Когда луч света заиграл на жемчужных пуговках, у меня опять возникла навязчивая ассоциация с церковью. Цветы, запах ладана, белые одежды. Я вспомнил свою конфирмацию. На мальчиках были белые костюмы, а девочки походили на маленьких невест и выглядели так, что дух захватывало. Епископ мазал нам лоб миром и читал молитвы на латыни. Теперь все мы — и девочки, и мальчики — стали воинами Христа. Господи, какая безумная смесь воображаемого и метафоричного!
Очень осторожно, тихо-тихо я стал задирать ее ночную рубашку — и вот, сжимая в руках мягкую фланель, я уже любовался ее обнаженной грудью. А когда я нежно поцеловал каждую грудь, соски мгновенно набухли и напряглись. Даже слегка потемнели.
— Джереми, — сонно прошептала Белинда.
Не открывая глаз, она взяла меня за руку и притянула к себе.
Я нежно поцеловал ее в губы, и она снова провалилась в сон.
У меня же сна не было ни в одном глазу.
Я спустился в подвальный этаж и открыл один из сундуков, что привез тогда из Нового Орлеана. Именно в нем я хранил дорогие моему сердцу старые вещи. Сундук не открывался уже много лет.
Мне в нос тут же пахнуло камфарой. Не слишком приятный запах. Но я нашел, что искал. Материнский молитвенник. Книга текстов на латыни, которой мать пользовалась еще девочкой. Перламутровая обложка, на ней — золотой крест. Страницы с золотым обрезом. Четки лежали рядом, в белой коробочке для ювелирных изделий. Я вынул четки и поднес к свету. Синяя бумага предохраняла серебряные звенья и не давала им тускнеть. Деве Марии предназначались жемчужные бусины, а Всевышнему — из горного хрусталя в оправе из серебра.
Мать не слишком любила эти вещи. Однажды она сказала мне, что с удовольствием выкинула бы их вон, но негоже выбрасывать четки и молитвенники. А потому я сохранил их.
В сундуке была и фотография отца — его последний снимок, который он сделал перед тем, как отправиться за океан. Доктор Уокер в военной форме. Он записался в добровольцы в тот день, когда сбросили бомбы на Перл-Харбор, и погиб на юге Тихого океана. Все случилось через два месяца после моего рождения, и не думаю, что мать сумела его простить. Но мы продолжали жить в большом доме доктора Уокера на Сент-Чарльз-авеню. Я никогда не видел своего отца.
Положив фотографию отца обратно в сундук, я взял четки и молитвенник и вернулся в гостевую комнату.
Ко мне снова вернулись радостное возбуждение и ощущение полноты жизни.
10
Когда я проснулся, Белинда уже успела одеться для верховой прогулки. В коротком красном пальто и бриджах она выглядела восхитительно. Сказала, что в районе Марин нашла конюшни, где можно взять напрокат лошадь.
Конечно-конечно, возьми машину. Возвращайся к обеду.
Я смотрел, как она стремительно опустилась на старое кожаное сиденье темно-зеленого «эм-джи» и включила третью передачу. Машина истошно взревела. «Ох уж эти дети», — подумал я.
В кухне все плавало в сигаретном дыму.
И сцепление, похоже, выдержит не больше недели.
Но у меня в мастерской целых пять картин. Я чувствовал себя абсолютно счастливым человеком.
Взяв с собой ее туфельку, я отправился на мини-вэне в центр.
Белая фланель и жемчужные пуговки натолкнули меня на одну мысль. У меня был определенный план, хотя я слегка сомневался, что смогу его реализовать. Я не знал, где можно купить все необходимое.
Но, попав в отдел товаров для новобрачных в супермаркете, я увидел то, что искал. Не простую белую свадебную вуаль, а изысканные венки из белоснежных цветов. Лучше и быть не может. Я стоял на мягком ковре в интимно освещенном, укромном уголке, какие есть в каждом большом магазине, и любовался выставленными там изящными вещицами. Я, сам того не желая, будто опять окунулся в церковную атмосферу. Снова почувствовал то, что, казалось, ушло безвозвратно.
Я с ходу купил вуаль и венок, но вот платья явно не годились для моих целей. А те, что продаются в отделе одежды для детей, на нее не налезут.
В отделе нижнего белья я неожиданно нашел именно то, что нужно: сделанную в Европе очаровательную ночнушку, всю в ленточках и кружавчиках. Там продавались ночные рубашки всевозможных фасонов и разной длины. Но все производили один и тот же эффект. Затейливые, невинные, старомодные.
Я выбрал короткую ночную рубашку, без пояса и без оборок: на тонко прошитой кокетке и, конечно, с жемчужными пуговками. Именно то, что я и искал. И рукава… рукава были слишком хороши, чтобы быть правдой. Короткие рукава фонариком, отделанные гофрированной атласной лентой. На подоле такая же лента. Вот это вещь! Маленькое платье.
На всякий случай я купил еще две, на размер меньше. И кроме того, несколько ночных рубашек других фасонов. В моем доме они точно не пропадут.
За туфлями пришлось идти в детский отдел. Ведь должны же быть маленькие девочки с большой ногой. Наверное, седьмой размер. И действительно, мне удалось найти то, что искал: простые белые кожаные туфли с ремешком. Туфли, конечно, слегка широковаты, но ей же не придется в них ходить.
С белыми чулками проблем не было. Я купил кружевные, хотя это, наверное, неправильно. Простые белые чулки. Именно они врезались мне в память.
Затем я позвонил в цветочный магазин на Восемнадцатой улице, рядом с домом, и заказал цветы. Сказал, что сам заберу их, так как я на машине, и к моему приезду они должны быть готовы. Мне нужны лилии, гладиолусы, розы и вообще все белые цветы. Можно и гвоздики, но в основном те цветы, что ставят в церкви.
Перекусив в ресторане на верхнем этаже «Сакса», я купил восковые свечи и уже собрался было ловить такси, когда вдруг подумал, что не мешало бы позвонить Дэну.
Конечно, большого желания я не испытывал, но ничего не поделаешь: надо так надо.
На мое счастье, Дэн был в суде. И появится только завтра. Но его секретарша сообщила мне, что он горит желанием со мной пообщаться. У меня выключен автоответчик. Интересно, я об этом знаю?
Да, похоже, что знаю. Мне очень жаль. Но может, она в курсе того, что хотел сообщить Дэн.
— Что-то по поводу его предупреждения. Не забыли ли вы о нем?
Чтобы это могло значить? Я уж было почти решился попросить ее передать Дэну, чтобы тот остановился, но промолчал.
Я повесил трубку. Интуиция подсказывала мне, что не мешало бы позвонить Алексу Клементайну.
Алекс уже выехал из «Стэнфорд-корта» и отправился в Сан-Диего в рамках турне по презентации его книги.
Тогда я позвонил в Нью-Йорк своему агенту Джоди. Она сообщила, что у Алекса очень плотный график. Она обязательно передаст, что я хотел с ним связаться.
— Ничего срочного. Не стоит его беспокоить.
— А ты слышал, что на этой неделе его книга оказалась на восьмом месте в списке? Ее раскупают как горячие пирожки.
— Здорово!
— Его приглашают на все ток-шоу страны. Уверяю тебя, дело в этом кошмарном «Полете с шампанским». Я хочу сказать, зрители подсели на ночные мыльные оперы. Представляешь, везде продают кукол, похожих на эту актрисульку Бонни. Двадцать пять долларов — пластмассовые и сто двадцать пять — фарфоровые.
— Ну так раскрути ее на книгу! И постарайся, чтобы было побольше снимков из ее старых фильмов.
— Конечно-конечно. Почему бы вам с Алексом не пригласить ее выпить, а потом уговорить написать историю своей жизни?
— Мне она не по зубам. Придется Алексу действовать в одиночку.
— «В поисках Беттины» по-прежнему хорошо расходится. Пять тысяч экземпляров в неделю.
— Знаю-знаю.
— Тогда как насчет того, чтобы встретиться с читателями еще в паре-тройке книжных магазинов? Ты обещал!
— Да… Послушай, передай Алексу привет, если мне не удастся с ним пересечься.
— Они умоляют, чтобы ты приехал в Беркли и Марин. Джереми, всего час езды.
— Не сейчас, Джоди. Не сейчас.
— Мы пришлем за тобой длиннющий лимузин и двух наших самых прелестных эльфов, которые обо всем позаботятся.
— Может, в ближайшее время…
— Та дама из «Кроникл» в ярости, что ты отложил интервью.
— Какая дама? Ах та! Да-да-да. Но сейчас я не в состоянии общаться с людьми.
— Тебе решать. Ты у нас босс.
Когда я пришел домой, Белинда еще не успела вернуться. В доме было удивительно тихо и очень тепло — теплее, чем обычно, — от лучей полуденного солнца.
И пахло тоже по-особенному, причем не только сигаретным дымом. Пахло ее духами и мылом. Давно забытые, сладкие запахи.
Игрушки в гостиной были покрыты тонким слоем пыли, просвечивающей на солнце, но здесь тоже все стало по-другому. Белинда аккуратно рассадила кукол в старинной коляске и на диване. Она открыла стеклянные двери кукольного дома и расставила по местам игрушечную мебель. Протерла стекло. Стерла пыль с крошечных деревянных столов и стульев, вытряхнула крошечные восточные ковры ручной работы. По-новому разместила крошечных обитателей кукольного дома. Теперь крошечный человечек стоял возле крошечных напольных часов, а его затянутая в корсет крошечная жена чинно сидела за обеденным столом. На чердаке кукольного дома кукольный ребенок играл с крошечной игрушечной железной дорогой, причем если включить крошечный выключатель на стене, то крошечный поезд действительно побежит по ниточке электрических рельсов.
А раньше все здесь выглядело как во время Второй мировой.
Жаль, что не смог снять Белинду в процессе уборки. Вот бы поймать момент, когда она заглядывает в кукольный дом! На ней — плиссированная юбка, на ногах — короткие носочки. А ее спутанные волосы пронизаны солнцем.
Ну и пусть. Теперь у нас масса времени впереди.
Я повесил пальто, занес в дом цветы и пакеты, а потом, поднявшись вместе со всем этим добром на второй этаж, начал раскладывать вещи.
Я начал с того, что застелил кровать старым белым синелевым покрывалом. Установил вокруг кровати проволочные стойки с белыми венками из цветов. Поставил на прикроватные тумбочки серебряные канделябры из гостиной. Эффект получился именно тот, которого я и добивался: дрожащее пламя свечей в сгущающихся сумерках навевало воспоминания о церкви во время богослужения. В воздухе витал даже изысканный цветочный запах, хотя не такой сильный и не такой сладкий, как в Новом Орлеане. Но нельзя дважды войти в одну реку.
Установив камеру на треноге в ногах кровати, я положил на покрывало новые вещи, белый молитвенник и жемчужные четки. Потом внимательно оглядел плоды своих трудов. Обнаружив маленькое упущение, спустился вниз, достал из буфета бутылку хорошего бургундского, два бокала, отнес в спальню и поставил на прикроватный столик.
Роскошное, сказочное зрелище. И тут меня словно громом поразила мысль о безумности всей этой затеи.
Замысел предыдущих картин возник совершенно спонтанно, и все необходимые атрибуты были под рукой. Идея же написать портрет обнаженной наездницы принадлежала Белинде.
Но сейчас я задумал нечто сумасшедшее, выходящее за границы нормы.
И вот я стоял, смотрел на цветы, на горящие свечи, бросавшие отблески на белый атласный полог — скорее, балдахин, как мы привыкли его называть, — и думал, не напугает ли это Белинду. А вдруг я жестоко заблуждаюсь и неправильно оцениваю ситуацию? И вообще, не извращение ли то, что я делаю? Похоже, что так. И венки на черных проволочных стойках были погребальными венками. Ни одному нормальному человеку даже в голову не придет поставить у себя дома подобные венки! Но мне они были нужны совсем для другого.
Хотя человек, который способен зайти так далеко, чтобы увидеть ее в новом образе, вполне способен обидеть ее.
Могу себе представить свою реакцию, если бы Белинда сообщила мне, что делала подобные вещи с мужчиной!
«А потом он купил белую свадебную вуаль, и белые туфли, и…»
Я, естественно, объяснил бы ей, что он извращенец и от него следует держаться подальше. И вообще нельзя доверять человеку, который такое вытворяет.
И дело не только во всевозможных ухищрениях. Нет, вся моя затея была откровенным богохульством. Молитвенник, четки…
Я чувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди. Чтобы не упасть, я на секунду прислонился к стене, сложив руки на груди. Мне нравилось!
Тогда я спустился вниз, налил себе чашечку кофе и прошел на заднюю веранду. «Одно я знаю наверняка, — пронеслось у меня в голове. — Я никогда не обижу ее». Было бы полным безумием считать, что я на такое способен. Я ведь не причиню ей боли тем, что попрошу надеть на себя вещи, купленные мною сегодня утром! Это всего лишь картина. И наверное, они будут прекрасно смотреться на ней!
А потом картины могут войти в книгу: три с карусельной лошадкой, портрет наездницы, а теперь и Святое причастие.
Услышав, как хлопнула входная дверь, я даже не пошевелился. Через несколько минут она увидит те вещи. А потом спустится вниз и скажет мне все, что думает. Мне оставалось только ждать.
Я услышал, как наверху включили воду. Вода весело журчала по трубам. Наверное, Белинда принимает душ. Я представил себе, как она — вся такая восхитительно розовая — стоит под горячей струей…
Наконец вода перестала литься. Я чувствовал буквально каждое движение Белинды.
Я осторожно вернулся на кухню, поставил чашку на стол.
Ни звука кругом.
— Белинда!
Ответа не последовало.
Я поднялся по лестнице. Везде, кроме спальни, было темно. В спальне же горела свеча, отбрасывавшая причудливые тени на старые бумажные обои и белый потолок.
Я открыл дверь и вошел в комнату. Белинда, одетая именно так, как я того хотел, стояла в ногах кровати. На голове — белый венок, лицо закрыто вуалью. В руках — молитвенник и четки. Белинда стояла в балетной позе: пятки белых туфелек вместе, носки врозь. В короткой ночной рубашке, едва прикрывавшей колени, Белинда походила на маленькую девочку в старинном платье для первого причастия. Она нежно улыбалась мне из-под вуали. Ее руки, открытые благодаря коротким рукавам фонариком, были упругими и округлыми, но пальцы, перебиравшие четки, — удлиненными, тонкими и изящными.
От этого зрелища у меня перехватило дыхание. Из-под вуали на меня смотрели ее мрачные голубые глаза, уголки похожего на бутон рта были слегка изогнуты в полуулыбке. Но руки выглядели уже не детскими, а скорее женскими, так же как и розовые соски, просвечивавшие из-под тонкого льна.
У меня тут же возникла неконтролируемая эрекция. Волна страсти накрыла меня с головой.
Я подошел к Белинде. Поднял вуаль и откинул ее назад, поверх венка из белых цветов. Теперь правильно. Маленькие девочки в мое время носили вуаль именно так. В ее глазах играли огоньки свечей.
Я сжал ее в объятиях, почувствовав сквозь тонкую ткань аккуратную попку. Потом поднял и повалил на кровать. Тихонько подталкивая, заставил облокотиться на подушки. Она легла, вытянув ноги вперед и положив молитвенник и четки на колени. Я поцеловал ее круглые колени и нежно погладил длинные ноги.
— Иди сюда, — прошептала Белинда, поманив меня рукой.
Я лег на кровать, а Белинда откинулась на подушки.
— Иди сюда, — повторила она и, прикрыв веки, стала жадно целовать меня полуоткрытым ртом. Ее тело слегка пульсировало под моей тяжестью.
Я понял, что пропал и вот-вот кончу, еще не успев войти в нее. Я снял брюки и рубашку, а потом одним резким движением стянул с нее кружевные чулки.
Под ворохом смятого белья я нащупал ее нежные половые губы, стыдливо прячущиеся под пепельными волосами между ног. Притягательная полоска темно-розовой персиковой плоти.
Лицо Белинды пылало. Она резко притянула меня к себе, а потом легла на спину и, задрав рубашку, обнажила грудь. Я прижался лицом к ее животу, затем подтянулся на руках и начал осыпать поцелуями ее грудь. Соски у нее были маленькие и твердые как камень. Она лежала, широко раскинув ноги, и тихонько стонала.
Я потянулся за бокалом красного вина, который предусмотрительно поставил на тумбочку. Я капнул буквально несколько капель вина на ее клитор и стал смотреть, как рубиновая жидкость проникает в самые сокровенные уголки ее тела. Я нежно вытер капельки вина пальцами и почувствовал, как она открывается мне навстречу, непроизвольно приподнимая бедра. И тогда я, вконец испортив белое покрывало, налил немного вина прямо в нее и стал смотреть, как она трепещет от наслаждения.