Она достала из сумки учебники и принялась за сочинение.
— Ты дал хороший ответ.
***
Малфой намного превосходил любого другого партнера по учебе, который когда-либо был у Гермионы. Правда, ее группой выбора в основном были Гарри и Рон, но в прошлом ей несколько раз удавалось встать в пару с другими одноклассниками, но ни от кого из них пользы она так и не добилась.
Малфой легко тащил свой собственный груз, что удивляло Гермиону, пока она не вспомнила, что основной компанией Малфоя являлись Крэбб и Гойл. И они явно не писали эссе для него.
Было удивительно приятно работать с кем-то, кто действительно вносил свой вклад, а не ждал, пока Гермиона скормит ему все ответы с ложечки.
Другие ученики смотрели на них странно, и Джинни любила поигрывать своими бровями всякий раз, когда замечала Гермиону, но большинству до них не было дела. У Гермионы никогда не было много друзей в школе, ее устоявшаяся колючая репутация держала всех подальше от нее и Малфоя.
Они вместе учились. Вот и все.
И это было прекрасно.
Не то чтобы Гермиона чего-то ожидала, пока проходили месяцы их партнерства в Зельеварении. Она определенно не тешила себя фантазиями о свидании с ним. Это было бы… смешно.
Однако, проводя больше времени вместе, они стали партнерами почти во всех других общих классах. Никто больше не хотел работать с ним; и так как они уже учились вместе, естественно, в напарники вызывалась Гермиона, и он, казалось, никогда не возражал.
Но работа вместе – единственное, что их связывало.
Так и должно было быть.
Даже если бы у Гермионы и был тип – которого у нее никогда не было – и Малфой был именно тем – каким он вовсе не был – это не делало бы ее девушкой того типа, который нравился бы ему.
Гермиона вряд ли была вообще в чьем-то вкусе. Она смирилась с этим еще несколько лет назад.
Было приятно просто иметь партнера по учебе, который действительно учился. Она не позволяла себе думать, что в этом должно быть что-то еще. Она не собиралась грезить наяву, даже если Малфой и впрямь имел склонность маячить и регулярно забывать о понятии личного пространства, стоя так близко, что его тело прижималось к ее спине и заставляло ее задыхаться, пока он наклонялся, чтобы прочитать что-то в ее записях, и делал он это так, что его лицо почти касалось ее.
Она сомневалась, что в этом был какой-то скрытый смысл, потому что он никогда не позволял их партнерству выйти за рамки школьных занятий.
Они часто и долго обсуждали школьные задания, но как только разговор заходил за пределы школы, он прятался, как моллюск, и выражение его лица становилось замкнутым и непроницаемым.
В другие дни, особенно по вторникам после Зелий, когда волосы Гермионы вечно завивались, все еще влажные и чересчур теплые от многочасового варения, или после дуэльной практики на Защите От Тёмных Искусств, он был явно смущен такими моментами и отказывался даже смотреть на нее. Когда они делали небольшой перерыв в учебе, он сразу же вставал и чопорно уходил, возвращаясь тогда, когда Гермиона уже бросала всякую надежду его дожидаться и продолжала заниматься самостоятельно.
Гермиона думала, что постепенно он все же вылезет из своей скорлупы и станет более разговорчивым. Еще немного, и, возможно, она увидит, кем стал Драко Малфой после войны.
И не то чтобы она не знала, насколько не разговорчивым он был, но все же надеялась.
Но даже спустя несколько недель, он оставался за стенами окклюменции. На самом деле, он, казалось, даже наоборот постепенно отдалялся и становился все более напряженным рядом с ней. Он постоянно делал ярды записей, но всякий раз, когда она задавала ему вопрос, который не касался его исчерпывающе изложенного исследования, всегда наступала долгая пауза, как будто он раздумывал, стоит ли вообще отвечать.
Он не был словесно груб, что было в новинку, и через несколько месяцев стал едва ли более общителен, чем кирпичная стена.
***
— Чего хотел МакМиллан? - резко спросил Малфой, когда Гермиона вернулась к их столу в библиотеке.
Гермиона удивленно оглянулась и увидела его пристальный взгляд. Свирепый взгляд не был чем-то необычным. В последнее время он, казалось, проводил большую часть своего времени либо маяча вокруг нее, либо свирепо глядя на студентов, либо делая и то и другое одновременно.
Она пожала плечами.
— Он спрашивал, есть ли у меня уже планы или я свободна на День Святого Валентина, - ответила Гермиона, глядя на свое эссе по Трансфигурации, пытаясь вспомнить, о чем она писала в последнем абзаце, когда Эрни прервал ее.
Раздался щелчок, и Гермиона, подняв глаза, обнаружила, что Малфой сломал свое неприлично дорогое орлиное перо пополам. Он, казалось, даже не заметил этого.
— Свободна. - выплюнул он, его рот скривился, как будто он жевал что-то отвратительное. — Он спросил, свободна ли ты на День Святого Валентина?
Выражение его лица было настолько оскорбленным, что выглядело почти диким. Гермиона подумала, что не видела столько эмоций на его лице с тех пор, как он вернулся в школу.
Она кивнула, глядя на него. По спине пробежала дрожь.
Малфой встал и ушел из библиотеки, не сказав ни слова. Он вернулся через полчаса, собрал свои книги и снова ушел.
***
На следующий день, он сердито посмотрел на нее, когда она села рядом.
— Что-то не так?
Он отвернулся. — Нет.
Гермиона вздохнула и задумчиво уставилась на свое задание по Арифметике.
Она сделала столько шагов, которые привели их к тому, чтобы каждый день сидеть рядом в библиотеке. Что до сих пор делал он, так это позволял ей.
Возможно, ревности к ее несуществующим отношениям с Эрни МакМилланом будет достаточно, чтобы заставить его наконец что-то сделать. Она не манипулировала им. Она просто слегка подтолкнула его.
Малфой просто хмурился. Он умудрялся дуться без остановки в течение следующих двух недель, нависая еще ближе, чем раньше, и стреляя ранеными, горестными взглядами на нее, думая, что она не замечает. Гермиона делала глубокие, успокаивающие вдохи, напоминая себе, что она должна уважать границы других людей и не приказывать им приглашать ее на свидание.
Гермиона добровольно предлагала себя в качестве его партнера на всех их занятиях и выдвигалась заниматься с ним ежедневно. Она беспрекословно думала, что настанет момент, когда он должен был взять инициативу в свои руки.
Малфой отдалился еще дальше, хотя она не думала, что это возможно.
В День Святого Валентина он дулся и подозрительно слонялся в вестибюле, когда она отправлялась в Хогсмид.
Увидев ее, он моргнул, а затем несколько раз оглядел с ног до головы с выражением недоверия. — Это то, что ты надела?
Гермиона оглядела себя. Она надела удобные туфли, несколько слоев одежды и пальто, которое, вероятно, лучше всего подходило к отделу “разумное”.
— Да. - Гермиона приподняла брови. — Я в патруле префекта, так как у меня не намечалось свидания на День Святого Валентина.
Малфой смотрел на нее несколько секунд. — МакМиллан спрашивал, свободна ли ты принять патруль префекта?
Гермиона коротко кивнула. — Он Староста, а я ни с кем не состою в отношениях. Так что…
Малфой выглядел так, словно проглотил что-то не съедобное, впадины его щек порозовели, но он не двигался и молчал. Гермиона поправила шарф, натянула вязаную шапочку на уши и прошла мимо него, не сказав больше ни слова.
Она патрулировала Хогсмид, наблюдая за хихикающими парочками и стараясь не закатывать глаза. Влюбленность – это хорошо, но разве нужно все время улыбаться, как маньяки? Все равно День Святого Валентина – дурацкий праздник.
Тьфу. Она говорила как обиженная, старая дева. Интересно, смирится ли Живоглот, если она заведёт еще кошек? Она в этом сомневалась.
Потом Гермиона заметила Малфоя, одиноко крадущегося возле Трех Метел. Это значительно улучшило ее настроение, когда она притворилась, что не видит его. Она остановилась, пройдя мимо него в третий раз.
— Ты что-то хочешь сказать? - спросила она резким голосом.
Последовала пауза.
— Нет, - наконец ответил он.
Ее сердце сжалось, но она кивнула. — Я так и думала.
Гермиона отвернулась. — Постарайся вернуться в замок до комендантского часа.
— Грейнджер…
Она остановилась, сердце почти бешено колотилось, когда она оглянулась.
Малфой уже выглядел так, как будто жалел, что заговорил. Она стояла, выжидающе глядя на него, а он стоял и молчал, и в груди у нее была какая-то пустота.
Что ж, она закончила говорить за них обоих. Если он считает себя вправе дуться и ходить за ней по пятам, то при случае ему бы тоже следовало разговаривать.
Ему ведь всегда было что сказать, когда он хотел ее смерти.
Ее желудок скрутило.
Молчание все тянулось и тянулось, а Малфой просто продолжал стоять с закрытым окклюменцией выражением лица, очевидно, решив снова притвориться немногословным и что вообще ничего не сказал.
Через несколько минут Гермиона положила руку на бедро.
— Давай больше не будем этого делать, Малфой. - она вздохнула. — Я понимаю. Я уверена, что для тебя монументально даже стоять здесь и созерцать магглорожденную. - в ее голосе звучала горечь. — Может быть, я должна быть польщена, что ты вообще здесь, но это не так. Я не собираюсь умолять тебя хотеть меня. Я не заинтересована в том, чтобы быть таким трудным выбором.
Она отвела взгляд и усмехнулась. — Я не знаю, делает ли это меня романтиком или нет, но я не хочу отношений, в которых я буду идти по жизни и задаваться вопросом, удается ли анализу “затрат и выгод” все еще падать в мою пользу каждый раз, когда я смутно неудобна.
Гермиона глубоко дышала, пока холодный воздух не обжег ее легкие. — Итак, я сдаюсь. Я… - она выдавила улыбку, — Я больше не буду тебя беспокоить.
Малфой молчал и не реагировал.
В груди вспыхнуло разочарование, и она подождала еще немного, прежде чем отвернуться. — Все в порядке. Тебе не нужно ничего говорить. Ты никогда этого не делаешь.
Она продолжила патрулирование.
Уходя, Гермиона услышала, как Малфой выругался.
— Подожди. Грейнджер. - он внезапно выскочил перед ней из переулка, и она едва удержалась, чтобы инстинктивно не оглушить его, когда он схватил ее за плечи.
Он коснулся ее всего на мгновение, прежде чем оторвать от нее руки и отступить.
— Это не потому, что ты магглорожденная, это не потому… - он сделал паузу. — Я не… - он явно сглотнул. — Я не очень хороший человек.
Гермиона уставилась на него.
— Я … - Малфой замялся, не находя слов, — Быть милым – это не моё.
Гермиона осторожно кивнула. В его глазах в этот момент не было ничего от тех непроницаемых стен. Они почти светились от напряжения. Выражение его лица было открытым. Он шагнул к ней. Что-то в глубине сознания Гермионы метнулось, желая отступить, но она отказалась сдвинуться с места, когда он приблизился, придвигаясь ближе, пока между их телами не осталось почти никакого пространства.
Его голова склонилась к ее лицу, а глаза блуждали.
— Я колеблюсь не потому, что тебя трудно выбрать. - он произнес это почти шепотом.
Она чувствовала себя невероятно близко, хотя они и не касались друг друга. Никогда еще Гермиона так остро не ощущала неприкосновения к кому-то. Как будто каждый нерв в ее теле находился в огне, просто ожидая.
— Это… это не причина.
Гермиона вздернула подбородок. — Так в чем же она?
Он вдохнул, напрягая челюсть. — Это мой второй шанс, верно? - он склонил голову набок, неосмотрительно глядя на нее сверху вниз. — Последний шанс, полагаю, я должен сказать. Не для искупления, конечно, эта возможность уже ускользнула от меня. Но это мой последний шанс извиниться.
Гермиона уставилась на него, пытаясь понять. Он был самим собой. Не той версией, с которой Гермиона была знакома с прошлых лет, а новой, в которую он постепенно превращался внутри окруженной стеной кокона окклюменции, за которой он постоянно прятался.
Он будто стал еще… больше. Ярче. Интенсивность его силы вырвалась наружу, которую она видела только проблесками в течение последних нескольких месяцев.
Выражение его лица было напряженным. — Тебя очень легко хотеть выбрать. Слишком легко, если быть честным, чего я обычно не делаю. - его губы скривились, выражая неопределенную эмоцию. — Я жадный, я за всю свою жизнь не вел себя хорошо, и все мои попытки получить то, что я хочу, всегда заканчивались плохо. Итак, представь себе, каково это – хотеть кого-то, с кем у меня нет никаких шансов.
Его губы растянула горькая улыбка, будто лезвием ножа. — Теперь меня всегда будут судить по ошибкам прошлого. Один неверный шаг – это все, что у меня осталось, и я знаю, что сделаю его, потому что я испортил практически все, что сделал за всю свою жизнь. - его голос стал грубым, а выражение лица исказилось. — Но только подумай, насколько хуже будет, когда это случится, если я позволю себе думать, что могу хотеть кого-то.
Теперь он был невероятно близко. Она чувствовала, как его мантия скользит по ее ногам, а по коже пробегает легкая дрожь от его дыхания. Его рука поднялась и зависла рядом с ее щекой, так близко, что она почувствовала ее жар. Гермионе показалось, что он вот-вот обхватит ее лицо ладонью, но рука его оставалась неподвижной.
— Кто-то важный для меня, для кого я старался быть лучше. Когда я снова все испорчу – она первая испытает боль. - его рука опустилась, но не на место, а ниже. Сердце Гермионы остановилось, и она тихонько ахнула, когда кончики его пальцев потянули вниз ее шарф ровно настолько, чтобы пальцами коснуться ее горла и провести большим пальцем по узкому шраму.
— Я думаю, - продолжил он, уставившись на нее, — Что уже причинил ей достаточно боли.
Малфой убрал руку и отступил назад, откашлявшись. Выражение его лица медленно закрылось снова, весь свет и интенсивность в его глазах потухли, когда он отпрянул назад и вернулся к той марионеточной версии самого себя. — Это не потому, что тебя трудно выбрать, это потому, что тебя почти невозможно не выбрать. Мне никогда не удавалось говорить себе “нет”, но я стараюсь. Извини, я не хотел, чтобы ты думала, что это из-за того, что ты магглорожденная.
Сердце Гермионы бешено колотилось в груди.
— О, - наконец выдавила она. — Прости. Я просто предположила.
— Это было справедливое предположение, - ответил он ровным голосом, отводя взгляд в сторону.
Гермиона глубоко вздохнула.
— Ну, знаешь, ты не должен решать за других. Ты не можешь ходить вокруг да около, выбирая, на какой риск им позволено пойти. Особенно я. - Гермиона уперла руки в бока и одарила его самым пронзительным взглядом. — Мне правда не нравится, когда люди говорят мне, что я не могу что-то сделать только из-за того, что это трудно или я могу пострадать, поэтому ты должен отказаться от любых идей, которые приходят тебе в голову, чтобы решать за меня.
Она фыркнула, закатив глаза.
— Честно говоря, из нас двоих, мой опыт принятия решений намного превосходит твой.
Малфой издал сдавленный звук.
Гермиона подошла ближе и протянула руку. — Не решай за меня, не спрашивая. Хорошо?
Он колебался несколько секунд, прежде чем взять ее за руку и неуверенно кивнуть.
***
После Дня Святого Валентина они не встречались, но у них было то, что Гермиона про себя называла “эксклюзивным соглашением держаться за руки”.
Их пальцы блуждали и находили друг друга под партами в классе и во время занятий в библиотеке.
У Малфоя были удивительно выразительные руки. И длинные пальцы. Ужасно длинные пальцы. Кончики его пальцев танцевали по тыльной стороне ее ладоней, обводя костяшки или вырисовывая узоры на ладони и внутренней стороне запястья, от которых по всему телу пробегали мурашки. Его мизинец рассеянно цеплялся за ее палец, когда он читал, или он начинал массировать основание ее большого пальца, когда перевод рун заставлял ее начать выдергивать волосы.
Это было удивительно эрогенно.