— Ты уверена?
— Я устала рассматривать чужие вещи, и тебе это нужнее. Только, пожалуйста…
— Я не буду больше доставать оружие.
Я киваю на его обещание, и Кирилл уходит. Он словно ждал моего разрешения, вспомнив джентельменское воспитание, которое потускнело из-за перепалки с Итаном. Впрочем, о нем тяжело забыть напрочь, особенно если смотреть на его строгое классическое пальто. Оно идет ему, ведь Кирилл умеет носить такие вещи.
И я вдруг думаю, что Кирилл тоже красивый мужчина. Он другой, конечно, но красота — это не всегда сумма правильных черт, намного чаще это жесты и поступки.
Мне хотелось бы увидеть Кирилла в обычной обстановке, как он двигается и говорит. Как улыбается, наконец. Я заметила мимические морщинки в уголках его глаз, он явно не жил хмурым изваянием все это время и, быть может, смеялся не меньше Итана.
Так или иначе сквозь случившуюся драму я вижу искреннего, но сдержанного мужчину. Мне хочется, чтобы он был таким. В другой жизни… там, где не приходится хоронить истерзанное тело жены, а потом видеть, как тот же ублюдок безнаказанно издевается над другими девушками. Он бы стал наставлять оружие на человека в той жизни?
И я ведь могу узнать, хотя бы попытаться.
Проснувшаяся решимость пополам с любопытством ведут меня вперед, я вхожу в кухню и закрываю за собой дверь. Спускаюсь по ней, подперев собственным телом, и достаю из-за пояса дневник Ольги. Обычная тетрадка в клетку, которая измята и потрепана, словно ее часто, как я сейчас, прятали и втискивали в тесные места.
Я открываю дневник на случайной странице. Да, его надо прочесть весь и лучше по порядку, но сейчас нет времени. И мне достается «22 августа».
Глава 22
Дневник жены. 22 августа.
Почему помощник Кирилла знает мой запасной номер телефона?
Хотя он не запасной, он для дней вроде этого, когда нет сил и малейшего желания выслушивать чужие голоса. Я завалила последние проекты и наплевала на сроки, которые сыплются как карточный домик. Один за другим, я даже не звоню, чтобы предупредить о просрочках или пообещать новые даты, наоборот, я отключила основной номер, везде офлайн и не могу думать о работе от слова совсем. Ни о чем не могу.
А Кирилл уехал.
И, видимо, не для меня одной внезапно, потому что помощник звучал озадаченным и не сразу смог принять ответ, что я не знаю, куда подевался его босс. Я была близка, чтобы послать его матом за настойчивость, но в конце концов просто сбросила его и занесла в черный список. От меня все равно никакого толка, Кирилл проигнорировал мои сообщения точно так же, как сообщения помощника. Я вижу, что он прочитал их, но отвечать муж не стал. В мессенджере мои вопросы и гробовая тишина.
А я ведь была дома, когда он вдруг сорвался с места. Мы даже разговаривали, перебрасываясь фразами через две комнаты. Идиотская привычка, будто кто-то из нас калека и не может подойти к другому для нормального разговора. Я перестилала постельное белье в спальне и хотела побыстрее закончить, в тот день я загрузила себя домашними делами, чтобы отвлечься, и уже порядком вымоталась. Хотя иногда это чертовски помогает, тупая механика — постирать, разобрать, переставить, она заставляет вспомнить что такое порядок в принципе. Порядок в доме, порядок в мыслях, порядок в жизни, наконец.
Кирилл же отвечал мне из кабинета, а потом начал перебирать даты по календарю, чтобы найти время для поездки к друзьям. Я не помню, что отвечала ему, что-то на автомате и сейчас жалею, что нельзя послушать диктофонную запись, но муж вдруг замолчал. Я успела выдохнуть, что он передумал, и мы никуда не поедем, а потом услышала, как зло хлопнула дверь в гараж и через пару мгновений зарычал мотор машины.
Сегодня уже третий день, как его нет. А я не пойму, волноваться мне или нет? Может, что-то случилось? Не придурь и буйный всплеск посреди нордического характера, а что-то из серьезного списка несчастий, когда надо звонить в полицию или куда там еще? В больницы, по всем друзьям… Черт, последнее выше моих сил, я не хочу никого слышать и уж тем более начинать разговор самой. И что мне спрашивать? Муж не звонил вам? Не говорил, где проводит время? Решила поинтересоваться на случай, если он сообщает вам больше, чем жене. А вообще не берите в голову. До свидания.
Сегодня третий бесконечный день, они стали такими, потому что я все-таки волнуюсь. Я интуитивно чувствую, что с ним всё в порядке и не нужно никаких оперативных служб, но отпустить покалывающую тревогу не могу. И в голову приходит лишь шантаж, я пишу Кириллу шестое сообщение подряд, но уже без знака вопроса, а банальное предупреждение.
— Я звоню в полицию.
— Зачем? — он снисходит до ответа через двенадцать минут.
— Где ты?
— Полиция не нужна.
— Тогда что случилось?! Ты можешь мне позвонить?
— Хорошо.
Он ловит меня на дурацкое «хорошо», я решаю, что это читается как «сейчас», но он не звонит и ничего больше не пишет. Я же проваливаюсь в лютую злость, из-за которой достается чайному сервизу, что стоит на столешнице. Стоял… теперь разноцветные осколки валяются на напольной плитке и смотрятся эффектными акцентами на сером фоне. И я не собираюсь ничего разгребать, я ведь умею делать только хуже, поэтому беру ровер и уезжаю из дома.
Кирилл знает? Он, наконец, догадался?
И почему мне страшно?
Я ведь хотела, чтобы он узнал… Или нет?
Альбина тоже избегает меня, я не могу вызвонить ее, гудки идут, но толку от них никакого. А потом и вовсе абонент не абонент. Она слишком нервничала, я не приглянулась ей и показалась ненормальной с платиновой кредиткой, от которой стоит держаться подальше. Видно, девица решила не рисковать и свалила пока не поздно, урвав гонорар с парой лишних нулей.
Слава богу, хотя бы Итан не играет в игры беглецов, и отвечает на мой звонок. Правда, он выбирает холодный тон и короткие ответы, показывая, что занят. Но зачем мне стучаться, если завтра он будет нараспашку? Я привыкла к его качелям и поэтому бросаю «ничего важного, прости», и отключаюсь.
…
…
…
ПЕРЕПИШУ
Я вырвала к черту страницу пустой болтовни. Я слишком долго подхожу к главному… Мне понадобилось два слоя плотной тоналки, чтобы скрыть ссадину на щеке. У Итана тяжелая рука, хотя мне повезло, что у него не нашлось места, чтобы размахнуться и приложиться как следует. Туалетные кабинки в барах очень тесные.
Они тесные для секса и тесные для выяснений отношений.
Итан пытался привести меня в чувства, грубо наклонив к раковине и обливая холодной водой. Я смутно помню, но он точно злился от моего пьяного смеха и душил в глотке грязные ругательства. И в какой-то момент не выдержал, рванул на себя и ударил тыльной стороной ладони. Я отшатнулась от него и сползла по стенке на пол, уткнувшись каблуками ему в ботинки. Пощечина помогла лучше, чем вода, и картинка стала отчетливее… Помню, как он застыл, смотря на меня сверху вниз и не решаясь пошевелиться. И то пренебрежение, то жалость во взгляде.
А я с усмешкой подумала, что была права, он все-таки опаснее Кирилла, импульсивен в самом плохом смысле.
— Первый раз, — выдыхает он, наконец. — Ты первая женщина, которую я ударил.
— Польщена.
— Да, продолжай, чтобы наверняка. Доведи меня, мне же мало!
Он бросает взгляд на зеркало, чтобы перевести дыхание, но у него не выходит. Я кожей чувствую шторм, что гуляет в нем, спокойствие отказывает ему и даже раскаяние не спешит.
— Так иди, не нужно доводиться, стоя здесь.
— Теперь можно? А двадцать сообщений назад было приди и приди!
— Я не помню, чтобы писала.
— А что ты помнишь?!
Итан наклоняется, чтобы заглянуть мне в лицо, но оказывается не готов к тому, что видит. Злость вдруг сходит… Он наклоняется и помогает мне встать на ноги, молча стягивает с себя голубой пиджак и накидывает на мои плечи, так что я чувствую его тепло и приятный запах, который исходит от мягкой ткани.
— Что ты помнишь? — повторяет он тише.
— Я не хочу разговаривать. Мне нужно на воздух…
— Он бы трахнул тебя, если бы я не приехал. Прямо в этой грязной кабинке, — Итан встряхивает меня, словно не уверен, что я слышу, хотя он вбивает каждое слово прямо мне в лицо, обжигая кожу горячим сбившимся дыханием. — Часто так развлекаешься?
— О ком ты?
Ответ ждет меня за пластиковой дверцей, потом по темному коридору, где эхом гудит электронная музыка, и через зал к выходу. Вот здесь я наталкиваюсь взглядом на столик справа, рядом с которым стоит официантка. Она, заботливо улыбаясь, перебрасывается фразами с клиентом, с крепким мужчиной в порванной рубашке, который устало откинулся на высокую спинку дивана и то и дело смотрит поверх ее плеча, осматривая зал цепким нервным взглядом. Мы встречаемся глазами, и он поспешно отворачивается, а я понимаю, о ком говорил Итан.
Я не знаю его имени, обычный незнакомец из бара…. Хотя какой обычный?! Я никогда не опускалась до такого и пить не умею, потому что не пью. Но сейчас я не могу назвать имя мужчины, но вспоминаю его пальцы на теле, когда он вел меня по тому же коридору, что и Итан, только в обратном направлении, и помню его влажный шепот. Слава богу, немой шепот, память не записала его слова, оставив лишь ощущение. Он много говорил, распаляясь, и целовал в шею, разворачивал в руках…
Итан усаживает меня в машину, когда мы выходим на улицу. Но мы проезжаем всего несколько кварталов с выключенными светофорами, и вновь сворачиваем к обочине. Итан выбирает самый темный промежуток между фонарными столбами и прижимается к большой афише, которая так близко, что я точно задену ее, если решу открыть дверь.
— Итан?
Я замечаю, как он попытался расстегнуть пуговицы рубашки, но плюнул на деликатность, и решил освободиться рывками, вырывая пуговицы к черту.
— Не лезь ко мне, — огрызается он, — сейчас поедем.
Он дорывает рубашку и откидывает полы, после чего запускает левую ладонь под ткань.
— Пока выбери адрес, куда тебя, — Итан болезненно выдыхает и кривится, собирая морщины на лбу.
— Что у тебя? — я приближаюсь к нему и ловлю мужское запястье.
Вижу кровь на его пальцах. Алые смазанные отметины.
— Господи, Итан! Ты ранен, ты…
— Предусмотрительный, с ножом ходит подонок, — кивает он и отнимает мою ладонь от себя. — Понял, что проигрывает, и быстрее за лезвие. Спасибо, что не травмат.
— Где мой телефон? — я не могу найти его, как и пиджак, на мне только платье, и я зачем-то ощупываю его, словно в нем есть карманы. — Тебе нужен врач.
— Мне нужны сигареты.
Он никуда не торопится и наклоняется к бардачку, тревожа раненный бок, из-за чего сильнее сцепляет зубы. Итан не позволяет мне помочь, упорно ведя свои ладони вперед, находит запечатанную упаковку, что валяется на всякий случай, и нетерпеливо срывает прозрачную упаковку.
— Я думал, что закончил с этим дерьмом, — усмехается он после первой затяжки.
— Ты курил?
— Нет, я об увечьях. Думал повзрослел, — Итан смеется, глухо и подбрасывая плечи вверх, — набрался ума, чтобы не подставляться.
Я слежу за его дыханием, но меня не хватает надолго. Я выпила много лишнего, перемешав крепкие коктейли, толика выветрилась и мир перестал кружиться тошнотворным калейдоскопом, но зато навалилась ужасная усталость, которая клонит к земле.
— Меня убьют? — вдруг спрашивает он.
— Что?
— Кирилл, да? — Итан сбрасывает пепел прямо на обивку, не заботясь о кожаном салоне. — Если я едва не забил мужика в баре, так что ему пришлось хвататься за нож, что тогда сделает со мной законный муж?
— Похоже, ты тоже пил.
— Нет, но мне тошно как с похмелья.
— Давай уже вызовем такси?
— Мне приснилось на днях, что меня подстрелили. Прямо в грудь, — и он хлопком по оголенной груди указывает верное место, — я поверил на мгновение, что всё так на самом деле, но не испугался… странно, должен же был испугаться. Ты стояла надо мной и говорила, что «так будет лучше».
— Черт, Итан.
— Так будет лучше, — он повторяет, меняя интонацию на более мягкую и мелодичную. — Я проснулся от удушья, никак не мог сделать глоток воздуха, пока не встал с кровати.
Глава 23
Дневник жены. 23 августа
Я не уговариваю Итана на такси, он заводит мотор и трогается самостоятельно.
— Я не хочу домой, — произношу сдавленно.
— Боишься показаться в таком виде?
— Нет, Кирилл уехал… Просто взял и уехал, без объяснений.
— Ты рассказала ему?
— О нас? Нет, конечно.
Итан кривится на мое «конечно», но ничего не говорит. С головой уходит в ночную дорогу, а я не тревожу его, он без того взвинчен. Я не называю адрес, мне все равно куда, только не домой, где можно свихнуться от давящей тишины, и только не обратно. В бар в таком состоянии мне нельзя, вообще нельзя, стоит запомнить на всю оставшуюся жизнь как не позолоченное, а уже золотое правило.
Потому что я не помню, как завертелось колесо. Не было такого момента, когда я вдруг решила послать всё к черту и отпустить тормоза. Нет, я остановилась у бара, вывеску которого зацепила неосторожным взглядом, когда проезжала мимо. Глупая случайность, которая чуть не стоила гадких воспоминаний.
Или стоила?
Итан уж точно заплатил по взвинченному счетчику. Он по-прежнему молчит, а я кутаюсь в его пиджак, который отчаянно хочу забрать с собой. Не стану больше выпускать из рук, в нем так хорошо и тепло, и меня клонит в сладкий сон, словно я слышу колыбельную. Ненавязчивую мелодию, которая сплетает воздушный кокон вокруг моего тела. Нет чужих, ничего лишнего… Как я могла позабыть об этих ощущениях? Ласковых и пьянящих. Я ведь никогда больше не поеду в прокуренный бар, если буду помнить какая нежная подкладка у его пиджака и какой чарующий запах.
— Ты меня слышишь? — твердый голос Итана неожиданно прорывается ко мне. — Мал… Ольга?
— Да, — я мотаю головой, пытаясь скинуть остатки сна, но мне мешают его крепкие ладони, которыми он придерживает мою голову. — Где мы?
— У меня, — Итан все же отступает, выпуская меня из рук, — ты уснула в машине.
Теперь вокруг просторная спальня в черно-белых строгих тонах, она вычищена до блеска и знает самый минимальный набор мебели. Тот редкий случай, когда как нарисовал дизайнер, так и осталось без изменений. Никаких сносок на повседневную жизнь, в любой момент можно приглашать фотографа для интерьерной съемки. Господи, только не фотографа… Сил не узнал, куда пропала Альбина, но достал меня звонками.
Я отмечаю, что Итан любит разбрасывать вещи, которые хоть немного разбавляют прямые линии и музейный порядок. Рубашка и майка валяются на ступеньках, которые ведут к кровати. В них встроена теплая подсветка, и она да два торшера в центре подсвечивают всю комнату. Шторы плотно захлопнуты, но часы намекают, что за окном уже сереет, разгоняя ночные потемки.
— Твоя квартира, — произношу я задумчиво и смотрю на ладони, которые мертвой хваткой впились в черный кожаный диван, и пытаюсь понять, как их расцепить; я проснулась, но тело слушается скверно. — Я все-таки оказалась здесь.
— Что у тебя? Судорога?
Итан замечает мои мучения и опускается на колени рядом с диваном.
— Не знаю. Ай…
— Тише, я осторожно.
Его пальцы и правда двигаются почти невесомо, но внутри срабатывает четкий стоп, и я нервно дергаюсь прочь от его прикосновения. Итан делает вид, что не видит мою реакцию, и помогает, он доводит дело до конца и отнимает мои ладони от дивана, после чего мягко разминает их, перебирая в руках. Так мягко и тягуче, черт, это почти пытка, он умеет правильно касаться, так что начинает кружиться голова от нежности и хочется почувствовать его умелые пальцы по всему телу. Он стирает мою скованность, как и произошедшее в той кабинке, ему даже не нужно ничего произносить вслух, я сама подаюсь вперед, наталкиваясь и прижимаясь лицом к его груди.