая то верхнюю губу, то нижнюю, отстраняясь на миг и тут же снова продолжая ласки.
Всего лишь поцелуй. Первый в жизни Патрика и лучший в жизни Коула, хотя и он был вправе считать его своим первым, ведь все предыдущие по сравнению с ним были лишь бесполезными телодвижениями и забывались уже со следующим бокалом коктейля.
Коул всё держал Патрика в объятиях, невесомо целуя его глаза. «Так не бывает, – думал он. – Любви не бывает, но что это, если не она?»
– Коул, – шепнул Патрик, и тот ответил ему поцелуем в уголок губ. – Не хочу, чтобы ты уходил.
Он уходил всегда – туда, где восторгались его холеной внешностью, где приходилось корчить из себя наглого красавчика-бабника, чтобы букеры таскали ему контракт за контрактом, между делом подсчитывая свои проценты от баснословных гонораров. Туда, где он никогда не чувствовал себя живым и настоящим.