Город надежды - Agamic 4 стр.


Лежу на кровати, лицо прячу в ладонях, из задницы – хвостик пробки. Лежу и реву от страха, обиды и голода. Я ведь не сделал ничего, почему он так со мной?

Костя резко дёргает меня за плечи, разворачивает к себе и, задумавшись на пару секунд, отвешивает пощёчину. Так теперь всегда будет, что ли?

- Чтоб я больше никогда не видел твоих слёз, ты понял? – произносит эти слова, глядя на меня с таким пренебрежением, что становлюсь сам себе противен. Просто киваю, не хочу говорить ему ни слова. Прикрываю на секунду глаза, а потом вижу, как Костя идёт к шкафу, достаёт из него коробку. Пару секунд роется в ней. - Вокруг шеи! - говорит он и бросает мне розовый ремень. Лаковый, толщиной с большой палец руки.

Надеваю, похуй на то, что Костя придумал. Плевать на всё, главное, чтобы Кирилла отпустили. Я ведь без него совсем один тут останусь…

Мужчина жестом велит подняться с кровати и опуститься на пол. Встаю на ноги, в заднице всё горит. Хочу, чтобы эта штука вылезла наружу, но сам вытащить не решаюсь. Следующий жест – взгляд. Костя приказывает опуститься на колени, и я встаю. Не спорю. Шею сцепляет ремень, другой конец которого держит Костя.

Поводок.

- В глаза смотри, - тихо говорит он. Поднимаю голову, слёзы продолжают течь. Вот бы можно было убивать взглядом. Костя резко дёргает за ремень, делает шаг к двери. – За мной, пёсик!

Никогда не думал, что взрослый мужик может быть таким. Словно жестокая забава подростка. Но нет, это решение взрослого человека. Даже Ванька из параллельного класса никогда бы не стал так делать, а он был тем ещё козлом.

- За мной, я сказал, - повторяет он. Негромко, но твёрдо. – Или я поволоку тебя и сломаю тебе шею.

Не шутит. Глядит на меня спокойно, и я уверен, так же спокойно он будет убивать меня. Я по сравнению с ним – букашка. Медленно ползу за ним на четвереньках. Колени дрожат, а из-под комбинезона торчит хвостик пробки. Ткань сильно обтягивает тело, и от этого хвостик выделяется ещё заметнее. Сейчас меня таким увидят все – охрана, заключённые. Даже Киря. Мы ведь к нему?

- А как же Киря? – задаю вопрос, но аккуратно. Продолжаю плестись за Костей и в следующее мгновение врезаюсь головой в его ноги. Он оборачивается, наклоняется, продолжая держать в руках розовый поводок.

- Как мне назвать тебя? – задумчиво спрашивает он, проигнорировав мой вопрос.

- Как хотите.

Действительно, какая разница. В Городе Надежд нет имён. Они тут не нужны.

- Давай, - настаивает он. – Предложи свой вариант. Тебе разве не важно?

- Мне важен только мой друг.

- Вы такие друзья, - ехидно говорит он.

- Мы просто друзья.

Хочется добавить «придурок»! Нет, блядь, мы ещё и периодически трахаемся. Идиот! Костя поднимается, и мы продолжаем наш путь.

В первые секунды, когда вижу Кирю, не узнаю. А потом понимаю – он. Губы накрашены помадой, на теле – платье короткое, красное, в цвет помаде. Оно разорвано на заднице. Чулки, туфли, на голове – парик. Рядом с другом двое охранников и жирный мужик напротив, который стоит ко мне спиной. Узнаю в нём Евгения Александровича, психолога.

Я не могу видеть подробностей, но прекрасно понимаю, по какой причине у жирного спущены брюки, и что своими руками сейчас делает Кирилл. Хочется заорать на него. Как он мог позволить это? Чтобы они вот так с ним… Но, сжимая мышцы, чувствую анальную пробку, и претензии растворяются сами собой. Смотрю на Костю, пытаюсь вложить как можно больше презрения в свой взгляд. Сука, как ненавижу его!

- Если ты будешь хорошей собачкой, я отпущу его, и больше никто и никогда его не тронет.

- Я буду.

Выйди в окно, ненормальный! Президент вообще в курсе, что происходит в этом месте? Да они тут все пидорасы! Только хищные, дикие и неуправляемые!

- Ты будешь делать всё, что я скажу? – он прищуривает глаза и слегка улыбается. Киваю. – Скажи, что обещаешь.

- Обещаю. А можно узнать, что входит в мои обязанности?

- Поддерживать моё хорошее настроение – твоя единственная задача. Сложность в том, что я капризный.

- Почему именно я? – предполагаю, что мне может влететь за любопытство.

Костя напрягается, усиленно думает. Прямо вижу, как он перебирает в голове варианты, а потом выдаёт:

- Лицо у тебя красивое.

Чего? Какой-то недокомплимент. Приятный, но с учётом торчащей из задницы пробки, очень обидный.

Психолог кончает: вижу, как подёргиваются его ноги, трясутся ягодицы. Потом он застёгивает брюки, отходит от Кирилла, и друг смотрит на меня. В его глазах удивление и страх, а затем – стыд. Он краснеет, но из-за румян не видно.

- Это мой питомец, ребят, - гордо произносит садист и, оглядывая меня, как новое приобретение, говорит. – В одну камеру их. И, да, покормите обоих!

========== 9. Из постели в карцер ==========

Другая камера: противоположная сторона, новые лица, старички прямо под нами. А еще я вижу лицо бывшего соседа – того, к кому ночью приходили охранники. Парень, очевидно, студент с бледным худым лицом и выкрашенными в пепельный волосами. Красивый. Наверно, поэтому они выбрали его. Я тоже красивый - так сказал Начальник, и для меня это значило одно: ко мне тоже придут.

Киря спит уже второй час. Он постоянно ворочается, тянет на себя маленькое одеяло. Сон его тревожный, и я понимаю, что поспать спокойно в этой жизни у нас уже не получится. Мы здесь до конца своих дней.

Пробка всё ещё во мне, розовый ремень на шее. Костя сказал, что снимать я его могу только ночью, а вынимать пробку - когда хочу в туалет. А в туалет я хотел постоянно - в заднице всё тянуло, ныло, складывалось ощущение, что я вот-вот наделаю в штаны. Стало легче, когда достал игрушку. Сидел минут пятнадцать на толчке, отдыхал. А потом понял, что лучше бы терпел: вводить её обратно было невероятно больно, не спасли даже слюни. Так и не сумев с ней справиться, убрал под подушку.

В этот вечер мы с Кирей поговорить так и не смогли. Уже засыпая, я услышал, как проснулся он. Друг поднялся с кровати и приблизился ко мне, погладил по волосам, подоткнул одеяло. Мне даже на секунду показалось, что я дома, а Киря просто пришёл проведать меня, простудившегося.

***

Утро. У охраны много способов развлечь себя, так что пробуждение наше необычно. Мужик идёт мимо и бренчит дубинкой по прутьям камер. Получается громкий, отвратительный звук, от которого подпрыгиваешь на месте. И ведь главное - не возмутишься никак.

- Пидорасы! - довольно громко говорит Киря, и я, спрыгивая с верхней койки, затыкаю ему рот.

- Ты чего орёшь, нарвёшься сейчас!

- Да пошли они на хуй! Я их не боюсь!

- А вдруг…

- Артём, ты глупый? - он смотрит на меня с удивлением. - Они уже сделали всё, что хотели. Этот сукин сын, он специально сделал так!

Киря говорит быстро и сбивчиво, но я понимаю, что он имеет в виду Евгения Александровича. В восьмом классе Киря встречался с девчонкой из параллельного. Он не был геем, так что было сразу ясно, что он просто приглянулся психологу.

- Знаешь, когда я был дома и делал что-то не так, - говорит друг, - ну, не слушался маму, просто совершал какие-то неправильные поступки, меня ужасно мучила совесть, - он смотрит на меня, будто пытается в моих глазах найти ответ на неизвестный вопрос. - А сейчас она молчит.

- Совесть?

- Да. Я не чувствую угрызений совести за то, что вчера дрочил мужику. За то, что позволил надеть на себя женские шмотки.

- Киря…

Меня поражает эта искренность. Да он всегда доверял мне, но то, что говорит сейчас - это звучит слишком уж сложно.

- Здесь вообще совесть не нужна. И ты постарайся забыть о ней, - он придвигается ближе, протягивает руку к моим волосам и убирает их за ухо. - Не нужно чувствовать себя дерьмом.

Согласен. Только вот слабо выполнимо. Чувствую я себя ужасно. Понимаю, что всё, что произошло - только начало. Что дальше будет - даже не представляю. За то, что не могу обратно вставить пробку, меня, наверно, изобьют.

***

Камеру открыли к завтраку.

Столовая находится в помещении рядом, туда уже выстроилась толпа. Народ просачивается сквозь маленькую дверь, все хотят есть. Мы с Кирей заходим одни из последних, берем подносы, становимся в очередь за едой. Работник столовой - мужчина. В белом фартуке, чепчике. Совсем непримечательный. Здесь женщин, видимо, вообще нет. Он ставит на подносы тарелки с овсянкой, сваренной на воде. Она серая, совсем не солёная, тянется как сопли. Дома мама варила отличную кашу. Здесь же готовить не умеют.

Мы с другом едим молча. Много кто общается за столом, нам же не до разговоров. Пьём чай. Опять тёплый, кипятка тут нет - чтобы мы не могли покалечить охрану или себя - одно из двух. Почему меня не кормили вчера, я так и не понял. Думал, просто клизму поставят, перед тем как…

Дверь столовой резко и шумно распахивается, и входит Константин.

- Блядь!

Сжимаю зубы, пригибаюсь к столу. Сутулюсь так, что спина готова переломиться. Надеюсь, он не увидит меня. Но оказывается, что меня трудно не заметить. Его взгляд почти сразу находит меня, Костя хочет улыбнуться, но видит, что я сижу, и хмурится. Какой же я дурак! Надо было запихать чертову игрушку обратно, как угодно, хоть жопу разорвать. Хорошо хоть ремень на мне.

Костя быстрым шагом идёт к нам. Кирилл берёт меня за руку.

- Я постараюсь придумать что-нибудь, - говорит он, и я понимаю, что нифига он не придумает. Просто пытается меня успокоить.

Костя рядом. Он стоит и выжидающе смотрит на меня. В глазах недовольство, на губах - ухмылка. Кажется, он недавно проснулся - на лице отпечаток подушки. Рукава рубашки закатаны до локтей. Костя складывает руки на груди, отчего его мышцы сжимаются. На ногах брюки и туфли. Он сегодня совсем другой, но даже не смею надеяться, что это – человек.

- За мной! - произносит он и, взяв конец ремня, дёргает.

Господи, помоги мне.

Быстро идёт к двери, я еле за ним успеваю. Кто-то смеётся позади, переговаривается. Что бы там не говорил Кирилл, мне жутко стыдно. Выходим из столовой.

На лестнице отбиваю себе все колени. Костя идёт слишком быстро, а я чуть не падаю. И когда мы заходим в коридор на втором этаже, где нет охраны, он останавливается. Разворачивается ко мне и тянет за поводок, наматывая конец себе на руку. Глаза его горят от злости, он готов меня убить.

- Мелкий гадёныш,- шипит он. Берет меня подмышки, поднимает и закидывает себе на плечо, как будто я и не вешу ни грамма. - Я научу тебя послушанию.

В спальне он скидывает меня на кровать. Я уже знаю, что сейчас будет. Но я не готов! Нет-нет-нет!

- Пожалуйста, не надо! - умоляю, но он расстёгивает брюки, скидывает туфли. Рубашка уже на полу. Он, сминая одежду ногами, подходит. Я отодвигаюсь к другому краю, но Костя хватает меня за ногу, тащит к себе. Пытаюсь отбиваться, но бесполезно. Он сильнее, я вообще никто. Жалею, что не ходил в секцию бокса, как советовал когда-то отец.

Костя одним движением разрывает комбинезон, это получается так легко, что становится еще страшнее. Как это будет? Больно, я уверен. С Максимом, наверно, было так же, а потом ему вкололи наркоту.

- А можно мне тоже наркотик? - шепчу. Чувствую, как из глаз катятся слёзы.

Костя усмехается, берет меня за ступни и подтягивает к себе, раздвигает ноги.

- То есть, трахать я должен буду бесчувственную куклу?

- А так ты кого будешь трахать?

Тварь, он не сжалится. Он изнасилует меня, что бы я ему не сказал. Нужно сделать так, чтобы охота меня поиметь у него пропала. Нужно лежать и не двигаться. Не орать, не реветь.

- А так я буду трахать тебя.

- Меня ты не будешь трахать никогда! - отвечаю и падаю на спину. Расслабляюсь и впервые позволяю себе грубость. - Делай, что хочешь, говна кусок!

Закрываю глаза, против воли сжимаю руками покрывало. Оно прохладное. Шёлк всегда прохладный. Надо попытаться сосредоточиться на этом приятном ощущении. Сейчас я буду скользить по кровати… Костя разводит ноги шире, приставляет член к дырке. Он уже возбужден. Так быстро… В следующее мгновение он сплёвывает на член и входит в меня. Мои глаза раскрываются сами, ловлю ртом воздух. Нет, не задыхаюсь - пытаюсь стерпеть боль. Пусть пробка была во мне несколько часов, Костин член доставляет, мягко говоря, охренительное неудобство. И нет скольжения по покрывалу. Только резкие Костины рывки тазом, приоткрытый рот и рваное дыхание. Его руки трясутся, я чувствую дрожащие пальцы на своих лодыжках. Вспоминаю слова Кири, но отключиться от происходящего не могу. Это стыдно, это, блядь, просто нелепо. Я лежу на спине, раздвинув ноги, и меня трахает мужик. Это что-то не то. Так быть не должно. Нет, я не педик. Я ошибся!

Снова закрываю глаза, Костя сразу орет, чтобы я открыл их. Продолжает движения, ускоряет их, чтобы мне было больнее. Сука.

Смотрю на него, не сфокусировавшись на лице. Просто смотрю куда-то ему в голову и двигаюсь только потому, что он толкается в меня. Лежу как мешок с костями. Пусть он уже скорее кончит! И Костя кончает, забрызгав мне лобок и живот. Я чувствую запах его спермы и своей крови. Он ложится рядом, недовольно вздыхает и поворачивает ко мне голову.

- Я так понял, ты решил выразить свой протест, - говорит тихо и злобно. Угрожает. Но я уже не чувствую того страха, что был еще десять минут назад.

- Мне похуй.

- Я могу сделать так, что похуй тебе не будет.

- Делай, что хочешь. Мне насрать на всё, что ты скажешь или сделаешь.

- Сейчас позову ребят, они тут с тобой развлекутся.

- Странно, что ты еще не сделал этого! - сажусь в кровати. Плевать на боль между ног, на то, что у меня стояк. Сжимал мой член, сука. Нахрена?

- Попридержи язык!

- Пошел ты на хуй! - вскакиваю с кровати. - Что ты мне сделаешь? Трахнешь еще раз? Засунешь в жопу свою игрушку? Отдашь на растерзание этим уёбищам? А, ну да, еще вырежешь на моей спине какую-нибудь фразу? Давай, хули?! Заебал угрожать, сделай уже что-нибудь!

Зачем я сказал всё это? Я злой. Я очень злой. И вновь накатывает волна страха. Чувствую, что зря я так. Костя не говорит ни слова, но я без проблем читаю все его эмоции. Он уничтожит меня и сделает это прямо сейчас.

- Марк! – вдруг орёт он и поднимается с кровати. - Марк!

Заходит охранник, внимательно смотрит на начальника.

- Вот этого в карцер без воды и еды. Для начала на пару дней.

Заебали его эти «пару дней»!

- Козёл! - кричу я, когда Марк хватает меня под руки. - Сдохни, сука!

- И пробку ему в задницу воткните!

- Пошел ты, козёл!

Пытаюсь пинаться, но лишь получаю по затылку и сразу погружаюсь в темноту.

***

Прихожу в себя. Вокруг темно, я в клетке метр на метр. Голый, вонючий и с пробкой в заднице. Осторожно вытаскиваю её, едва не ору от боли - всё пересохло.

И что теперь делать? Сколько я буду здесь? В этой клетке даже выпрямиться нельзя - нет места.

Не хочу реветь, но реву. Ненавижу это место, ненавижу себя. Лучше бы молчал…

========== 10. Хороший пёсик ==========

Время тянулось медленно. Безумная темнота, я уже настолько привык к ней, что начал различать полосы на стенах, вырезанные кем-то ножом. Получается, оружие достать можно - это хорошо. Ещё бы понять, каким образом можно это сделать. В голову приходят отрывки из фильмов, где заключенные пытаются выжить в тюрьме. Они сталкиваются с такими же трудностями, как и я, только их не трахают. И не держат на поводке.

Нужно найти какой-то способ достать нож, тогда я смогу прикончить этого ублюдка, начальника. А если не смогу, то… изуродую себя, чтобы он больше не приближался!

***

Сколько я уже здесь, не знаю. Вновь испытываю голод и жажду, не очень сильные, но всё же. Живот сводит - желудок пустой, урчит, когда я сглатываю слюни. Становится прохладно, откуда-то сквозит, но не пойму: дыр нет, дверь металлическая плотно закрыта. Я будто в ящике сижу. Ноги затекают, даже если согнусь пополам, легче не станет.

Назад Дальше