От Барселоны Тристан ждал многого: этот город буквально заряжал оптимизмом, и даже теперь, когда на часах было шесть утра и из-за задержки рейса из Берлина ночь прошла почти без сна, нового дня очень хотелось.
Страх, с которого начались гастроли для Бенсона, никуда не делся, но его удавалось не выпускать из-под контроля. Тристан знал, что держать себя с руках, когда рядом почти постоянно вертится Джереми, будет трудно, хотя не думал, что настолько. Олдридж словно с цепи сорвался, и, наверное, так оно и было: когда рядом перестала маячить Гвен, аура вокруг него засверкала так ярко и притягательно, что не почувствовать этого не смог бы и слепой. И Тристан чувствовал, слушал голос, ловил улыбки и взгляды, и все больше мечтал о том, чтобы провалиться сквозь землю. Не оказываться с Джереми наедине удавалось вполне, но куда денешься из гримерки, когда весь мужской состав труппы набивался туда как селёдки в бочку. Джереми почти никогда не обращался к нему лично, только по делу, но и брошенных в никуда слов хватало, чтобы по коже побежали мурашки. Тристана это бесило, и он принципиально игнорировал коллегу, точнее, старался это делать, но тщетно. И уже плевать было на всю странность и необъяснимость этой ситуации, уже можно было смириться с тем, во что он бы никогда не поверил, лишь бы только кончился этот внутренний ад самосожжения, лишь бы отпустило. Но нет. Не отпускало.
Отель оказался буквально в двух шагах от театра, где ближайшие несколько дней труппе предстояло отыгрывать привезенные постановки, поэтому, быстро разместившись по номерам и побросав вещи, весь гастрольный состав отправился штурмовать сцену. Прошло изрядно времени прежде, чем техгруппа обеспечила нужный свет, диагонали и точки отсчёта на сцене были обозначены и началась репетиция. В зале было достаточно прохладно, при том, что на улице отметка термометра уже добралась до тридцати пяти, и все равно артисты обливались потом, делая полный прогон.
Наконец Джеймс сжалился и отпустил всех с миром, предупредив, что репетиция завтра в девять. На сцене остались только дублеры Козетты и Грантера из второго состава, игравшие в отсутствие Гвен и Рокко, остальные поспешили осваивать гримерки. Еще не было и двенадцати, поэтому большая часть артистов рвалась на пляж, кое-кто собирался вернуться в отель и отключиться до вечера, Тристан же безумно хотел попасть в душ. Попрощавшись с Ричем и вооружившись полотенцем, он разделся и ушёл в душевую.
Здесь было почти так же, как в Лондоне: широкое пространство с белым кафелем на стенах и полу, шесть открытых кабинок, отгороженных друг от друга низкими перегородками по пояс. Тристан повесил на крючок полотенце и вошел в самую дальнюю от входа кабинку. Струи горячей воды полились сверху на голову, смывая отголоски ночного перелёта и бешеную скачку на репетиции, Тристан оперся ладонями о стену перед собой и закрыл глаза. Это было сродни медитации, ощущение тёплого потока, бегущего с волос по спине вниз, освобождало сознание лучше любой йоги. Вода затекала в уши и барабанила каплями о кафель, поэтому Тристан и не услышал, как кто-то вошёл.
Когда рядом раздалось вежливое покашливание, Бенсон от неожиданности дернулся и чуть не поскользнулся, едва успев схватиться за перегородку. Смахнув с лица воду, он посмотрел налево и оторопел: за перегородкой в соседней кабинке стоял Джереми и виновато улыбался.
— Извини, не хотел напугать.
Следующие несколько минут молчания звучал только шум льющейся воды, но Тристан готов был поклясться, что и он не заглушает ритмичные ускоренные удары его сердца. Бегать от человека целый год, чтобы в итоге оказаться вдвоём в душе — это шутка такая, что ли? Первым порывом было выключить воду и броситься вон отсюда, и плевать, что при этом он будет выглядеть как полнейший псих. Но ноги словно приросли к полу. Молчи, только, ради Бога, не говори ничего…
— Тристан, ты меня что, избегаешь?
Джереми Олдридж, черт бы тебя побрал.
— Что за чушь? — Тристан дернулся было, чтобы повернуться лицом к собеседнику, но удержался.
— Вот и я спрашиваю, что за чушь? — Джереми наклонился к перегородке и облокотился на нее. — Мне казалось, прошлой весной мы помирились. А ты вдруг начал от меня бегать как от прокаженного. Что не так?
Не смотреть на человека, который стоит к тебе лицом, было бы совсем уж неправильно, и Тристан все же повернулся. И тут же об этом пожалел. Его обдало волной жара и одновременно внутри все похолодело. Видеть Джереми рядом в процессе работы было нормой, с этим почти можно смириться, но столкнуться лицом к лицу с ним голым в душе — смертоубийство. И куда спрятать глаза, чтобы не смотреть в лицо, не обращать внимания на предательские капли, стекающие по загорелой шее вниз, к гладкой безволосой груди.
Тристан закусил губу и мысленно дал себе пинка.
— Все так. Мы и до той пьяной посиделки, когда тебя пробрало на откровения, особенно близки не были. Я всего лишь продолжаю ту же линию отношений.
Господи, ну что это было? Откуда такой надлом в голосе, почему так трудно взять себя в руки и один раз дать отпор. Ради всеобщего блага.
Джереми смотрел на него, не мигая, чуть наклонив голову в бок, как хищная птица. И улыбался. И не верил ни единому слову.
— Ну да, ну да, та же линия отношений… Ты поэтому исчезаешь всякий раз, когда я с Гвен появляюсь? Или это такой способ осуждения?
Бам! Ладонь с силой ударила по хромированному выключателю, останавливая поток воды, от резкого движения ноги чуть не разъехались, но Тристан не обратил на это внимания и быстро, насколько мог, направился к крючку со своим полотенцем. Хотелось немедленно укутаться в него, желательно с ног до голову, но дрожащими руками не сразу удалось сдернуть материю со стены. И эти несколько секунд Тристан чувствовал сзади взгляд, направленный ему в спину. О голой заднице, которой он повернулся к Джереми, лучше было и вовсе не думать.
Наконец полотенце поддалось и, быстро выжав из волос лишнюю воду, Бенсон наконец смог обернуть спасительную ткань вокруг бёдер. Судя по ощущениям, начали гореть щеки.
— Тристан.
Твою мать. Пришлось обернуться. Джереми стоял в проходе между кабинками, как мокрый Аполлон, даже не потрудившись прикрыться.
— Я знаю это выражение лица. У меня оно такое же, когда я пытаюсь соврать.
Тристан не помнил, как выскочил из душа, как одевался, как быстро шел в сторону отеля. Очнулся он только, когда за ним захлопнулась дверь номера, а дыхание рвалось из груди, так, словно он удирал от армии тьмы. Рича в номере не было, и к лучшему. Сил на то, чтобы придумать для друга объяснение, почему он влетел в дверь так, будто привидение увидел, откровенно не было. Тристан, как был в футболке и джинсах, рухнул на кровать и спрятал голову под подушку.
Когда-то давно, в выпускном классе школы, Тристану нравилась одноклассница. То, что это было взаимно, выяснилось, когда девушка в отсутствие родителей устроила у себя дома вечеринку и в разгар веселья утянула Бенсона в свою комнату. Для Тристана это был первый секс, для девушки — нет. Зато у него за плечами были часы просмотренного порно, так что он отлично понимал, что делать. И ощущения были ожидаемо очень приятными, вот только, как потом оказалось, девушка осталась недовольна. Не хватило ей страсти и чувственности со стороны неопытного любовника. И на протяжении всех последующих лет Тристан все больше убеждался, что в сексе то, что называется чувственностью, ему не очень свойственно. В театральном училище были разные эксперименты и партнёры, были и случаи на троих, но всегда неизменным было одно: тело горело, а сознание оставалось спокойным. Возможно, в этом и находилось объяснение для тех ситуаций, когда интерес к нему проявляли парни и это не вызывало отторжения. Просто Тристан всегда был спокоен. С мужчинами у него так ни разу и не сложилось, но это было, скорее, просто совпадение.
И куда же теперь делся этот спокойный и уверенный в себе молодой человек, научившийся со временем доводить девушек в постели до экстаза, но при этом не терявший головы? Не влюблявшийся до умопомрачения? Что с ним стало? Пал, уничтожен и раздавлен бурей, ворвавшейся в его душу с появлением Джереми Олдриджа. Ну почему он? Почему ни один другой мужчина? С этим можно было бы справиться и разобраться, но Джереми — это же стихийное бедствие, которое, с точки зрения моралиста-Тристана, еще и было недоступно. Но именно этот человек одним своим видом выворачивал душу наизнанку и будил страсть, прежде неведомую и разрушительную.
Перед глазами снова возник образ Джереми, обнаженного, мокрого, улыбающегося. С рыжих волос сбегают капли воды и оставляют на теле влажные дорожки. А самые крупные добегают до низа, теряясь в рыжих паховых волосках. Тристан застонал, чувствуя, как начинает тянуть в паху. Вот только этого не хватало! Попытка выбросить из головы соблазнительную картину ничем не увенчалась: Джереми застрял в мозгу как изображение на зависшем компьютере, и тело, изголодавшееся по разрядке, охотно отзывалось на него. Член уже во всю упирался во внутренний шов джинс и бедра инстинктивно прижались плотнее к постели, стремясь усилить трение. От отчаяния зубы впились в край подушки. Дрочить на образ Джереми Олдриджа — значит, признать, что это конец. Не должно так быть.
Тристан рывком вскочил с кровати и вылетел на балкон, прихватив из сумки сигареты. Как тут бросить? И плевать, что в номере курить нельзя. Жара на улице вместе с пропахшим морем ветром накрыли с головой, и Бенсон затянулся, стараясь заглушить сигналы, которые подавало возбуждённое тело.
Ничего. Он справится. Он должен справиться, черт возьми.
========== Глава 8 ==========
Август, 2011
Рич протиснулся к столику мимо танцующих девушек, осторожно поставил на него два стакана виски и мохито и плюхнулся на стул.
— Я вот думал, что самое мерзкое в нашем деле — играть спектакль в новом городе в день прилета. А тут оказывается, что есть и похуже возможность — играть в день прилета на открытой сцене в тридцатиградусную жару. Приспичило же Джеймсу сегодня первое выступление делать…
Последним городом в их испанском туре была Малага, куда труппа и прилетела этим утром. До этого по плану был обычный сценарий: в день прилета посмотреть сцену, сделать прогон Иисуса и до следующего утра отдыхать. Но у Андерсона внезапно все переигралось, и уже в самолёте он сообщил артистам, что первый спектакль состоится в этот же день. А спорить с главреж, который последние дни ходил злой и нервный, не с руки было никому. В итоге после очень быстрого расселения и короткого прогона времени хватило на обед и пару часов отдыха. А дальше в открытом театре Малаги состоялось первое выступление лондонской труппы, в котором они уже в который раз поведали историю последних дней Христа. Зрители пришли в восторг, таких оваций не было еще ни разу за все европейские гастроли, но после спектакля артисты выползали еле живыми. Не сговариваясь, большая часть состава перебралась на набережную, туда, где сосредоточились основные бары города. Уже было около девяти вечера, вовсю кипела ночная жизнь и затеряться среди туристов и отдыхающих испанцев получилось легко.
Сенди подцепила пальцами листик мяты из своего стакана и отправила в рот.
— Девчонки из корды говорят, Джеймс опять со своей Рендалс поссорился, поэтому и психанул с этим спектаклем: иначе пришлось бы и сегодня половину вечера отношения выяснять. Так что, Тристан, ты будь готов, Джейн в ближайшее время о тебе вспомнит.
Бенсон, в этот момент делавший глоток из стакана, закашлялся, не удержавшись от смеха. В отличие от Рича, Сенди о тактике Джейн «в случае ссоры звонить Тристану» все поняла сразу, но не восприняла это всерьёз, а только посмеивалась. Не настолько глупа была рассчетливая Джейн, чтобы променять режиссёра на совсем еще молодого артиста. А вот потешить самолюбие и потрепать Андерсону нервы — сколько угодно. Ну, а режиссер, в свою очередь, срывался во время рабочего процесса. Никого это не удивляло: за талант и трудолюбие Джеймсу многое прощалось.
— Все бы ничего, — Сенди пригубила мохито. — Только я мальчишкам обещала сегодня парк аттракционов, пришлось их с няней отправлять втроём. Но грехи замаливать еще придется…
— Поэтому я и не беру сына на гастроли, чтобы вот так не обламывать парня, — Рич почесал затылок. — Еще и объясняй его матери потом, откуда этот синяк, откуда та шишка. Об этом, старик, я и говорю: наслаждайся свободой, пока детей нет. Особенно здесь. Море, пляж, девушки. Кстати о них…
Прежде, чем Тристан успел ответить, к их столику подошли две молоденькие испанки и попросили автографы и сделать фото. Пока одна делала селфи с Ричем, вторая аккуратно сунула Тристану что-то в ладонь и призывно улыбнулась. Когда поклонницы ушли, Бенсон разжал кулак: в нем оказалась записка с номером телефона. Рич одобрительно хлопнул его по плечу.
— Ты смотри, а девчонки здесь шустрые, знают чего хотят. Не тушуйся, Тристан, несмотря на твой строгий вид, — Райли многозначительно посмотрел на чёрную рубашку друга, застегнутую на все пуговицы. — Нужно же находить время и для удовольствия.
— Это точно, дорогой, молодость одна, пользуйся ей, — Сенди тронула Бенсона за руку и кивнула в сторону барной стойки. — Вон, посмотри: Джереми сегодня даже в спектакле не играл, но при этом неизменно в центре внимания. Учись.
Тристан посмотрел туда, куда указывала актриса: на высоком барном стуле, в окружении привычных ближайших приятелей из труппы, за исключением так и не успевшего догнать их Рокко, сидел Олдридж и лучисто улыбался, болтая с какой-то девушкой.
Конечно, нужно было сразу отвернуться и вообще не смотреть больше в ту сторону, но в том, что касалось Джереми, здравый смысл уже давно дал сбой. И Тристан смотрел как завороженный, не в силах оторваться. Вот Олдридж продвинулся ближе к девушке и что-то сказал ей почти на ухо. Поклонница вспыхнула пунцовым и засмеялась, потом сделала с артистом селфи и исчезла в толпе. Джереми проводил ее взглядом, а потом вдруг повернул голову и посмотрел прямо в глаза Тристану. Так, словно знал, что тот за ним наблюдает. А убедившись, улыбнулся шире, даже глаза засмеялись, и как бы невзначай провел языком по верхней губе. Всего лишь секундный жест, но у Тристана тут же переросло во рту, и он отвернулся. После той сцены в душе Джереми больше не пытался подловить его и вывести на откровенный разговор, зато начал наблюдать. Будто прощупывал, в какой момент оборона Тристана даст слабину и раскроет настоящие эмоции. Так что для Бенсона Испания стала страной испытаний на прочность.
В баре они просидели еще час, за это время не раз и не два восторженные поклонники успели подойти и попросить сфотографироваться. Тристан, старательно игнорируя барную стойку, весело шутил с Ричем и Сенди, корчил рожи на фото фанаток, и периодически поглядывая на бумажку с номером телефона, которая так и лежала перед ним на столе. О черепную коробку скреблась мерзкая и соблазнительная идея набрать номер сейчас же, снять номер в их отеле, оторваться по полной, а на утро распрощаться и забыть. Но помочь это с настоящей проблемой вряд ли могло, а вот почувствовать себя подонком можно было запросто. Не делал так никогда, и начинать не стоило.
Ближе к десяти Сенди засобиралась в отель, к детям, Рич и Тристан расплатились по счету и двинулись следом за ней мимо барной стойки на выход. И в тот момент, когда уже можно было расслабленно выдохнуть, сзади прозвучало:
— О, ребята, вы в отель? Мы тоже идем.
И группа парней во главе с Джереми бодро повисла у Тристана, Рича и Сенди на хвосте, пока они шли вдоль набережной. Рич обсуждал с Сенди школьные будни сына, так что Бенсон на некоторое время оказался предоставлен сам себе и погрузился в свои мысли, стараясь игнорировать голоса сзади. За исключением колоссального нервного напряжения, свалившегося, откуда не ждали, летние гастроли все же однозначно удались. И было несколько тоскливо от того, что Малага — их последний пункт в путешествии.
В лобби отеля звучал тихий джаз, на кожанных диванах располагались постояльцы, среди которых были и члены труппы. Громче всех звучали голоса там, где сидели Джеймс и Джейн. Увидев своих артистов в холле, Андерсон, отведя от уха телефон, по которому говорил, позвал к себе Рича и спросил что-то о продюссерском проекте, в который Райли ввязался на следующий сезон. Сенди под это дело быстро ретировалась, как и часть парней, шедших вместе с Джереми. Тристан думал дождаться Рича и только потом пойти в номер, но тут поймал на себе взгляд Джейн. Судя по всему, скандал с Андерсоном был как раз в той стадии, когда она была бы очень не против одарить Бенсона вниманием, и ее улыбка и почти хищное выражение лица не предвещали ничего хорошего.