— Он все время говорил о себе. Качок. Все девушки хотят его, все парни хотят быть им, — сказала она, закатив глаза и имитируя голос парня.
Я засмеялся.
— Это звучит довольно ужасно. Зачем вообще давать шанс качкам? — спросил я, поднимая бровь.
— Я могу вспомнить одного качка, который мне нравится, но он зануда, — сказала она с озорным блеском в глазах.
— Расскажи мне больше об этом занудном качке.
— Ну, — начала она, бросая взгляд. Она начала крутить стаканом по столу, размазывая жидкость, скопившуюся от ее холодного кофе. — Он действительно хорошо выглядит, если ты любишь загорелых серферов с длинными волосами…и нелепыми ямочками… — Она посмотрела на меня и застенчиво улыбнулась так, что мое сердце чуть не остановилось. — Он действительно хороший парень, но ходят слухи, что он не очень любит отношения.
— Не похоже, что он хорош для тебя. Нельзя строить отношения только, если тебе нравятся его твердый прессе и ямочки.
Она ухмыльнулась.
— Я ничего не говорила о твердом прессе.
Я пожал плечами.
— Я сложил два и два. Что еще тебе нравится в этом занудном качке?
— Мне нравится, какой он умный. Мне нравится, как он заставляет меня чувствовать, когда говорит со мной, когда он смотрит на меня… — румянец распространился по ее щекам. — Когда он целует меня.
Я пытался игнорировать удары в груди.
— Ты думаешь о парне, который не состоит в отношениях…
— У всех есть свои недостатки, и этот его, — сказала она, пожимая плечами и отвернувшись от меня.
— Что, если он был в отношениях? — даже не знаю, почему я спросил это. Это не имеет значения. Мало того, что я не был в отношениях, да я был полностью против них. Ее взгляд снова устремился на меня.
— У меня есть хорошие основания полагать, что этого не будет.
Я резко кивнул и выдохнул, глядя в сторону.
— Неужели я расстроила тебя? — она спросила, ее слова возвращают мои глаза к ее.
— Нет. Почему?
— Ты смотришь…я не знаю…ты ведешь себя странно.
— Я… — провел руками по лицу. Я не планировал рассказывать ей или кому-то еще об этом, но то, как она смотрит на меня этими красивыми, заботливыми глазами, заставило меня захотеть выложить все ей. — Мой отец в больнице.
Она ахнула и протянула руки к моим. Я позволил ей взять их. Они были маленькими и холодными, но ее прикосновение согрело меня.
— Снова? С ним все будет в порядке?
Я немного посмеялся.
— У него был еще один инсульт. Он будет в порядке, если позаботится о себе в этот раз, но он такой упрямый. Он не бросил курить. Не соблюдает диеты, не делает физические упражнения. Это сводит меня с ума.
Эстель сжала мои руки и улыбнулась мне.
— С ним все будет в порядке. Я верю, что он изменится.
Ее слова заставили меня улыбнуться. Она видела его только один раз. Она понятия не имела, каким он был.
— Как ты думаешь, люди могут измениться?
Ее глаза мерцали. Она двинулась вперед, пока половина ее туловища не оказалась над столом, ближе ко мне. Я хотел вытащить свои руки из ее рук и прижать ее лицо к своему. Я хотел поцеловать ее и раствориться в этом чувстве. Ее лицо остановилось в сантиметрах от моего.
— Я знаю, что могут. Они просто должны захотеть, — прошептала она на меня.
— У тебя много веры в людей.
Она отодвинулась, откинувшись на свое место, широко и уверенно улыбнулась, подняв чашку, и снова обхватила губами трубочку.
— Конечно.
''Ты заставляешь меня хотеть измениться… хотел сказать я. Ты заставляешь меня поверить, что я могу…''
На следующий день, в то же время, мы столкнулись там снова, и на следующий день еще раз. Мы посидели, поговорили, рассмешили друг друга и пошли разными путями. Она заставляла меня улыбаться в те дни, когда смех казался невозможным. Она заставила меня увидеть надежду в вещах, о существовании которых я не знал. Тогда она и стала моей Эстель. Она просто не знала этого. Черт, как и я.
Глава 20
Настоящее…
Спустя неделю моя команда моляров закончила с комнатами и коридором. Мы превратили океан в поле, заполненное цветами и играющими детьми. Все работали круглосуточно, чтобы быть уверенным в том, что мы уложимся в срок, поэтому нет необходимости говорить, что, когда мы все закончили, нашему счастью не было предела. Мы вышли в обнимку, борясь с желанием закрыть глаза от изнеможения.
— Я так хочу спать, — говорит Мика, опираясь своей головой на мою.
— Тоже, — говорю я, зевая и чуть не споткнувшись о собственные ноги. Завернув за угол, я увидела Оливера, разговаривающего с медсестрой, которую раньше я не видела. Он стоит у стены, а она прислонилась к нему, как будто он ее следующая еда. Ловлю его взгляд, Оливер немного выпрямляется, я отворачиваюсь от него к Мике и выхожу из больницы, прежде чем он подойдет ко мне. Меня убивает признание того, что я что-то чувствую, когда вижу подобное. Это расстраивает меня, потому что я не из тех девушек, которые ревнуют из-за пустяков, но когда дело доходит до Оливера, я чувствую себя собственницей. Я еду домой и засыпаю без задних ног. Я не слышу ни телефонных звонков, ни смс, ни криков брата внизу, который зовет меня поесть. Меня это даже не волнует, пока я не вижу пропущенный звонок от моего риэлтора, как можно скорее перезваниваю, надеясь на хорошие новости.
— Привет?
— Я не хочу, чтобы вы напрасно надеялись, но у нас есть возможный покупатель.
— О, слава Богу! Наконец-то!
Она продолжает рассказывать мне, сколько они предложили, и дает мне знать, что вернется ко мне, как только я ей снова понадоблюсь. Я подтягиваюсь и спускаюсь вниз, ожидая, что не увижу там моего брата, но, к сожалению, сталкиваюсь лицом к лицу не только с ним, но и с его другом с работы Бобби. И я выгляжу как дерьмо.
— Привет, Элли, рад снова тебя видеть, — говорит Бобби, улыбаясь, пока его глаза осматривают меня сверху донизу.
— Привет. Извини, что тебе приходится видеть меня в таком состоянии, но я спала…
— Восемнадцать часов, — прерывает Вик.
— Ничего себе!
— Да, черт.
— Поразительно. Думаю, я действительно устала.
— Да, полагаю. Бин звонил, спрашивал тебя.
Я нахмурилась и вытащила голову из холодильника.
— И?
— И я подумал, что это странно, — говорит Вик, пожимая плечами. — Вы много общаетесь же?
— Не совсем.
Я возвращаюсь к холодильнику, на самом деле мне ничего там не нужно.
— Он говорил, что пытался дозвониться до тебя и не смог.
— Я перезвоню ему позже. Думаю, он все равно сегодня работает.
— Да, разве сегодня не вечер Грейс? — спрашивает Бобби, подсмеиваясь и откусывая кусок кекса.
Вик не отвечает, просто смотрит на мою реакцию, которую я ему не даю. Внутри я кричу: «Кто, черт возьми, эта Грейс?», но я не могу этого допустить. Во всяком случае, это подтверждает причину, по которой мой брат ничего не должен знать обо мне и Оливере. Меня просто достает, что они, кажется, знают каждый его шаг. Это заставляет меня понять, что это не так.
— Мама тоже звонила.
— Хорошо, Вик. Ты что долбаный оператор? Я перезвоню всем, когда посчитаю нужным.
Я отворачиваюсь и возвращаюсь в свою комнату.
— Черт. Может, ей нужно больше спать.
Вик издевается.
— Она родилась стервой.
Глава 21
Когда больше ничего не остается, беги домой к матери. По крайней мере, на утро у меня были именно эти мысли. Я не думала, что, как только ступлю на ее подъездную дорожку, на меня обрушится куча вопросов, с которыми я не хочу иметь дело. ''Ты хорошо питалась? Как живется с братом? Он хорошо питается? Как все прошло с Дереком? Я назначу тебе другое свидание, тебе понравится этот парень, обещаю. Как дела в студии? Я слышала, вы отлично поработали в больнице. И наконец…Заходи, я тебя покормлю!''
Что, конечно же, я и сделала. Я сидела за обеденным столом с видом на горы, а за ними океан. Мы с Виком любили воду, но наши родители предпочитали вид на гору Санта-Барбара. У них был дом в Малибу, куда мы ездили по выходным. Иногда мы были с ними, но в основном мы были с друзьями.
— Вик говорит, что ты много общаешься с Оливером, — комментирует моя мама, используя свой небрежный тон, как будто любопытство не окрашивает оттенки ее голоса. Я стону.
— Вик так раздражает. Мы часто видимся в больнице. Мы тусовались один раз вне работы. Большое дело!
Ее смех заставляет меня посмотреть на нее.
— Что?
Она пожимает плечами.
— Твой брат ничего не думал об этом, пока я не упомянула, странно, что вы общаетесь. Ты же ненавидишь его?
— Нет, это не так.
Я нахмурилась. Откуда, черт возьми, она взяла это?
— Я думала, что это так. Ты всегда говорила о том, каким игроком он был.
— Потому что он был, — говорю ей.
— А теперь?
Я смотрю на нее некоторое время, мои руки играют с салфеткой на столе. Люди говорят, что я ее копия. Эта мысль заставляет меня улыбаться, потому что моя мама действительно красивый человек, внутри и снаружи. Даже с ее требовательной карьерой профессора ей всегда удавалось ставить свою семью на первое место. Как сегодня, когда она увидела мою машину, въезжающую на дорогу, она сразу же взвыла. Я привыкла ей все рассказывать, но по какой-то причине я не могу говорить с ней об Оливере. Я просто не могу. Он как третий ребенок в этом доме. Это не как с Уайтом, когда я могла прийти и пожаловаться на него или сказать о нем хорошие вещи, и это не имело бы значения в любом случае, потому что он был посторонним для всех. Оливер в детстве практически жил здесь. И хотя абсолютно ничего не происходит, я не хотела бы выставлять его в плохом свете.
— Я не знаю, мам, — говорю я, наконец. — Честно, я не знаю. Уверена, Вик сможет ответить тебе.
— Но ты видишь его на работе.
— Да, и что?
— У него есть девушка? Или подружка? — спрашивает она, закатывая карие глаза.
Я пожимаю плечами.
— Ты его знаешь. Он флиртует со всем, что ходит.
— Как ты думаешь, он спит со всеми из них?
Мои глаза расширяются.
— Хорошо, это становится неловко, и снова, я не знаю.
— Иногда такие парни, как он, имеют не очень хорошую репутацию, не думаешь? Я имею в виду, он всегда был таким хорошим мальчиком.
Я взмахиваю руками.
— Мне все равно. Почему мы говорим об этом?
Затем она улыбается, очень широко, и я тону на своем месте. Я жду, что она скажет мне, что отправит меня с ним на свидание.
— Потому что этот парень, Зак, имеет такую репутацию у дам, но я слышала, что он совсем не игрок, — начинает она.
— Мама.
— И он такой милый, Эстель!
— Мама.
— Он владеет галереей в Малибу.
— Зак Эдвин? — я практически кричу.
Моя мама улыбается, кивает и поднимает брови, как будто она просто попробовала все печенье в банке и не попалась.
— Откуда ты его знаешь? — спрашиваю я с большим энтузиазмом.
— Ну, это забавная история, Беттина и я закупались пару недель назад и случайно вошли в его галерею. У него там великолепные вещи, но то, что привлекло наше внимание, было сердце – одно из твоих сердец. Мы вмешались, притворяясь, что ничего не знаем, и спросили его сколько стоит сердце. — Она делает паузу для драматического эффекта. — Четыре тысячи долларов. — Мой рот падает. — Он говорил, что продал последнее за три тысячи, и это единственное, которое у него осталось, но человек, у которого он купил их, не оставил карту, поэтому он не может связаться с тем, кто его сделал. Элли, с тобой все в порядке?
Я качаю головой, мой рот все еще остается открытым. Моя мама смеется и берет меня за руку.
— Ты можешь в это поверить? Полагаю, он купил их у Уайта.
Я глотаю, вспоминая себя.
— Да, Уайт упоминал, что продал ему несколько лет назад, но…поразительно…четыре тысячи долларов?
— Значит, ты не получала долю от этого? — спрашивает мама, хмурясь.
— Это не было товаром. Он продал их, чтобы избавиться, потому что я сделала слишком много для выставки, которую мы посещали, и Уайт думал, что продажа Заку будет хороша для меня позже. Очевидно, я никогда не следила, и Уайт, вероятно, забыл свои карты, как обычно, но… О Боже!
— Я знаю! — моя мама визжит.
— Хорошо, так как вы дошли до свидания?
— О. Ну, я сказала ему, что моя дочь сделала это, и он был очень впечатлен.
— Угу?
— А потом я через телефон показала ему сайт твоей галереи. Он увидел твое фото, и я заметила, как его глаза загорелись.
— Боже мой, мама, — говорю я, уткнувшись лицом в руки.
— Поэтому я рассказала ему немного об Уайте и о том, что ты свободна сейчас. Я спросила его, будет ли ему это интересно, и он ухватился за шанс.
— О Боже мой, мам! — еще раз говорю, пряча свое лицо руками.
— Ты видела его, Элли? — спрашивает она. Я смотрю на нее сквозь пальцы и киваю. — Он хорошо выглядит!
— Он чертовски горячий, но я не могу с ним встречаться! Это не пятнадцать сотен. Ты не можешь просто ходить вокруг, пытаясь привлечь ко мне людей!
— Почему, черт возьми, нет? — говорит она, нахмурившись. — Разве ты не видела те шоу по телевидению, где люди на самом деле платят, чтобы познакомиться с кем-то? Сваха-миллионер или что там?
Я тупо смотрю.
— Нет, я не имела удовольствия смотреть это. Просто… Я не знаю, я бы с удовольствием продала ему часть своих работ, но я не могу встречаться с ним!
— Это потому, что он игрок?
— Что? Нет!
У Зака есть репутация игрока, и на это есть веские основания. Он обычно не встречается с людьми из индустрии, но с одной девушкой он встречался, женился, изменил и развелся в течение года. После этого он, как известно, спал с моделями, актрисами и кем-то еще, кто входил в его галерею на двух стройных ногах и короткой юбке.
— Ты уверена в этом?
— Я уверена в этом! Я не ищу ничего серьезного, так зачем мне заботиться о его репутации?
— Я не думаю, что его репутация такая, как все говорят. Говорю тебе, он очаровашка, но я не думаю, что он спит со всеми.
— Мы закончили? Я бы очень хотела спокойно съесть свои блинчики, — бормочу я.
— Конечно, дорогая. Еще кофе?
— Конечно. Где папа?
— Он ушел на рассвете. Сегодня длинный день. Три знаменитых клиента.
— Весело.
— Да, я уверена, что мы услышим все об этом, когда он вернется. Ты останешься здесь на ночь?
Я вздыхаю и наливаю сироп на свои блинчики.
— Да, думаю, что останусь.
— Ты уверена, что не хочешь встретиться с Заком? Он живет в паре кварталов отсюда.
Мой взгляд устремляется на нее.
— Ты издеваешься.
— Что, если он просто придет на ужин? Таким образом, это будет не свидание, а способ поговорить об искусстве.
— С каких пор ты интересуешься искусством? Ты ненавидела, когда Уайт приходил и говорил об искусстве.
Она вздыхает, положив руку на сердце.
— Я никогда не ненавидела, когда он приходил! Мне просто не нравилось, как он говорил с тобой иногда.
— Правда? Как? — спрашиваю, откусывая кусок блина. Я не хочу, чтобы она отвечала, но она все равно отвечает.
— Как будто ты была ребенком.
Моя челюсть замедляется. Я была ребенком. Он был на одиннадцать лет старше меня и имел опыт восьмидесятилетнего.
— Он не говорил со мной, как с ребенком, — говорю я.
— Ты была его музой…его светом, я полагаю. Я вижу это сейчас, но в то время меня нервировало то, как он хотел, чтобы ты была на его стороне каждый раз, когда друзья твоего отца были рядом. Как будто он думал, что они заберут тебя у него. У тебя никогда не было такого ощущения?
Я выстрелила в нее взглядом.
— Конечно, было. Мужчины все такие.
Она наклоняет голову, взвешивая мои слова.
— Я полагаю, что да. Во всяком случае, он, очевидно, любил тебя по-своему и много помогал. Но только подумай, Зак Эдвин!