Ну, хорошо, мне нравилось, как это звучит. У меня уже были две бессонные ночи, и я близок к тому, чтобы сменить замки — у нее до сих пор оставались ключи. Да-да, это очень тупо.
Я открыл рот, чтобы сказать «нет». Отказать ей снова.
— Удали видео и поговорим.
— Выгони из моего дома паука, и по рукам, — она поднялась и протянула ладонь.
Что-то говорило мне не пожимать ее. Логическая часть мозга. Часть, которая говорила, что это плохо кончится.
Но, черт, что могло пойти не так? Ее угрозы отомстить исчезнут, а наша война закончится без жертв.
Я взял ее мягкую ладонь в свою и прошептал:
— Всего одна вещь, Остин, — у нее сбилось дыхание. — Мы как следует прокатимся. — Я отпустил ее руку и встал. У нее отвисла челюсть.
Я пальцем закрыл ей рот и подмигнул:
— На велосипеде. Хватит думать о пошлом, Роджерс.
— Я поняла! — Не думал, что такое возможно, но ее лицо покраснело еще больше, пока она оглаживала юбку. – Так, значит, обсудим наш список вечером, пока ты будешь убирать тупого паука из моего дома?
— Как ни странно, я уже жалею об этом, — сказал я скорее сам себе. — И да, как насчет того, что мы поедем к тебе домой, я заберу твоего домашнего питомца и ты мне расскажешь, как собираешься использовать меня в своих целях.
— Ты же шлюшка, тебе положено быть использованным.
— Забавно, учитывая, что утром это слово было написано у тебя на лбу. — Я сделал паузу. — Буквально. Написано. — Я усмехнулся. — Вот здесь. — Я щелкнул ее по лбу и улыбнулся.
— Герой! — она кашлянула в руку и выпятила грудь. — К тому же, задом наперед не считается.
— Задом наперед всегда считается. — Я скрестил руки на груди. — Так, значит, снова друзья?
— Ну, по крайней мере, не враги, — она выдавила улыбку и посмотрела под ноги. — Спасибо, Тэтч. Я тебе обязана.
Вау, ее благодарности могли бы причинить боль, если учитывать выражение ее лица.
— О, я знаю, — прошептал я. — Знаю.
Глава 11
ОСТИН
Тэтч должен быть в моем доме с минуты на минуту.
У меня вспотели ладони.
Каждый раз. думая о нашем рукопожатии, я продолжала мысленно повторять: «Святое дерьмо, ты же только что не продала душу; ты с готовностью отдала сердце, душу, здравомыслие и, вероятнее всего, тело, и все ради одного отчаянного желания».
Сдать предмет.
И двигаться дальше по жизни.
Прочь от родительского дома. Прочь от политики.
Прочь от Тэтча.
Я собиралась уходить, но к чему именно в итоге двигалась? Я нахмурилась, размышляя. На самом деле я не обдумывала жизнь после выпуска, потому что всей душой сосредоточилась на другом: выбраться из-под гнета родителей, стать независимой. Потом найти работу, выйти замуж. Я сглотнула.
Почему? Почему я всегда должна ассоциировать все эти слова о будущем с Тэтчем?
Грудь обожгло прямо в области сердца — плохой знак, очень плохой, значит, он все еще действует на меня как в физическом, так и в эмоциональном плане. Не важно, сколько раз я повторяла себе перед зеркалом, что он – лживый засранец с шикарными пшеничными волосами, а тело напоминало, каким твердым и уверенным он был.
Каким заботливым. Чутким.
То, как он отдавался поцелуям, словно это гораздо важнее секса, и как он всегда, именно всегда, смеялся в постели над забавными интимными ситуациями, в которые мы попадали за месяц наших отношений.
Тело было коварной сволочью. Которую я местами ненавидела.
— Угомонись, девочка. — Я прижала руки к груди и попыталась успокоиться.
Это работа. Ничего личного.
Он помогает мне только из-за того, что знает – реклама выгодна для его бренда, его собственной репутации.
Он делает это ради работы. Не ради меня.
Не ради меня.
Ну, хорошо, мне всего лишь нужно повторить это миллион раз, и тогда я смогу пережить.
Я покосилась на ведро в углу.
Оно перестало шевелиться несколько часов назад. Я на девяносто девять процентов была уверена, что паук чувствует мое беспокойство и просто держит меня за дурочку, притворяясь мертвым, чтобы потом сбежать, как это делают броненосцы.
Погодите, это же неправильное животное... Я снова с тревогой глянула на ведро. Этот ублюдок, несомненно, выжидал, пока я подниму ведро и освобожу его.
— Этого не случится, Чарли.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не дала пауку кличку?
Я вскочила на ноги, прижав руку к груди, и чуть не врезалась в гранитную столешницу.
— А постучать?
— Дверь была открыта. — Тэтч засунул руки в карманы узких джинсов, под черной винтажной футболкой заиграли мускулы. Ну, вот зачем ему всегда нужно выглядеть таким идеальным? Даже его длинные светлые волосы, как у серфера, были завязаны в низкий пучок – это обычно означало, что он только что закончил очередную операцию.
— Не ври, — мне было необходимо сменить тему. — Сколько частей тела ты сегодня потрогал?
Он фыркнул и спустился по трем ступеням входа, грациозно покачиваясь, слишком красивый и высокомерный. Ублюдок.
— Шесть, — ответил он, останавливаясь прямо передо мной. Мне пришлось поднять на него взгляд. — И я счастливчик, сегодня мне досталась задница.
— Вау, меняешь мир по одной части тела за раз, а?
— Мне нравится думать об этом в таком ключе, да. — От его дерзкой ухмылки у меня перехватило дыхание, я почувствовала желание во всех неправильных местах. Очень неправильных местах.
Я сжала бедра и сузила глаза.
— Скажи честно, думаешь, возможно, чтобы пластический хирург оставался верен кому-то одному, если каждый день видит столько сисек и задниц?
— Я почти уверен, что большинство акушеров продолжают любить собственных детей даже после того, как помогли родиться тонне малышей. — Он скрестил руки. — И да, это возможно, если человек не полный псих.
— Ты назвал меня психом? — я округлила глаза, вероятно, подтверждая его обвинение.
— Ты накрыла паука ведром. — Он развернулся на каблуках. — Потом заявила, что сожалеешь, что он в ловушке. Сама и ответь.
— Потому что! — я подошла к ведру. — Мне и правда его жаль, ведь он заслуживает хороший дом, просто не мой и не любой другой в радиусе пяти миль.
— Остин, — произнес Тэтч, качая головой, — это не домашний любимец.
— У него есть мех! — я указала на ведро.
— Этот мех не дружелюбен, он выделяет яд и вызывает сыпь на коже.
Я открыла рот.
— Успокойся, ты же его не трогала, верно?
Я вздрогнула.
— Нет, предпочитаю думать, что я лучше бегаю, чем он. Но вот моя мама...
Он издал тихий смешок.
— Это не смешно! — я хлопнула его по груди.
— Твоя мама на кухне, машет руками и чуть не отправляет гигантского паука тебе в голову, пока ты несешься к дивану. Очень смешно, кто-то может даже сказать, что безумно весело. — Он положил руку на ведро. — И если не хочешь повторения, я бы рекомендовал забраться на стул или опять на диван, он, вероятно, крайне рассержен.
— Бедный Чарли.
— Почему Чарли?
— Потому что думаю, это мальчик, а ты не можешь назвать мальчика Шарлоттой.
Он закатил глаза.
— Временами я забываю, какой ты еще ребенок.
— Эй!
— Прости, — Тэтч прикусил идеальную нижнюю губу, светло-голубые глаза сверкнули, когда он медленно поднял ведро выше, выше и затем полностью оторвал от пола.
— Сукин сын, — пробормотал он.
Я прикрыла глаза.
— Я его убила, да?
— Эм. — Он ничего не сказал. Почему он молчит?
— Тэтч? — Я взглянула на него сквозь пальцы и увидела, как он почесал голову, озираясь по сторонам. — Тэтч, что не так? Чарли мертв? Нет?
— Скорее да, чем нет.
Я вскрикнула и вскочила с дивана, готовая извиняться перед несчастным пауком. Но на полу не оказалось трупа. Не было никакого паука.
Просто синий букет. И чистый пол.
— Тэтч, — в горле внезапно пересохло, и я прошептала: — Где Чарли?
Он схватил меня за руку, теплые пальцы впились в кожу, а потом произнес фразу, которую ни одна женщина никогда не захочет услышать.
— Не двигайся.
— Тэтч, — выдавила я сквозь зубы, — если это шутка, то не смешная.
— Похоже, что я смеюсь? — Его глаза уставились на мои ноги. Мне было страшно смотреть вниз. Очень страшно, но, конечно, когда кто-то так пристально на что-то смотрит, у тебя нет выбора, кроме как посмотреть. Верно?
Я медленно опустила взгляд.
И что вы думаете? Там был Чарли, полз возле моего большого пальца. На мне были сандалии.
Гладиаторские.
Я была гладиатором без меча. Перепуганным насмерть.
И Чарли, словно почувствовав мое состояние, поднял одну из мохнатых ног, как будто пробуя напряжение вокруг моего розового пальца.
— Спокойно, — тихо произнес Тэтч, медленно опускаясь на колени возле паука.
— Я пытаюсь. — Руки тряслись, пока паук размером с блюдце продолжал делать своими ногами в воздухе странные заигрывающие движения. — Думаю, он расстроен.
— Он был в ведре, — прошипел Тэтч. – Конечно, он расстроен! Ты даже в туалете не можешь спрятаться без истерики.
— Всего один раз! — Прошептала я. — И там было очень темно!
— Перевожу: ты боишься темноты.
— Зато, по крайней мере, умею ездить на велосипеде.
— Хочешь заняться этим прямо сейчас? — Он продолжал шептать, медленно протягивая большую идеальную ладонь хирурга к пауку, и вдруг я представила, чем это может закончиться.
Паук его укусит. В кровь попадет инфекция.
И он не сможет работать. Или оплачивать свой кредит на обучение.
Оставит его всего в долгах. На улице.
Голым.
Мертвым.
Тэтч умрет.
— Подожди! — Я медленно опустилась на пол. В ушах стучало от страха, но я протянула руки, и Чарли заполз мне в ладони. Стало щекотно. Это было бы мило, если бы пауки не ужасали меня.
Трясясь, я подошла к ведру и осторожно опустила его внутрь, на этот раз не переворачивая, чтобы Тэтч мог потом отнести его. Но стоило мне начать вытаскивать руку, как что-то острое впилось в кожу.
— Мать твою...
Тэтч успел схватить меня до того, как я повалилась на пол, руки дрожали, а большой палец правой руки пульсировал от боли.
Прежде чем я осознала, что происходит, Тэтч отнес меня на диван. Спиной я опустилась на мягкие подушки, мужчина поднес мой палец к лицу, разглядывая.
— Я умру? — промямлила я. — По каналу «Дискавери» рассказывали, что укус тарантула похож на укус пчелы. Так вот, они безбожно соврали!
Тэтч нахмурился при виде опухшей красной отметины и медленно опустил мою руку вдоль тела.
— Ты будешь жить.
— Что ж, обнадеживающе. Мне хоть приз дадут? Леденец? За спасение твоей жизни?
— Ты? — Он усмехнулся и присоединился ко мне на диване. — Спасла мне жизнь, дав тарантулу укусить себя?
— Продолжай! — По крайней мере, разговор отвлекал от боли. Слегка притуплял ее, хотя от факта, что в руке находится яд паука, я вся сжалась. — Если бы он укусил тебя, ты бы не смог работать.
Он, казалось, задумался.
— Хочешь сказать, что я, наконец, получил бы отпуск, в котором мне дозволяется спать больше трех часов?
— Ну, когда ты так об этом говоришь, — проворчала я и попыталась скрестить руки, но зашипела от боли в нижней части руки.
Тэтч снова схватил ее.
— Яд слабый, тут всего лишь опухшие дырочки от клыков.
— О, какое разочарование. Я спасла тебе жизнь и при этом даже не превращусь в Спайдермена.
— Везет как утопленнику, ну, может, в другой раз. — Он подмигнул. Это было мило.
Сидеть с ним на диване. Мои ноги на его коленях. Взгляд сосредоточен на его губах. Стоп! Стоп!
Я поспешно отвела взгляд, но недостаточно быстро: он поймал меня на том, что я пялилась, куда не следовало, и почувствовала себя полной дурой, что продолжаю так сильно желать его.
О чем это говорило? Кроме как обо всем?
Он был превосходен. Упорный. Прекрасный. И сражался с пауками ради девушки, которую бросил.
К черту все.
— Это ни к чему не приведет, — неубедительно произнес он. — Ты же понимаешь, верно?
Было такое чувство, будто он сначала вручил мне воздушный шар счастья всего мира, а потом проткнул его гигантской иглой.
Я была полностью повержена.
И хотя я знала, что нет никакой надежды на воссоединение, меня официально поставили перед этим печальным жалким фактом.
Меня всегда забавляли «такие девочки».
А теперь «такая девочка» смотрит на меня из собственного идиотского зеркала.
Я испустила долгий вздох и медленно кивнула.
— Это исключительно по работе, Тэтч. Ты знаешь, как важен для меня этот курс, как важно защитить диплом.
Он отвел взгляд, стиснув зубы.
— Родителей все так же не бывает рядом по большей части?
Я кивнула.
— И предполагаю, что в виду переизбрания твой отец захочет, чтобы ты снова присоединилась к его избирательной кампании?
В животе появилось болезненное чувство.
Для своих родителей я была трофеем. Чем-то блестящим и симпатичным, чем можно похвастаться перед семьями и заработать их голоса, показывая, как они могут растить ребенка в столь занятой жизни.
Ладно, я знала, что родители меня любили.
Просто они любили меня в собственной манере — единственной, о которой знали.
— Мне необходимо доучиться, — снова надавила я. — Рынок труда свирепствует, степень МВА мне поможет. Чем скорее я выпущусь, тем скорее смогу начать собственную жизнь подальше от всего этого. — Я подняла руки в воздух.
Так уж случилось, что это особняк. Огромный дворец.
С тремя соединяющимися бассейнами. Теннисным кортом.
Двумя кинозалами. И дорожкой для боулинга.
Думаю, что предпочту этому что угодно. Если бы я могла выбирать между жизнью настоящей семьи в какой-нибудь халупе или во дворце, но практически не видясь друг с другом, я бы, не задумываясь, выбрала халупу.
— Я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. — Он поднял мои ноги с колен. — Но сначала мы прокатимся.
Я вспыхнула. Ничего не могла с этим поделать.
— Ты не можешь прекратить это, — прошептал он, его голубые глаза пронзали насквозь. — Ты не можешь не краснеть, когда я говорю подобные вещи?
— Прости.
Тэтч отпустил ругательство и отошел. Могу поклясться, что он поправил себя возле двери, но была слишком занята, прячась на диване, чтобы открыто пялиться на него.
— Где твой велик? — спросил он через плечо, прежде чем обернуться.
— В гараже. Сейчас уже довольно темно, поэтому давай покатаемся завтра после работы. — Я произнесла это без единого заикания и не краснея.
— Ладно. — Он выглядел очень уставшим.
— Не забудь паука. — Я указала на ведро. — И не выпускай его на природу. Мы не можем позволить этому ублюдку спариться с другим пауком и создать маленьких детей пауков-зомби, которые поработят весь мир.
Он просто смотрел на меня так, словно я спятила.
А потом покачал головой, и на губах заиграла улыбка.
— Ты забавная, этого у тебя не отнять.
— Приму за комплимент, спасибо.
— Это и предполагалось как комплимент.
Мы замерли, улыбаясь друг другу.
— Иди спать, — прошептала я. — У тебя завтра насыщенный день.
— Ага. — Он взял ведро в руку, мышцы напряглись. — Выпей «Ибупрофен» и приложи лед к укусу. Если почувствуешь мышечную слабость или тяжесть в груди, дай знать, я что-нибудь выпишу тебе.
— Ах, сила ручки.
Он закатил глаза и махнул свободной рукой.
— Увидимся завтра в восемь утра, Остин. — Тэтч замешкался в дверях. — И позаботься одеться во что-нибудь соответствующее работе.
— О, значит, ты хочешь, чтобы я надела велосипедную форму?
Он оттолкнул меня и тихо закрыл дверь под мой смех.
Глава 12