— В эту пятницу.
Получив от телевизионщиков указания, когда и где, я добрела до остановки и поехала домой приводить в порядок расшатанную нервную систему.
Когда ко мне ворвался Эрик, я все еще сидела на диване и медленно пила воду.
— Привет!
Я посмотрела сквозь него, едва отмечая, каким измученным он выглядит.
— Ты все еще работаешь над тем проектом?
— Еще несколько дней. А у тебя как дела?
— Меня будут снимать для программы на ТВ.
— Все настолько плохо?
Я довольно бессвязно рассказала ему о произошедшем сегодня.
Эрик нахмурился.
— Ты пойдешь?
— Конечно. Я прославлюсь и мигом налажу свою личную жизнь.
— Чтобы прославиться на телевидении нужно быть прокладкой или памперсом. Все, что получишь ты — дурную славу.
— Не знаю, почему ты настроен столь мрачно. Я не сделала ничего плохого. Я даже не запустила салатом ему в голову. К тому же я выиграла конкурс!
Эрик попробовал было со мной спорить, но, поняв, что это бесполезно, со вздохом поднял взгляд к потолку.
— У тебя на люстре висят трусы?
— Это красные трусы, — объяснила я. — И они совсем новые. Поэтому ничего страшного, что они висят на люстре.
— Взяла идею из журнала «Мой уютный дом»?
— Нет. Они там, чтобы привлечь в дом любовь.
— А также быков и санитаров. Вижу, ты все еще увлечена этой ерундой, как ее там…
— Симорон. Знаешь, пренебрежительность вовсе не помогает тебе выглядеть умным. Если бы ты позволил себе выползи из раковины предрассудков, ты бы сам поразился, насколько улучшилась бы твоя жизнь. Дай себе свободу верить, поймай счастье, что витает в воздухе! Существует Небесная Канцелярия, в которой отмечаются все наши желания, все наши мечты и…
Не слушая, Эрик продолжал осматривать комнату своими тусклыми, запавшими глазами, вокруг которых отчетливо проступала синева.
— Зачем тебе кастрюля моркови на столе?
— Я пытаюсь с ней подружиться.
— Каким образом?
— Постоянно ее ем.
— Со мной бы такой способ наладить дружеские отношения не прошел.
Я задрала подбородок.
— Если подружиться с морковью, она подарит тебе любовь.
— В каком смысле?
— Не надо ехидных вопросов. На симороне я уже похудела на два с половиной килограмма!
— Это за счет мозга.
— Ничего подобного! Посмотри, — я привстала, и Эрик сощурил глаза, рассматривая меня.
— Да, кажется, чуток сбросила. В этом психотическом трипе ты вообще выглядишь довольно осунувшейся.
— Я буду худеть еще, я купила себе гель для душа.
— Либо ты сейчас объединила в одно два не относящихся друг к другу предложения, либо мне не понятна твоя логика установления причинно-следственных связей.
— Ну, знаешь, жидкость для мытья посуды растворяет жир. Я представлю, что гель для душа — это жидкость для мытья посуды, и он растворит мой жир.
— Не проще ли тогда сразу взять жидкость для мытья посуды?
Я задумалась.
— Раньше твои задвиги казались забавными, но сейчас мне уже страшно. Мы не общались всего-то… сколько-то дней. Когда ты успела так съехать?
— Ну вот, начинается, — я встала с дивана и зашагала по комнате. — Сейчас ты скажешь мне то же, что и Диана. Что у меня невроз навязчивых состояний, спровоцированный одиночеством и постоянным недовольством собственной жизнью. Что я прибегаю к сомнительным ритуалам, потому что они дают мне иллюзию контроля и тем самым снижают уровень тревожности, который у меня явно завышен! Но знаешь, что думаю я? Что на самом деле вы хотите, чтобы я оставалась несчастной! Что вам нравится наблюдать мои злоключения, потому что в сравнении с ними ваши собственные проблемы кажутся незначительными!
— Я не квалифицирован для того, чтобы поставить диагноз «паранойя», но мне кажется, это она.
— Думаешь, ты самый умный?
— Да уж выше среднего уровня, — отбрыкнулся Эрик.
— Меня никто не понимает! — закричала я.
— Помнится, еще недавно ты заявляла, что моя мама с серьезным прибабахом, а ведь она всего-то посоветовала купить кулон.
— Что? Она тебе рассказала? С вами вообще возможно общение один на один? Без последующей передачи содержания диалога третьему?
— А ведь моей маме, расставляющей свечи по фэн-шуй, далеко до тебя, вешающей трусы на люстру…
— Это мне далеко до твоей мамы! — воскликнула я. — Я не веду себя, как глупый подросток! Не набрасываюсь с воплями на незнакомых людей! Не одеваюсь, как… как… как…
— Что?! — возмутился Эрик. — Вот так, значит? Да ты просто ей завидуешь!
— Как же, буду я завидовать расфуфыренной дамочке без царя в голове! Да она смекнет, как должна вести себя женщина под сорок не раньше, чем ей стукнет восемьдесят!
— Если это не зависть, то почему тогда такая аффектация по отношению к моей матери?
— Она не сможет вывести меня из себя, даже если поселится в моей ванной!
— Она твоя полная противоположность. У нее есть все, что ты хотела бы иметь. Она уверена в себе. Она легко относится к жизни. Она нравится мужчинам. И каждый раз, когда ты видишь ее, ты вспоминаешь, что твоя жизнь обернулась крахом.
— Я тоже могу напялить короткую юбку и выставить себя на посмешище! Я тоже могу добавлять к мясу сгущенное молоко! Если я захочу, я стану такой же, как она! — закричала я.
— Ты собой-то можешь быть едва-едва, — тихо произнес Эрик и вышел из моей квартиры, плотно прикрыв за собой дверь.
— Вот и проваливай, — обессиленно прошипела я. — Меня покажут по телевизору, и ко мне прибегут десять, нет, тридцать парней, и я устрою с ними оргию, сделаю фото и поставлю его на аватар в «контакте»! И твоя мать будет мне завидовать!
А Ирина уволит меня с работы…
Вечером пятницы я с тревогой наблюдала в зеркале, как опытные руки гримерши меняют мою внешность к худшему.
— Вы уверены, что это необходимо? Мой изначальный макияж был неплох.
— Он не подходит для съемок.
— Но я получаюсь какой-то невзрачной…
— Мне лучше знать, — отрезала гримерша.
Я посмотрела на ее грубое скуластое лицо и усомнилась. Да еще это платье… оно было серое, а мне не шел серый. Оно меня полнило. Зачем вообще его на меня нацепили, если я пришла в таком миленьком наряде?
— Готово.
Меня выставили в коридор, где я проторчала около часа, глядя на заурядную пыльную улицу за окном. Люди так заворожены телевидением… я же чувствовала себя разочарованной. Потом меня забрала коротко стриженная женщина в очках и поставила за занавеску.
— Выходите, когда услышите ваше имя.
Ожидая, я едва понимала, о чем говорят в студии. В желудке громко урчало. Наконец назвали мое имя, и на негнущихся ногах я вышла и села на красный диван, скованно улыбнувшись ведущему. Его звали Сергей Монахов. Я видела его по телевизору. Он говорил с такой скоростью, что, наверное, смог бы связать шаль, используя язык вместо крючка.
— Здравствуйте, София!
— Здравствуйте, — я нерешительно посмотрела на присутствующую в зале публику. Среди редких хлопков послышались смешки. Я понимаю, что зрители оживляют шоу, но участникам они мешают.
На большом экране на стене позади красных диванов продемонстрировали запись моего знакомства с Александром и последующего душераздирающего свидания с ним же. Пока шло видео, я раздумывала, какую бы позу принять, чтобы выглядеть менее толстой. Это правда, что камера визуально добавляет пять килограммов? Тогда конец мне.
Экран погас, и ведущий развернулся к зрителям:
— Напоминаю, что тема нашего сегодняшнего шоу «Любовь по-русски» — почему русские женщины позволяют мужчинам унижать себя.
— Что? — беззвучно прошептала я, поднимая глаза на Монахова. — А как же конкурс?
— Послушаем комментарий психолога, — игнорируя меня, Монахов передал микрофон женщине в ярко-малиновом костюме.
— Артемида, психолог, — представилась она. — Первое, что привлекает внимание: легкость, с которой девушка дает согласие на встречу с сомнительным мужчиной, увиденным ею впервые в жизни…
— Но люди всегда видят друг друга впервые, когда знакомятся. И он не казался сомнительным, — возразила я, но из-за отсутствия микрофона меня едва ли кто-то услышал.
— Далее она позволяет вовлечь себя в неприятную ситуацию, покорно принимает грубость. Все это очевидные проявления наличествующего у нее комплекса жертвы.
— То есть, Артемида, вы хотите сказать, что она сама выбирает таких мужчин, которые будут с ней грубы? — невинно осведомился Монахов.
— Именно, — Артемида закивала, плотно сжав губы. — Либо же подсознательно провоцирует их на неадекватное поведение.
— Артемида, как вы считаете, является ли возможным для нашей героини построение благополучных отношений с мужчиной в будущем?
— Конечно, нет.
Почему бы сразу не сказать, что я сдохну в одиночестве, в приюте для нищих, с ампутированными ногами? С какой вообще стати эта женщина решила, что может рассуждать о моем будущем?
— Дайте мне микрофон, дайте микрофон! — попросила я.
Монахов оглох так удачно, что слышал всех, кроме меня, и микрофон переходил в чьи угодно руки, кроме моих. Каждому было что сказать.
— Вы знаете, я не думаю, что это «комплекс жертвы». Все проще. Посмотрите на нее — женщина за тридцать. Конечно, она готова на все.
— Профессиональная сваха ей поможет. Хотя, не факт.
— У нее низкая самооценка, причины которой нужно искать в детстве. Соня, скажите, вы были хуже всех остальных детей?
— Это естественный отбор. Она никому не нужна. Ее гены умрут вместе с ней. Не стоит плакать об этом. Это жизнь.
— Я экстрасенс и с уверенностью заявляю, что на ней венец безбрачия, надетый очень могущественной ведьмой, которую ей следует искать в своем ближайшем окружении.
Они говорили, и говорили, и говорили, и говорили. Гудели, как рой злобных ос.
— Замолчите! — закричала я. — ЗАМОЛЧИТЕ!
К моему удивлению, Монахов на этот раз поддержал меня, добавив к моим воплям свои. Мы почти не успели охрипнуть, а в зале уже наступила тишина. Наконец-то я получила микрофон.
— Люди, послушайте, я нормальная! Если бы я искала себе плохого мужчину, поверьте, я бы давно его нашла, потому что плохих больше, чем хороших. И если во время того несчастного свидания я не стала в истерике кататься по полу, так это не потому, что я не видела, как гадко он ведет себя, или что мне это нравилось! Я просто хотела сохранить достоинство, не дать себя расстроить, а затем уехать домой и забыть все, как страшный сон!
Я встретилась глазами с глазами Монахова и в его взгляде увидела понимание. Он был таким симпатичным человеком, с такой красивой прической. «Хотя бы один здесь нормальный, — подумала я. — Хотя бы один». А потом он раскрыл свой большой болтливый рот и начал вещать, обращаясь к студии:
— Наша героиня может не осознавать глубинных психологических проблем, разрушающих ее жизнь и отношения с мужчинами, но это не причина осуждать ее. Посмотрите на ее лицо, волосы и одежду. Она как цветок, увядающий до срока. Мы должны здесь, сейчас найти способ помочь ей, потому что без нашей помощи у нее просто нет шанса.
Его ладонь легла на мое плечо в заботливом, оберегающем жесте, но я стряхнула ее, как мерзкого тарантула. Какое ужасное место, ужасные люди. Если я и победила в конкурсе, то только за звание «Мисс Лох». Чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, я вскочила и побежала прочь — из студии, из здания, подальше от этой улицы.
Запыхавшись, я перешла на шаг, слишком расстроенная, чтобы отслеживать свой маршрут. Невнимательность всегда чревата, и через двадцать минут я была вынуждена признать, что не знаю, где нахожусь, а обстановка вокруг крайне подозрительная. Вот уж не думала, что в черте нашего города можно увидеть такое: облупленные заборы, покосившиеся одноэтажные домишки, колдобистые дороги, усыпанные битым стеклом. У дома в конце улицы паслась привязанная к колышку коза.
— Извините, вы не подскажете… — обратилась я к прохожей, но она проволокла свое грузное тело мимо, даже не глянув в мою сторону. Ну и ладно, от бесед с такими особами добра не жди.
Вон еще человек идет. Когда он приблизился, я посмотрела ему в лицо. Пожалуй, и на этот раз мне следует воздержаться от коммуникаций.
— Козочка, милая, — обратилась я к кроткому животному. — Где я нахожусь?
Я доблестно попыталась самостоятельно отыскать выход в нормальный мир, но мои поиски закончились вместе с прочностью моей босоножки. И тогда я села на один из заготовленных для колки на дрова чурбанов и позвонила единственному человеку, который мог согласиться мне помочь.
— Эрик, пожалуйста, прости меня. Я не должна была так говорить о твоей матери, и…
— Что у тебя произошло? — после недавней ссоры голос Эрика звучал холодновато.
— У меня порвалась босоножка, и телефон вот-вот разрядится, и… я не знаю, где я.
— То есть?
— Ну, это где-то в получасе ходьбы от телецентра, и тут все очень деревенское на вид.
— Еще что?
— Здесь коза, — телефон вырубился, помешав Эрику высказаться насчет моего несомненного таланта давать ориентиры.
Через полтора часа меня, впавшую на бревнах в кататонию, привели в сознание звук и ослепительный свет фар подъезжающего такси.
— Ты не перестаешь поражать меня, — заявил выпрыгнувший из машины Эрик. У него было мрачное выражение на лице и веселая морда Багза Банни на футболке.
— Это потому, что я такая удивительная женщина, — кисло пошутила я.
— Нет, это потому, что ты чудо гороховое, — Эрик был суров, но справедлив. — Нельзя делать закон Мерфи основным законом своей жизни.
— Что за закон Мерфи?
— «Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет». И что за хламида на тебе?
В такси Эрик положил свою тяжелую усталую голову на спинку сиденья и заморгал, пытаясь не заснуть.
— Прости, наверное, счетчик много накрутил, пока вы меня искали. Я верну деньги.
— Не нужно. Мне хорошо заплатят за проект. К тому же ты так заботилась о нас, пока я был занят работой.
Я широко улыбнулась. Не то чтобы я ждала благодарности, но она в любом случае приятна.
— Ты закончил проект?
— Ровно за минуту до твоего звонка, — Эрик посмотрел в окно. — Скоро будем дома.
— Эрик, — я вцепилась ему в руку, — я не хочу домой!
— Почему?
— Лучше бы я была прокладкой. Или памперсом. Если сейчас я окажусь в тишине своей квартиры, я начну думать обо всем, что я натворила, и просто умру от стыда.
— Если бы от стыда умирали, никто не пережил бы подросткового возраста, — возразил Эрик, но попросил остановить машину возле кафе.
— Соня, что ты будешь?
— Салат с морепродуктами.
— Два таких салата, пожалуйста.
— Эрик, как ты думаешь, я могу запретить им трансляцию выпуска с моим участием?
— А ты подписывала бумаги?
— Да…
— Тогда, скорее всего, у них все схвачено.
— Что пить будете? — спросила официантка.
Я печально посмотрела ей в глаза.
— Водку. Принесите сразу целую бутылку.
У Эрика были свои причины для печали:
— Кофе. У вас маленькие чашки?
— Да.
— Тогда четыре. И перелейте в кружку.
В последующие три часа я подливала водку и проливала слезы.
— Мама убьет меня…
— Соня, судя по тому, что я узнал о твоей маме, она убьет тебя вне зависимости от.
— Может, она подобрела бы, если б иногда купалась в бассейне с парнями, как твоя?
— Я видел эту фотку. Мамин салон устроил для сотрудников корпоратив в бассейне. Моя мать обучает новичков для всей сети, и те парни, чтобы были с ней, Соня, все геи.
— Да?
— И, как ни странно, мясо, тушеное с овощами и творогом, получилось ничего, тем более что я помешал ей добавить сгущенное молоко. Нам с Деструктором понравилось.
— У вас крайне оригинальная семья, — рассмеялась я, наконец прекращая плакать. — А в симорон я больше не верю.
— Что смогло тебя образумить?
— Он не спас меня от очередной лужи.
— Наверное, ты просто не нашла нужный ритуал…