От боли и смущения я развернулась и выбежала из ресторана.
Мимо машины, вниз по улице, под дождем, пока вода с неба не смешалась с моими слезами, я плакала до полного изнеможения.
Глава 35
ТЭТЧ
Этим утром я оставил спящую Остин в постели.
Моей теплой постели.
Она сияла, как ангел, волосы разметались по подушке, а ладошки были сложены под голову. Она выглядела такой умиротворенной, словно ничего в мире ее не беспокоило. Мне очень не хотелось уходить.
Боже, чаще всего я ненавидел свою жизнь, но самое худшее, что драма была совершенно бесполезной! Разбираться с проблемами наших родителей было все равно, что нянчиться с великовозрастными детьми.
Мама Остин дала мне записку со своим номером телефона. Дьявольски уверен, что у этого не было сексуального подтекста.
Это, скорее, крик отчаяния.
И я отказывался звонить до последнего вечера.
До нашего последнего занятия любовью с Остин, когда я понял, что не смогу любить ее искренне, скрывая одну из своих сторон жизни — не говоря правду.
Поэтому рано утром я позвонил ее маме и попросил назвать место. Не потому что хотел вытащить на свет все грязное белье, а потому что она заслуживала знать правду о своем муже.
И моей матери.
Грудь пронзила боль. Во всех событиях, с которыми я сталкивался, я всегда выбирал самозащиту превыше всего, потому что был эгоистичен.
До появления Остин.
И тогда все свелось к защите ее от правды. И чтобы у нее все было в порядке.
Но теперь все зашло слишком далеко.
Угрозы моего отца оказались пустыми.
Он сказал, что покончит с собой, если правда всплывет наружу. Он сказал, что встречаться с Остин было опасно — это слишком тесно сводило наши семьи и рано или поздно все выяснится. Это уничтожит мою карьеру и выставит нас посмешищем. Сказал, что это разрушит жизнь Остин самым ужасным способом, прямо как они с мамой уничтожили нашу семью.
И я ему поверил.
Поверил, когда он сказал, что это обернется настоящим адом.
Поверил, когда он посоветовал бросить Остин ради ее же блага. Потому что в его словах была логика.
И я боялся.
Так сильно боялся своих чувств к ней. Боялся, на что я смогу пойти ради нее.
И того, что она могла ради меня сделать.
Боялся, что эта информация может сделать с нами. Я не был ее спасителем.
Я был трусом.
«Покончи с этим». Эти слова прозвучали несколько месяцев назад, когда он переехал на мой этаж, выглядя так, словно его поварили в адском котле, а потом повторили для пущего эффекта.
Первым я потерял своего отца.
Но, в конце концов, потерял обоих родителей.
И часть меня задавалась вопросом, не суждено ли мне причинять боль тем, кого я люблю, так же как моим родителям.
Часть меня верила, когда он сказал, что я на него похож. Поэтому я поцеловал Брук.
Верно.
Я был зол.
Слишком сильно.
И хотел причинить Остин боль, оттолкнуть ее от той клоаки, в которую превратились наши семьи.
Она понятия не имела, что задумали наши родители. И надеялся, что с божьей помощью так и будет.
Ее мама уже ждала меня, когда я вошел, рубашка промокла под дождем.
— Он снова с ней, — хрипло прошептала она. — Я чувствую на нем ее запах.
Дьявол. Медицинский институт не готовил меня к этому.
— Послушайте, — я взял ее за руку. — Миссис Роджерс. Мне лишь известно, что отношения начались три месяца назад, когда отец переехал в мой дом, пока дожидался бумаг о разводе. Мама, наконец, выгнала его, подтверждая худшие опасения, что это было больше, чем простая интрижка.
Она сглотнула и не поднимала глаз.
— Остин знает?
— Пока нет.
Она вскинула голову.
— Что значит, пока нет?
— Она заслуживает знать правду. Я жду подходящего момента.
— Но... — Миссис Роджерс покачала головой. — Ты не понимаешь! Если расскажешь ей, она обвинит меня и... — мама Остин прижала дрожащие ладони к щекам. — Это моя вина. Я оттолкнула его. Я не... — Она прикусила нижнюю губу. — Я так сильно старалась. Я просто старалась быть идеальной. Я пришла к тебе в клинику узнать что-нибудь об их отношениях, а потом, раз уж я там оказалась, то решила, что вдруг станет лучше, если я изменю в себе что-нибудь. Если есть что-то, что можно улучшить, ну, ты понимаешь...
— Мне стоит остановить вас на этом месте, — произнес я сквозь стиснутые зубы. — Вы сами себя слышите?
Ее глаза наполнились слезами.
— Вам совершенно нечего менять в вашей внешности. Ничего. Это его выбор, не ваш. Разумеется, вы можете сделать ботокс. Выглядеть моложе? Конечно. Но что это изменит? Ничего. Вы так и останетесь несчастной, постоянно будете настороже, вдруг он снова начнет изменять. Я собираюсь сказать вам то, что говорю каждой пациентке, входящей в мой кабинет, хорошо?
Она кивнула, ислеза скатилась по щеке к темно-красным губам.
— Меняйтесь ради себя. И никогда — для кого-то другого. Если это не ради вас, то вы никогда не будете счастливы. Когда вы что-то меняете ради другого человека, то начинаете ужасный цикл вечной неудовлетворенности собой. Я вздохнул. — Что вы видите, когда смотрите в зеркало? Женщину, достойную измены? Или женщину, за которую стоит бороться?
— Прямо сейчас я мало что вижу, — она пожала плечами. — Но... — в ее глазах зажегся огонь, отражение которого я так часто видел во взгляде Остин. — Я заслуживаю гораздо больше того, как муж со мной обращается, мэр он Сиэтла или нет.
Я улыбнулся впервые, после того, как сел за стол.
— Не могу не согласиться.
Она постучала ноготками по керамической кофейной чашке, а потом сжала мою руку.
— Ты хороший человек, Тэтч Холлоуэй.
Живот ухнул вниз.
— Что ж, надеюсь, после того, как расскажу Остин правду, она все равно продолжит так считать.
— Правду.
— Я пытался оградить ее, от этого, от... от всего на самом деле, но изначально я не мог видеть дальше собственного страха.
— Мы все позволяем себе моменты эгоизма, когда случается нечто серьезное.
Я кивнул.
— Лишь вопрос времени, когда их отношения просочатся в СМИ.
— Но откуда вам знать? — Я наклонил голову, внезапно заинтересовавшись.
— Женщина, которую предали, очень опасное создание, — она улыбнулась. — Если собираешься ей рассказывать, то обязательно расскажи все. Часть меня хочет, чтобы она оставалась в неведении. Я не хочу, чтобы дочь смотрела на нас с отцом с разочарованием во взгляде. Знаю, что буду бороться до последнего вздоха, чтобы сохранить остатки нашей семьи — меня и Остин. Я слишком долго позволяла ему контролировать нас. Больше этого не будет.
— Даже если это уничтожит ваш идеальный мир? Потому что проще всего позволить ему поступать, как хочется, и продолжать притворяться.
— Тогда я буду жить во лжи. Я устала жить в мире, в котором люди видят только то, что мы им позволяем, поэтому да, даже тогда.
Она встала и поцеловала меня в лоб. Я не мог не улыбнуться.
Неудивительно, что Остин любила, когда я так делал.
Мой гнев быстро улетучился, и тогда я осознал, что был не прав, пытаясь контролировать ситуацию. Защищая Остин, я поступал так же, как ее родители всю жизнь.
Контролировали ее.
Я поднял взгляд, чтобы поблагодарить и почувствовал, будто меня только что пнули в живот.
В дверях стояла Остин, на лице застыло выражение ужаса.
Я быстро прикинул, что она могла увидеть, как ее мама поцеловала меня в лоб, как мы вместе пили кофе. В этом не было ничего ужасного. Но она выглядела такой раненой, словно едва могла дышать.
Она выбежала из ресторана, будто за ней кто-то гнался. Миссис Роджерс выругалась себе под нос.
— Дерьмо! — Я быстро достал пару бумажек из кармана, кинул на стол и бросился вслед за Остин. — Остин!
Она побежала мимо своей машины.
На проезжую часть. Несколько машин посигналили, когда она перебежала на другую сторону и продолжала бежать, пока не остановилась перевести дыхание, наклонившись и уперевшись ладонями в колени.
Я догнал ее.
И слышал лишь сбивчивые рыдания.
— Остин. — В ушах шумел ветер, а холодный дождь хлестал по лицу. — Малышка, я понятия не имею, что ты себе надумала, но гарантирую, что ты не права.
— Оставь меня! — Она предприняла слабую попытку оттолкнуть меня. Черта с два я ее отпущу.
Я схватил ее за руку и притянул к своей груди, не давая убежать.
— Почему ты плачешь?
— Потому что, — она всхлипнула, — моя мама изменщица! Отец говорил об этом утром, когда мы с ним столкнулись. Он был так расстроен и сказал, сказал...
— Твой отец – чертов лжец, — перебил ее с едва сдерживаемым гневом. — А твоя мама просто спрашивала меня, правда ли это.
— Что правда?
— Не здесь. — Я оглянулся на людную улицу, на снующих мимо нас людей под разноцветными зонтиками.
— У тебя нет другого выбора, или я уйду!
— Проклятие, Остин, почему тебе обязательно нужно быть такой упертой!
— Расскажи! — Она толкнула меня в грудь. — Ты?... — Ее губы скривились. — Почему она была тогда в твоем кабинете? Почему она тебя поцеловала? — Остин выплюнула последнюю фразу, будто я совершил нечто непростительное. Но, возможно, так и было.
— Это не то, на что похоже со стороны. — Я потянулся к ней, но она отпрянула. — Мы просто разговаривали.
— О, как мило. Просто разговаривали. Вы просто разговаривали и держались за руки, — ее взгляд из злого обернулся испуганным. — Из-за этого? Это была причина? Ты использовал меня, чтобы добраться до моей матери! — Она отшатнулась от меня. — Она что-то дала тебе тогда в кабинете, и ты сказал, ты сказал... — В ее глазах появилось еще больше слез, они катились по щекам. — Что я девчонка, а ты хотел женщину, — она икнула.
Я грубо поцеловал ее в губы.
Она ударила меня в грудь, но потом поддалась на мой голодный поцелуй.
— Остин, я люблю тебя. ТЕБЯ.
— Но...
— Замолчи и просто послушай, думаю, ты можешь это сделать?
— Нет.
Я вздохнул.
— Ладно, попытаюсь.
Она недовольно уставилась на меня, хотя, уверен, что уголки ее губ дрогнули, сдерживая улыбку.
— Пойдем. — Я потянул ее за руку в «Старбакс» через дорогу и заказал нам два горячих кофе «Пайк плейс», прежде чем отвести ее за столик в углу зала.
— Зачем тебе надо было встречаться с моей мамой? — Ее глаза излучали столько боли, а я собирался сделать все еще хуже.
— Из-за измены твоего отца.
Ее плечи резко опустились, девушка застыла, а потом прошептала:
— Это не объясняет, почему ты встречался с моей мамой.
Я вздохнул, чувствуя желание вылить на лицо горячий кофе, чтобы хотя бы избавиться от ощущения холодного дождя на коже, прежде чем сознаться во всех грехах.
— Твой отец изменил твоей маме... — Я прокашлялся и посмотрел ей прямо в глаза. Бомба была готова разорваться. Я колебался. Потому что кому захочется иметь такой разговор? — С моей.
Она нахмурилась.
— Твоей что?
— Моей мамой.
— Что?
— Моей мамой, — медленно повторил я. — Твой папа.
У Остин приоткрылся рот.
— Что?
— Это продолжается уже три месяца, — проворчал я. — Я обнаружил где-то за месяц до того, как мы начали встречаться.
— Как?
— Мой отец узнал и прибежал рассказать мне, что у него есть доказательства... — А вот и самая неприятная часть. — У него были фотографии наших родителей вместе. И сказал, что собирается обратиться в прессу, хотел окончательно уничтожить мою мать и «показать миру, какой шлюхой она была». Но стоит учесть, что мой отец заядлый алкоголик, и я даже не уверен, что он бы добрался до здания издательства, не остановившись в ближайшем баре и не нажравшись. — Я помолчал немного. — А потом... он увидел тебя. Сложил дважды два и... ну... — Внезапно время снова перенеслось на тот момент, когда мне было девятнадцать, и я застукал мать с нашим садовником. Отец обвинил ее за развал нашей семьи, хотя сам совершил первую ошибку. Я провел пальцами по волосам. — Черт, Остин, я не хотел, чтобы ты все это знала. Вообще ничего. Я подумал, что если оттолкну тебя... — Мне не хотелось продолжать. Совсем. Было больно наконец-то рассказать ей правду, потому что от каждого слова она морщилась, словно я бил ее в самое сердце.
Наконец, Остин спросила:
— Где теперь эти фотографии?
— Они у меня. — Я неуютно поерзал. — В моей квартире.
— У тебя фото моего папы и твоей мамы... обнаженными? — прошипела она.
Я застонал в ладони.
— Это не значит, что я держу грязный козырь, Остин!
Она снова чуть не заплакала и прищурилась.
— Когда, ты говоришь, узнал об этом?
Я помолчал, а потом ответил:
— Я был зол на тебя. Но злость была направлена неправильно. Я злился на себя. На мою семью за то, что она уничтожила в моей жизни что-то хорошее — тебя.
Ее вид был просто убийственным, такая потерянная, столько боли, боли, вызванной мной.
— Я злился на твоего отца, на свою мать и даже на собственного отца за то, что он сказал, что я такой же, как он. Оба моих родителей изменщики. И это меня пугало, пугало, что он окажется прав. Чем больше мы сближались, ты и я, тем больше я паниковал. Что если я был способен на такое? Но когда я понял, что это не так, что мне хотелось быть с тобой, я осознал, что отношения невозможны. Это бы уничтожило тебя.
Остин смотрела на стол.
— Поэтому ты поступил в точности, как они, верно? Ты превратился в человека, которым никогда не хотел становиться — бабника.
— Я поцеловал Брук. Мне не понравилось. Но этого было достаточно, чтобы ты разозлилась и порвала со мной, ну или я так считал. А потом ты вернулась, и я почти рассказал тебе правду. Но мой отец приоткрыл дверь, лишь немного, и...
— Воу, воу, подожди. Он был в твоей квартире?
Я нахмурился, а потом еле сдержался, чтобы не поморщиться.
— Нет, он, ох, он живет дальше по коридору.
— Дерьмовый сосед — это твой отец?
— Пахнет как виски?
Она кивнула.
— Ужасно выглядит? — Еще кивок. — Вероятно, он.
Она потянулась к моей руке, но я отдернул ее. Не желал ее сочувствия или жалости, не сейчас. У меня все еще было, что рассказать.
— Я порвал с тобой ради твоей защиты. В конце концов, их интрижка выплыла бы наружу. Они такие беспечные, наши родители. И ты бы увязла во всем этом. — Я встал и отвернулся.
— Тэтч. — Слезы лились из ее глаз, она стиснула зубы. — Тэтч, что ты делаешь?
— То, что лучше всего. — Я едва мог говорить. — Всегда можно пережить бурю вместе. Или я могу уйти.
— Нет, — прорычала Остин. — Ты не можешь решать за нас двоих. Так не делают. — Ее глаза сверкнули, когда она бросилась к моей груди и схватила за рубашку, притягивая меня к себе. Ее глаза излучали гнев. — Ты когда-нибудь думал, что я захочу, чтобы ты был рядом, когда разразится скандал? Что будешь нужен мне, чтобы пережить его? Все это?
Она оттолкнула меня. Я не противился.
И шокировано уставился на нее.
Моргнул и открыл было рот, но не знал, что именно собирался сказать. Потому что во всех сценариях я никогда не думал об этом, о том, что девушка захочет со мной и в огонь и в воду.
Потому что моя мама выбрала вариант причинить моему отцу боль.
А отец решил ранить сердце мамы.
В их отношениях я всегда видел боль. И никогда не видел любовь.
Никогда не видел, чтобы они смотрели друг на друга так, как Остин сейчас смотрела на меня. И как мне всегда хотелось — с полным доверием и уверенностью, что, несмотря ни на что, мы все равно будем держаться за руки до самого конца. И как бы в доказательство этого она потянулась и крепко сжала мою руку.
— Ты собираешься снова пойти и поцеловать кого-нибудь мне назло? — смущенно спросила она.
— Что? Нет. Зачем мне это делать, черт побери? Я люблю тебя.
— Тогда это действительно все, что мне нужно знать. — Она протянула руку. — Шаг за шагом.
— Остин, не думаю, что ты до конца осознаешь, через что собираешься пройти.
— Забавно, что ты это говоришь, — Остин вытерла слезы, — потому что один очень умный доктор однажды сказал мне, что именно самоощущения определяют тебя как личность, а не то, что говорят другие. Еще он сказал одну очень милую вещь о том, что я могу есть все десерты.