Бёрг был молодым волком, статен и если бы не вялый подбородок, мог бы слыть красавцем, хотя отрастит бороду и будет хоть куда, а пока, его щеки покрывал бледно-золотистый пушок и мне хотелось потрепать его рыжеватые вихры, как недавно брату. Видимо я не смогла скрыть легкой снисходительности, что отразилось на моём обычно бесстрастном лице, и приосанившийся было мужчина, сник.
— Итак, вкратце и, по существу, доложите обстановку и объясните почему, как только крепость покинули руководящие офицеры была устроена попойка и брошены посты.
— Фальк не выходит на связь уже несколько унов, так бывало, и не раз, — я почему-то была уверена, что подполковник отрабатывает на своих людях усовершенствованный Обсидиум, увлекся и потерял счет времени. — А вот Густаффсон покинул подразделение части, как я думал (он не докладывался) чтобы найти их. Он местный и знает эти леса как свои пять пальцев, но тоже пропал. — А вот этот нонсенс требовал более пристального внимания. Тем временем Бёрг продолжил. — Вокруг крепости бродит нечисть, недавно, в деревеньке неподалеку задрали призового бычка ну и так, по мелочи. Рейды результатов не дают, умная тварь. А вчера у старосты сын женился, из наших, и вот
— Великолепно. Вместо того, чтобы зачистить от нечисти лес, солдаты нажрались и покинули посты. Да я вошла сегодня беспрепятственно
— От нечисти на каждом входе амулеты, — начал мямлить адъютант. Он что, чей-то сыночек? Бестолочь.
— Список тех, кто пил мне на столну туда, где он будет, и я вас поздравляю. Фалька и Густаффсона, если они к рассвету не вернутся мы пойдем искать сами. А пока я буду завтракать, расскажите подробно.
*Обсидиум — осада, название военно-патриотических учений 1-ого уровня сложности, именно этот курс усовершенствован Атто Фальком.
Главы 4.
У природы много способов убедить человека в его смертности
Ни один из командеров крепости к назначенному мною крайнему сроку не вернулся, хотя, строго говоря, я на это особо и не рассчитывала.
Выудить больше информации о старших из Бёрга мне не удалось, то ли он был крайне нелюбопытен, то ли хранил чужие секреты, в любом случае, толку от нашего последующего разговора было ни к столбу, ни к перилу. Зато словоохотливая кухарка, как и Густаффсон из местных, рассказала, что отлучки полковника носили регулярный характер: раз в пару декад, он просил её собрать еды, да и терялся на несколько унов.
Вроде бы как охотился, и даже несколько раз приносил дичь к общему столу, но ей казалось, что у полковника в деревеньке зазнобапотому как до местных девиц, охоч он не был. Последний комментарий был раскрашен явными мазками обиды уязвленного самолюбия, повариха, на мой вкус была хороша — сбитая, пухленькая, и так замечательно пахла ванильными плюшками, что понять пренебрежение Густаффсона, я не могла.
Когда я стала расспрашивать про беснующую в округе нечисть, женщина почернела, запах страха моментально заполнил помещение кухни, перебивая аромат приправленного травами жаркого.
— Понимаете, — взволнованно говорила женщина, — у меня в этой крепости мамка была поварихой, сейчас в деревне, на пенсии. Отец мой ей домик справил, вот и живут. Так и я здесь всю жизнь, но такого кошмара Ну бывало что бегают, мелкие тварюшки, куру задерут, или мальчишек на речке испугают, но эту морду несколько человек видали. Говорят, размером с лошадь, зубастая и воет так, что враз ледяная испарина прошибает.
Тем более странно, почему эта зверушка до сих пор не украшает бестиарий Кёнига или не покоится в забытой яме, чем они тут на заставе занимаются?
Несмотря на то, что адъютант представлялся мне кротким и бесхитростным, я прекрасно осознавала, будь это так на самом деле, вояки его бы уже сожрали и сделали из его черепа пепельницу. Обманчивое впечатление вводило в заблуждение лишь в самом начале, а вот когда к зениту все провинившиеся (в неуёмном распитии) прохлаждались на губе*, а остальные бегали по плацу и в десятый раз проходили полосу препятствий, всё становилось на свои места, волк в нем, в отличае от человеческой ипостаси, был невероятно силен.
Меня довольно быстро заметили, и несмотря на офицерские погоны, даже пытались пощупать дорогие моему сердцу выпуклости. Ну что я могу сказать, даже у оборотней открытый перелом заживает декаду, если не давать тому обернуться. После рукоприкладства, которое в красках описало, все то, что я думаю по поводу неуставных отношений, желающих потрогать, не осталось, а за просмотр денег не берут.
Около половины состава служащих на границе составляли оборотни, и я бы отнеслась с определенной долей снисхождения к некоторой несдержанности сослуживцев в случае близкого парада Лун**, но увы и ах, событие это проходило не так часто, и списать произошедшее на гормональный гон не получится. Так что к уже сидящим на гауптвахте воякам присоединились особо ретивые и несдержанные.
И хотя Бёрг просил за покалеченного, ранее отданный приказ о браслетах, блокирующих оборот, я не отменила. Меня всё больше интересовало чем же занимались местные на заставе, потому как на подобный же неуставной случай среди выпускников, одним легким переломом и терилом в карцере, дело бы не закончилось. Я вполне могла допустить, что мужчину соблазнили мои прелести, я красива, этого не отнять, но если у него всё в порядке со зрением, чтобы рассмотреть мою пригожесть, то уж нашивки на погонах он точно не пропустил.
Дикость или нет, но в армии был краткий свод неукоснительно выполняемых законов, не прописанных где-либо, но каждый, кто давал присягу был с ними знаком. Последствия, если они нарушены, были очень серьезными, ведь ты доверяешь напарнику жизнь, подставляешь спину, а он в этот момент щупает тебя за задницу. Dura lex, sed lex***.
— Ваши солдаты слишком много себе позволяют, Бёрг. Я не буду подавать рапорт, но охлынуть немного ему не помешает. Ему, да и мне это пойдет на пользу.
И пусть я делаю из этого волка показательный пример, уважение среди мужчин, чей тестостерон бьет в голову по поводу и без, как горячие источники Майне на юге, по-другому не добиться, единожды не дашь отпор, и будешь спать с ножом под подушкой. Плавали, знаем.
Я могла точно сказать, что подполковник Фальк — двуипостатный. Его снежный барс наделал много шума, когда дбнам вступил в силу и воин из обедневшего рода поднялся по служебной и возвысился на социальной лестницах. На счет Густаффсона, уверена не была, поэтому искать в первую очередь собиралась именно его. С боем пробившись в кабинет полковника, чтобы хотя бы примерно понять куда тот мог подеваться, я выяснила, что не так далеко от расположения части у него был небольшой охотничий домик.
— Вы не знали о том, что у него есть укрытие? — спрашивала я за ужином Бёрга. День был крайне насыщен и следующий возможно будет тяжелее, я хотела лечь пораньше.
— Да поймите вы наконец, здесь у каждого свои секреты, и никто не лезет к другому в душу
— И у вас?
— Что у меня?
— И у вас есть секреты Бёрг? — мужчина смутился, но по на мгновенье вспыхнувшим янтарным отблеском синим глазам, я поняла — есть. Хотя догадаться, зная где искать не сложно.
Надо будет спровоцировать его, опыта в этом деле у меня побольше.
— Спокойной ночи, Бёрг. В полшестого у центральных ворот, — с этими совами я отправилась спать, и да, по старой привычке, положила кинжал под подушку.
Следы Густаффсона обрывались на опушке. Мокрый снег, прошедший ночью, припорошил тропки, и определить куда именно полковник повернул на развилке было не просто. Сладковатый аромат вишневого табака и можжевелового мыла, едва ощутимого запаха полковника, вёл нас почти леор в чащу, а затем словно испарился, сменяясь смесью прелой листвой и хвоей.
- Бёрг? Как ваше имя? — вдруг спросила я, чтобы немного разрядить обстановку. Лошадей нам пришлось оставить, в чащобе им не место, да и пробираться по валежнику можно намного быстрее пешком. Лес был пуст, ни птица, ни зверь, не дали знать о себе привычными звуками, от того на душе было как-то неспокойно. Моя рука то и дело касалась эфеса меча, скорее ради успокоения, нежели реально ожидая нападения, а вот адъютанту явно было страшно. И страх его не был чем-то абстрактным. — Вы не всё рассказали мне, так?
— Дагер, — ответил мне мужчина. — Я видел его.
— Кого? — не поняла я.
— Густаффсона.
— Когда? — так и буду по слову вытягивать из него информацию.
— Вчера ночью. Я думаю, он…мертв, — прошептал он последнее слово. В голове вертелось масса вопросов, но он продолжил и всё прояснилось. — Я вижу их иногда.
— Так ты годи?**** — это редкость, да. И они бывают лишь среди тех, чьё рождение сопровождала смерть: спириты могли сами находиться меж двух миров, убить родами мать или один из близких отправился в Соляр, до четвертого уна его жизни, вариантов масса. — И что он сказал, ну, полковник
— Ничего, на туловище не было головы. Я просто знал, что это он, и знал, что он мертв.
— Что, Жнец тебя дери, ты делаешь в армии Дагер Бёрг? — разозлилась я. Хорошо, что сейчас нет военных действий, иначе от обилия мертвецов желающих поболтать, он просто бы спятил. — Тебе нужно в УТ*****.
— У меня нет денег на учебу, к тому же дядя был против, он считает, что я фантазёр, — выплюнул он последнее слово. Великие, да без должного обучения дар может быть утерян, или еще хуже — возобладает над ним.
— Мы закончим здесь и считай, твоя учеба дело решенное, в Стоунхельме все, у кого есть дар, учатся совершенно бесплатно. А твой дядя невежественный болван, и даже если он лишит тебя довольствования в ордене платят достойную стипендию, — всё это время я выбирала куда повернуть и после слов Бёрга решилась. К аромату свежевыпавшего снега, сосновой смолы и влажной коры примешивался едва уловимый, но отчетливый запах, дерущий в жажде схватке горло любому хищнику — медных монет.
Кровь.
*Гауптвахта (слэнг).
**Парад Лун — ЛаЛуна и Мун остаются на небосводе одновременно, окрашивая все вокруг зеленоватым оттенком. Время гона, наиболее удачное время для оборотней, чтобы найти пару, без настоек или пилюль удержать оборот невозможно.
***Закон суров, но он закон (лат.).
****Годи — жрец, видящий, некто вроде некроса. Годи может видеть прошлое и настоящее, обученый — будущее.
*****Утт — орден (лат.). Магический орден Стоунхельма.
Глава 5.
Людская глупость, вообще говоря, сильнее влияет на ход истории, чем людская злоба.
Небольшая охотничья сторожка показалась внезапно.
Снаружи домик был уютным и явно обжитым, но четкий запах несвежей крови портил благостное впечатление. Дверь, крепкая, сбитая из твердого дерева была сорвана с петель и болталась на нижней, заунывно поскрипывая на холодном ветру. С внутренней стороны она была испещрена глубокими рваными бороздами явно от огромных когтей. Страшные отметины были в хаотичных брызгах запекшейся крови и её было так много, что не прими я ранее слова Бёрга всерьез, сейчас поверила бы им безоговорочно.
В воздухе почти неуловимо пахло яростью, такой сильной, что вкус гнева и сумасшествия горчащие нёбо, не перебивали доминирующий аромат. Я поглубже вдохнула тошнотворную смесь запахов и перехватила поудобнее эфес меча, что уже некоторое время приятно холодил руку и слегка успокаивал расшалившиеся нервы, затем дала знак Бёргу приготовиться и шагнула в тёмный проем.
На первый взгляд в домике было пусто, на второй тоже. Но истеричные, грязно-красные брызги крови и обезглавленное тело в общем хаосе внутреннего убранства доказывали обратное. Вид трупа меня не испугал, дрожь скорее вызывал тлетворный запах разложения.
Когда мне исполнилось шестнадцать, мама уговорила отца дать бал в мою честь, подчиняясь идиотской моде высшего дворянства. Я просила родителей не тратить деньги, которых у нас и без того было немного, но матушка успела отрезать пути к отступлению — разослав приглашения, и мои сомнения были жестко отвергнуты.
На балу я блистала, многочисленные поклонники сравнивали меня с нераскрывшимся бутоном, а родительница предвкушающе потирала руки, как злодей во второсортной пьесе и составляла контракт на мою руку и другие конечности повыгодней. Чтобы покрыть долг, в который нас вогнал непомерный аппетит мамы, папа ввязался, как позднее выяснилось, в сомнительную, морскую аферу.
Его обезглавленное тело подкинули на порог нашего городского дома всего лишь через декаду после помпезного, ненужного мне праздника. Я первой нашла его — возвращалась с конной прогулки, на которую каждое утро отправлялась затемно. Именно тогда первый и единственный раз, мне довелось обернуться не в канун Парада лун, и именно тогда моя, в общем-то безоблачная до сих пор, жизнь разделилась на «до» и «после».
Убийц отца я нашла, как и заказчика, да только от жажды мщения и неподдающейся контролю ярости это меня не избавило, словно обжигающий яд, распространяющийся по венам, меня сжирало изнутри чувство вины. До начала учёбы я принимала пилюли, блокирующие вторую ипостась, на этом настаивали и мать, и дядя, слишком свирепой оказалась моя волчица, а сохранить в тайне моё имя и замять скандал удалось с большим трудом.
Туловище явно принадлежало Густаффсону, но несмотря на завораживающее доказательство насильственной смерти, которое на удивление ввело Бёрга в ступор, меня в первую очередь заинтересовало то, что я видела помимо смертельных улик. На полу был отчетливый пентос*, активный, судя по едва мерцающим линиям силы, и звезда явно была наполнена под завязку, если за несколько унов контур лишь ослаб, а не развеялся полностью.
Разрозненные листки бумаг, белыми проплешинами покрывающие место убийства, были исчерканы схемами и рунными закорючками, несколько стандартных амулетов усилителей были разбиты слегка или полностью, добавляя к смеси неприятных запахов еще один — концентрированной травяной настойки, но больше всего меня поразили стеклянные колбы и сосуды, в которых застывшие в формальдегиде (опять же спасибо чуткому носу, хотя для столь сильной концентрации, он больше мешал) мелкие твари изнанки нашли свою могилу.
Целые или по частям, отдельно скелеты и внутренности, кожа и зубы, больше всего стена, на которой стояли почти нетронутые банки напоминала практику в анатомичке медицинского курса, что каждый будущий офицер изучал три таля. Я подняла несколько листков и бегло просмотрела глазами, наблюдая как Бёрг делает то же самое. Мне кажется, я больше следила за его реакцией, нежели стремилась прочесть написанное на мятой бумаге.
Я опасалась того, что адъютант, прислуживающий в крепости не первый таль, прекрасно осведомлен о тех экспериментах с демонами, что проводит здесь командер Северного предела, но гневно раздувающиеся ноздри, сжатые пальцы и венка пульса, бьющаяся у виска, убедили меня в том, что Дагер и не подозревал о преступных пристрастиях своего начальника.
— Каким надо быть идиотом, чтобы творить запретную магию на территории разлома? — вслух удивилась я.
— Небо, я думал он охотится, — выдохнул опустошенный мужчина.
— Ты же понимаешь, что это не в нашей с тобой компетенции? Я не на столько сведуща в ритуальной магии, чтобы беспристрастно провести расследование, — он закивал. — Надо вернуться назад и отправить птичку в Особый отдел.
— Согласен.
Мы оставили всё как есть, лишь вернули на место дверь и направились к крепости, но оглядывались и прислушивались в несколько раз чаще и чутче.
— Как думаешь, — от волнения он забылся и обратился ко мне на «ты». Я была не в обиде и указывать не промах не собиралась, обстановка располагала, к тому же друг здесь мне не помешает, — что он пытался сделать?
— Точно не уверена, одно могу сказать без сомненья: пентос — звезда подчинения, еще я разобрала руны единения и подавленияскажи у него был зверь?
— Не знаю, — ответил адъютант. — На Луны здесь не принято бегать
Он хотел было сказать что-то еще, но тихий, уверенный голос Дагера потонул в леденящем душу вое, ни один из известных этому миру зверей не мог издавать такие звуки, а судя по громкости, тварь была не просто огромной — гигантской.
Я посмотрела на враз побледневшего мужчину и кивнула в ту сторону, откуда раздался ужасный звук, выбор у нас был небольшой: или встретить монстра лицом к лицу или подставить спины — чудовище явно напало на наш след и сейчас шло прямо на нас.