— Зачем ты пришёл? — не дрогнув голосом, спрашиваю я и благодарю себя за смелость.
— Я больше так не могу, Алекс…
— Я не понимаю, о чём ты. Если ты вдруг решил извиниться или что-то ещё, то это лишняя трата нашего времени. Всё в прошлом. Я не зла на тебя.
Враньё.
— Не в прошлом, и ты действительно не зла на меня. Ты разочарована во мне, и я сам в этом виноват.
— Ты пришёл, чтобы исповедаться? Я не совсем понимаю, Том. Чего ты хочешь от меня?
— Чтобы ты не скрывала сейчас того, что чувствуешь. К чему ты надела эту маску? Думаешь, я не знаю тебя? Думаешь, можешь закрыться от меня?
— Ты не знаешь меня.
— Чушь собачья. Я знаю тебя лучшего любого другого человека на планете.
— Ошибаешься.
Том печально улыбается, и сердце тянется к нему, блуждая в лабиринте из препятствий, которые неожиданно возникают на пути. И эти препятствия в виде моих обид. Легкая щетина, которая раньше щекотала шею и щёку так и манит дотронуться до неё, пробуждая желание сделать к нему шаг, но я запрещаю себе это. Серо-голубые глаза, которые сейчас кажутся намного темнее — на самом деле обманка, так было всегда. Как только город погружается в ночь, глаза Тома тоже темнеют, либо это иллюзия из-за расширенных зрачков, они всегда казались пропастью, где я тонула. Сейчас точно также. Я снова подхожу к обрыву, начиная гулять вокруг бездны.
— Я совершил ошибку трижды.
— Хорошо, — киваю я, не спеша задавать вопрос, которые моментально появляются в голове: где он ошибся? Но Том делает это за меня.
— Не хочешь спросить, где?
— Это имеет значение?
— Хватит быть такой сукой, Алекс! — повышает он тон, запуская пятерни в волосы, — я прошу тебя, хватит!
В эту же секунду стена падает.
— Ты оставил меня!.. Бросил, как какую-то ненужную вещь!..
— Алекс, я не хотел… — выдохнул Том.
— Я не верю тебе. Люди не уходят без желания. Они не делают этого, когда не хотят!
— Я должен был остаться…
— Когда ты понял это? Когда нашёл мне замену спустя три месяца?
Посмотрев на меня серо-голубыми глазами, в которых на секунду отразилась боль, я тут же возвела новую стену между нами, чтобы не доверять увиденному.
— Я люблю тебя.
— Я не верю тебе.
— Я всегда любил тебя, Алекс, и пока мы не были вместе, я продолжал тебя любить.
— Пустые и дешевые слова. Ты заменил меня. Уходи, Том.
— Мы должны поговорить.
— Мы должны были поговорить тогда, а сейчас поздно что-либо выяснять!
— Я не уйду.
— Хорошо, из собственной квартиры уйду я, — сообщаю я, бросаясь к двери, но тело Тома тут же отрезает мне путь.
Силы на исходе, с каждой новой секундой держаться трудней. И теперь, когда он в нескольких дюймах от меня — здравый рассудок начинает растворяться. Я чувствую родной аромат парфюма, который сама выбрала и подарила ему, с тех пор Том покупает только его. Это зарождает желание зареветь навзрыд. Она наверняка чувствовала его. Касалась его так же, как когда-то я. Целовала. Обнимала. Эти мысли пожирают и с легкостью убивают. Когда перед глазами всплывает картинка, где они в постели — я зажмуриваю глаза, чтобы не позволить слезам вырваться. Но напрасно. Им удалось.
— Кричи, бей, ругайся со мной, изводи и своди с ума, Алекс. Я весь твой. Я всегда был твоим.
— Ты больше не мой… — шепчу я, не разжимая глаз, — больше не мой.
Ладонь Тома находит мою и сжимает, после чего он кладёт её на свою грудь в области сердца.
— Я только твой.
Не желая убирать руку, я, наконец, нахожу ещё каплю силы и разрываю телесную связь. Слова решают вырваться наружу, и я не тороплюсь останавливать тот поток.
— Я ждала тебя. Верила, что ты придёшь. Но ты не пришёл. Этого не произошло на следующий день. Не произошло еще через день. А я ждала в этой проклятой квартире сутками напролёт. Но спустя неделю — перестала. Ты вырвал моё сердце. Сделал так больно, что я задыхалась. Я почти не спала, наверно, даже напоминала зомби. Ты не думал обо мне, ты даже не смог сказать прощай. Ты молча ушёл, как будто я пустое место. А потом ты нашёл мне замену. Спустя три месяца, ты нашёл мне замену. Вот так просто…
Смотря в серо-голубые глаза, я улыбнулась, но без капли веселья. Глупая улыбка, которая решила появиться именно сейчас. Вновь найдя в себе силы, я продолжила:
— Сейчас ты стоишь передо мной и говоришь, что любишь. Как будто её можно отключить. Ты щёлкнул. Ушёл. Поразвлекался и вновь щёлкнул. Любовь снова включилась. Но что-то пошло не по плану. Я разочаровалась. Знаешь, я всегда думала, что жить без тебя не смогу. Ты всегда был всем для меня. Центр вселенной. Что бы я ни представляла — там всегда присутствовал ты.
Переведя взгляд от стены, я посмотрела на Тома, который выглядел ещё хуже прежнего. Такой была я после его ухода.
— Но, как оказалось, я ошибалась. Жизнь продолжается с тобой или без тебя — время не останавливается. Разве только на какой-то период, в который ты сам себя погружаешь. Но рано или поздно у уха раздаётся щелчок, который вырывает и напоминает о том, что пора прекратить топтаться на месте, пора двигаться дальше. Мой щелчок раздался. Думаю, твой тоже.
— Да, раздался, но он не отменил чувств по отношению к тебе. Я могу делать всё, что захочу, но дело в том, что хочу делать это только с тобой. Я ошибся, Алекс. Да, и такое бывает, я — человек, который может ошибаться. Год я жил так, думая, что это правильно, что я должен иметь вот такую твёрдую опору под ногами для нас. Я всё делал только для нас, потому что хотел дать тебе всё, ты не понимаешь? Я был готов сутками пропадать там и брать на себя сотню дел, лишь бы получить больше и дать тебе больше. Но я не понимал, что требуется совсем другое.
— И что?
— Внимание, — тихо выдыхает Том, смотря на меня.
— Ты прав, но уже поздно. Возможно, этот опыт поможет тебе в будущем.
Ядовитость собственных слов, моментально расползается и сворачивает кровь, парализуя каждую частичку тела. Ревность настолько сильна, что я не понимаю саму себя. Словно лента кассеты, всё начинает плыть перед глазами. А именно всё то, что он сделает для кого-то. Не для меня. Опыт, который поможет тебе в будущем. Эти слова будто пощёчина самой себе.
— Я так не думаю. Хочешь сказать, что ты всё забыла, оставила в прошлом и разлюбила? Потому что я не забыл, Алекс. Я не могу забыть, чёрт возьми. Я пытался, честное слово, пытался.
— Я видела, — с комом в горле, выдавливаю я.
— Ты видела, но как всегда додумала сама. Да, ты всегда так делаешь. Я… не буду врать, не буду говорить, что ничего не было, потому что это не так. Было.
Смотря на Тома, я чувствую, как медленно и верно осколки сердца режут внутренности. Одно слово мерзким скрипом и эхом отзывается в ушах, Том продолжает что-то говорить, но я не слышу, я только вижу, как его губы шевелятся подстать словам.
Было. Было. Было.
Если бы он сказал это раньше, сейчас я могла биться в истерике, но слёзы будто застыли вместе со мной. Вместе с секундной стрелкой часов. Вместе со всем живым на планете.
— Услышь меня, Алекс.
— Я тебя слышу, — сухо говорю я, смотря перед собой.
— Нет. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты зацепилась за одно, дальше я говорил сам с собой. Было, но не секс. Я целовал её… чёрт, это делала она. Я просто ответил на поцелуй.
— Ты вправе делать то, что пожелаешь.
— Нет, Алекс. Я думал, что это поможет. Не помогло. Я не хочу что-то скрывать от тебя.
Желание ответить на боль болью — затмило здравый рассудок, и слова вылетели раньше, чем я подумала.
— Отлично. Я ходила на свидание.
— Я знаю, — едва слышно ответил Том.
Тишина, повисшая между нами, метала искры тока даже несмотря на спокойствие. Но на самом деле, спокойствия совершенно не было. Боль так сильно сдавливала внутренности, что я кусала внутреннюю сторону щеки, лишь бы не заплакать вновь. Я сходила на свидание, а Том кого-то целовал. Этот факт медленно и с особой изощренностью убивает некогда красочных бабочек в животе. Хотя, убивать уже некого, они канули с обрыва тогда, когда он ушёл.
— Мы всё выяснили? — первой начинаю я, смотря в его глаза.
— Нет.
— Что ещё, Том?
— Алекс, я не уйду, ты не понимаешь? Я тебя не отпущу. Мне плевать, было ли что-то или нет. Я сам позволил этому случиться, это только моя вина. Я не уверен, хочу ли знать правду или нет. Я честен с тобой. Я всегда был честен, мне никогда не нужна ложь с тобой. Я знал, что ты всегда меня поймёшь и поддержишь. Я ушёл с работы, потому что выбрал тебя, а не её, выбрал то, в чём ты меня всегда поддерживала и говорила, что у меня всё получится.
Каждое слово с болью врезается в душу и сознание, но я стараюсь держать браню, хотя руки дрожат под тяжестью. Хочется расслабить пальцы и отпустить этот щит, но я зачем-то продолжаю им укрываться, хотя всё попадает и через него.
— У меня бы везде получилось только благодаря тебе, — выдыхает Том, — я прошу тебя, дай мне шанс всё исправить.
Внутри разом уронили все полки с книгами, которые смешались и теперь от меня требуют найти одну нужную. Но я не знаю, где она. Истина где-то в этой груде непонимания.
— Дай мне шанс… Ты говорила, что любишь меня больше всего на свете, а я больше всего на свете хочу исправить всё то, что натворил.
— Нельзя исправить ошибки. Это невозможно. Не в этом случае.
— Возможно, если этого хочу не только я.
Сделав шаг назад, Том скользит по мне взглядом.
— Может быть, ты поменялась внешне, но не внутри. Ты всегда будешь моей, Алекс. Я знаю тебя, а ты знаешь меня. Я люблю тебя, а ты любишь меня. Я желаю тебя, а ты желаешь меня. Можешь врать, но я знаю тебя. У тебя дрожат руки, когда ты нервничаешь. Ты не можешь найти себе место из-за волнения, и начинаешь заниматься ерундой вроде уборки или бессмысленного чирканья в блокноте, листы которого потом бросаешь на пол, а после тут же подбираешь и несёшь к мусорке. Я ошибся трижды, Алекс. Я пытался подавить чувства в школе. Я решил с горяча и ушёл, посчитав это правильным. И я позволил себя целовать другой. Но я никогда не ошибусь в тебе. Позволь мне всё исправить… Я не могу найти себя без тебя, я целый только с тобой.
Том делает ещё один шаг назад и открывает дверь.
— Я не стану давить на тебя. Я прошу только меня понять. Я запутался. Но я знаю, что люблю тебя. Это то, в чём я точно уверен. Я всё исправлю, обещаю.
С этими словами, он делает шаг ко мне и оставляет поцелуй на макушке, который, кажется, задерживается на несколько секунд дольше положенного или мне хочется так думать.
— Обещаю, Алекс… — выдыхает он, после чего закрывает за собой дверь, а я валюсь с ног, утопая в слезах.
Глава 13
Работа. Дом. Работа. Дом. Работа. Дом.
Три дня я схожу с ума в этом круговороте бесконечности. Уверена, где-то за углом меня поджидает съемочная команда, и контракт на съемку второй части фильма «День сурка». Я могла бы сыграть эту роль великолепно, собрав все награды. Примерный распорядок: будильник, кофе, работа, обед, работа, дом, ужин, дневник, слёзы, сон. Три проклятых дня, и это не конец, это только начало. Несколько минут понадобилось для того, чтобы смыть в унитаз все старания забыться. Я вернулась к начальной точке. Я снова в слезах. И снова из-за него. Если время лечит, то какое количество его нужно?
Забавно, ведь Том сказал, что всё исправит, и где-то в глубине души я верю, но в то же время отказываюсь это делать, пытаясь убедить себя в том, что всё в прошлом. По сути, так и есть: всё в прошлом — моё сознание и душа. Если физически я в настоящем, то абстрактным мышлением в прошлом. Каждый день я возвращаюсь к опорной точке: где были мы. Я даже не убрала фотографии с ним, та самая четвёртая рамка покоится рядом с тремя теми, где есть я и Лизи, я и Адам, наша семья в полном составе. Когда-то они занимали место на стене родительского дома в моей комнате, сейчас занимают прикроватную тумбочку. Если Том или кто-либо другой зайдёт в мою спальню — сложит элементарный пример. Не знаю, зачем храню всё то, что тянет меня ко дну, вероятно, я просто безмозглая дура, но рука не поднимается сделать хоть что-нибудь. Дневнику, нашим фотографиям и моим воспоминаниям давно пора отправиться на помойку за углом дома. Прошло три дня с того момента, как он появился на пороге моей квартиры и три дня с того, как он ничего не сделал. Плюс новая обида к той прежней груде.
Тихо включаю песню Nick Lachey — I do it for you и нахожу себя в словах:
Теперь твое сердце разбито
И твои слезы настоящие.
Не оставляй секретов,
Расскажи все, что ты чувствуешь.
То, как ты продолжаешь притворяться –
Настоящее преступление.
Голос Тома моментально врезается в сознание:
— Хватит быть такой сукой.
Действительно, то, как я притворяюсь — настоящее преступление, но это не я, это защитная реакция. Видя или слыша его, я автоматически выставляю щит и колючки, чтобы он не мог пробраться ближе, чтобы никто не мог подобраться ближе. Но напрасно. Закрывая глаза, я всё ещё чувствую быстрое биение его сердца под своей ладонью. То, что он говорил те три дня назад, буквально каждое слово врезается в сознание, и я не могу перестать прокручивать наш диалог один за другим. Словно найдя старый магнитофон с кассетой, я слушаю, зажимаю клавишу перемотки назад, и снова слушаю. Так по кругу я пускаю те несколько минут наедине с ним. Возможно, если бы не моя гордость и обида, я легко могла броситься к нему на шею и простить всё на свете, но я благодарна той толике самоуважения, которая не позволила это сделать.
Собираю вещи и покидаю кабинет, оставляя начатую работу. Впереди ещё достаточное количество времени, чтобы завершить статью. Мозги набекрень и единственное, на чём я могу сфокусироваться — самобичевание, которое не помогает, а только усугубляет то паршивое положение дел. Быстро миновав все повороты, я спешу к выходу, чтобы никакое живое существо не могло остановить моё бегство.
Отвлекаюсь и останавливаюсь лишь на улице тогда, когда начинает разрываться телефон, а я в суматохе рыскаю по сумочке в его поисках. В горле пересыхает, а я застываю, потому что на глаза ложится парочка ладоней. Кажется, в эти секунды я даже не дышу. Знаю, это не Том. Его руки и касания я почувствую даже будучи слепой, с отсутствием обонятельных рецепторов и всему подобному нездоровому. Человек за спиной явно не торопится представляться, и это делаю я, решаясь вымолвить хоть слово.
— Мартин?
— Мгм, — мычат позади, и в голове настолько пусто, что я даже не понимаю, кому принадлежит этот голос.
— Фрэнк? Господи, какой к черту Фрэнк, — выдыхаю я, мой начальник будет последним, кто закроет кому-то глаза около здания, где располагается офис.
Позади продолжают молчать, и я бы давно сказала имя лучшей подруги, или той, что проживает в Лос-Анджелесе, но руки мужские, и Ками явно тоже не обладает подобными. Не знаю почему, но я почему-то ляпаю следом:
— Джаред?
— Ты задолбала, — подаёт голос тот, кто когда-то взял меня на слабо, и тот, кто прижимает меня к себе с такой силой, что я запросто могу выплюнуть легкие через задницу.
Улыбка расползается по лицу за долю секунды, и всё печальное вылетает из головы с той же скоростью, что Эван прилагал к броску мяча. Заключаю его в кольцо своих рук и крепко прижимаюсь к человеку, которого вижу только по фотографиям в соцсетях после завершения школы.
— Ты только что перечислила мне свой список мужиков или Том всё тот же первый и единственный? — смеётся Эван, но тут же замолкает, когда видит выражение моего лица, которое я скорей стремлюсь исправить, как стирательная резинка карандаш на листе.
— Какого черта ты тут делаешь? — перевожу тему и стараюсь унять дрожь в голосе.
— Спрашиваешь так, будто не рада старому другу, — улыбается он, закатывая глаза.
Закусываю губу и издаю непонятный визг, который смешит Эвана, и он снова прижимает меня к себе, поставив подбородок на макушку и покачивая нас из стороны в сторону.
— Я так рада тебя видеть, — тараторю я, закрывая глаза и слушая биение его сердца, прижимаясь к груди.