**На языке цветов обозначают — благородство и уважение.
Глава 8.
Страсть делает наилучшие наблюдения и наихудшие выводы.
Военные, привыкшие к форс-мажорам на долгую отлучку Густаффсона смотрели хоть и с некоторой настороженностью, всё же командир заставы, но большое значение ей не придавали, а вот гражданский персонал обслуживающий Северный предел был взбудоражен и напуган.
Говорили печально известная тварь задрала вчера в деревне местного пьянчугу, и как бы странно это не звучало, но у Рира было алиби, а значит либо беднягу убили волки, либо полковник умудрился вытащить из разлома несколько крупных экземпляров помимо Фенрира. Если бы не Бёрг, состояние которого вызывало опасение, уверена Бьерн не стал брать с собой даже подполковника, ограничившись только тем, кто покажет ему дорогу до сторожки — то есть мной, но и так Северный предел покинули лишь четверо: Бладъёльтер, Утер, Фальк и я.
Ах, если бы только Фенрир был человеком, уверена, он стал бы великим актером и ему покорились бы все театральные подмостки стран содружества Кватры, то, как он преданно вилял хвостом и становился на задние лапы, пытаясь облизать моё лицо заслуживает отдельных бурных и несмолкающих аплодисментов. С небывалым упоением он носился по лесу, счастливо тявкая, когда возвращался к нашему отряду, а вот мне стяжать славу слуги Мельпомены* было не суждено — я с трудом сдерживала смех, когда этот лицедей гонял пугливых зайцев или зазевавшихся фазанов.
Диалога с волком у нас не получилось, уж слишком пристальным было интерес Генриха Бладъёльтера к моей персоне, он то оказывался рядом, прикрывая мой тыл от только ему ведомой угрозы, то буравил мне спину тяжелым взглядом, от которого тонкие волоски на шее вставали дыбом, а скачка превращалась в муку. Где-то глубоко внутри я понимала, что внимание это не праздное, и с одной стороны я очень надеялась, что его заинтересованность не носит профессиональный характер, а с другой до ужаса боялась именно этого.
Нет, я была реалисткой и прекрасно понимала, что даже если Бьерн одарит меня тем самым вниманием, коего мне до сели удавалось избегать, ничем серьезным этот адюльтер не закончится. Уже несколько талей внебрачный сын Кёнига был помолвлен, и, хотя его невеста, Адела Хагаард, вызывала определенные опасения, она была из его клана, а выбор Генриха меня не касался, к тому же несвободные мужчины для меня табу, так уж воспитали.
Белоснежный, мягкий как пух снежок поскрипывал и переливался радужными отблесками, воздух остро пах еловыми ветками и морозом, солнце слепило глаза, но совсем не грело, хотя я наслаждалась этой поездкой вопреки пробирающему до костей холоду, чётко осознавая, что в ближайшее время возможности вот так насладиться верховой ездой у меня не будет.
Слава Небу, адъютант не только пришёл в себя, он даже вышел нас встречать, прихрамывая и являя желтеющую гематому на пол лица. И хотя Бёрг был рад нас видеть, становилось понятно — истинный облик двинувшегося экспериментатора-полковника, которого, казалось, он прекрасно знал, больно его ранил. Никто и никогда не любит чувствовать себя дураком, но проблема в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений.
Мужчины спешились, и после краткого приветствия вошли в дом, я же осталась снаружи с Бёргом, вновь окунаться в последствие безумных фантазий Густаффсона я не желала, поэтому я присела на широкие ступени рядом с адъютантом. Вокруг входа снег был взрыт до самой земли, дверь и ступени украшали свежие царапины, которых не было еще вчера, и запах, сладковатая, приторная вонь разлагающегося мяса неуловимо витала в морозном воздухе.
— Спасибо, — искренне сказал мужчина. — Я очень смутно помню, что произошло после удара, но он приходил ночью.
— Кто? Густаффсон?
— Нет. Не знаю. Я очнулся от ужасного воя, что-то скреблось, клацало зубами, дышало, билось в дверь. Если бы не защитные руны, что ты начертала перед уходом
— Откуда знаешь, что это я? Может это Густаффсон, — не хотелось бы, чтобы о моём умении стало известно. Такие навыки лучше держать в секрете, и, хотя я училась сама, по книгам и лекциям, пользуясь в общем-то доступной литературой из библиотеки МАСа, дополнительное пристальное внимание заместителя начальника "ОО" мне ни к чему.
— Я видел, как ты это делала, хотя и был волкомно я никому не скажу. Как ты спаслась?
— Я не знаю, мне кажется, его что-то отвлекло — врала я с тяжелым сердцем, но Дагер верил, надеюсь эта тема исчерпана, не хотелось бы чтобы нас услышали. Значит не Рир, но кто тогда?
На пороге дома появился Фальк, затем Бьерн, адъютант следователя шуршал бумагами где-то в глубине.
— Мы все сейчас отсюда уходим, без паники, но как можно быстрее, — кратко отрезал осошник.
— К чему такая спешка? — удивилась я. Тот пристально посмотрел на меня, и одернув себя за неуместное любопытство — отрапортовала, — Так точно.
— Дело не в субординации. — Он оттеснил меня от Дагера, провожая к лошади, — Густаффсон помимо экспериментов над своей сущностью пытался создать универсального бойца, и ему, как ни странно, это удалось. Я пошлю за некросом в столицу. В округе шастает как минимум парочка умертвий.
Умертвия активизируются не с приходом ночи, как многие ошибочно считают, они просто не выносят солнечных лучей. Дневное светило должно сесть примерно через пару леоров, всё же власти у солнца зимой тут много меньше, чем в той же столице. А еще, судя по всему, именно они сожрали вчера забулдыгу, и уж коли они попробовали человечинки — другое мясо есть не станут.
— Может быть этим хватит и огня? Надо предупредить старосту — заволновалась я.
— Посмотрим, Фальк и Утер отправятся немедля, — сказал Бьерн. Мужчины, дождавшись отмашки, резво вскочили на ожидавших лошадей. — Мне нужно время запечатать место преступления, а одна ты не поедешь МакКайла, — увидев, как я поморщилась, он посчитал нужным добавить, — это приказ. Бёрг тебе сейчас не помощник, дай Великие, он сможет ровно держать свою задницу в седле. — Так точно, — ответила я. Спорить с вышестоящим начальством было неуместно, за все пять талей, что я училась в Академии мне постоянно приходилось сталкиваться с подобным отношением, женщины с данамом действительно были слабее зверя физически в человеческой ипостаси, все остальное — сексистская чушь. Спорить не стала, но слова именно Бладъёльтера меня задели, и сильно.
Наблюдать за Генрихом было весьма занимательно, магия беара** была другой: очень древней, самобытной. Я не видела привычных энергетических линий или ярких вспышек, но прекрасно чувствовала волшбу, горчащую силой, заставляющую вставать дыбом волосы, выбившиеся из косы. Ощущения были будто стою в поле во время страшной грозы, а слепящие молнии бьют так близко, что протяни руку и смертельная энергия сожмет свои зубы на дрожащих пальцах.
А еще, в момент наивысшего напряжения, мне удалось рассмотреть прозрачный, словно отполированный кусочек горного хрусталя силуэт медведя, обтекающий мужчину. Волшба давалась ему легко, органично, я чувствовала, что он невероятно силен, и эта мощь завораживала, притягивая взгляд.
Дорога обратно была быстрой и даже Бёргу, норовившему сползти с седла или завалиться в бок, задержать нас не удалось. Затемно мы прибыли на Северный предел, в котором в срочном порядке формировался отряд для зачистки от нечисти. Я не стала позорить перед подчиненными молодого волка, помогая добраться ему до лазарета, но взглядом того всё-таки проводила. Адъютант был бледен до синевы, и это еще Фенрир его щадил.
— Силу не рассчитал, — пронеслось в голове, — да и зол был, думал вы с этим заодно.
Великие, в лесу что-то умерло, Рир извинился, волкопёс хмыкнул и помчался вон из крепости, вот уж кто сражение с умертвием не пропустит.
В общей суете я не услышала, как сзади ко мне кто-то подошел. Низкий, с легкой хрипотцой голос обозначил присутствие своего владельца, а слова удивили меня. Похоже сегодня день всепрощения.
— Прости МакКайла, я был резок, — сказал он. — Никак не могу привыкнуть, что едва преступившая рубеж взрослого возраста девица выросла в сильную волчицу и более не нуждается в помощи.
— Я не обижена. Этим миром правят мужчины. А вы в своем праве, — неспеша мы шли к конюшне, лошади были в мыле и ждать, когда им займется штатный конюх, занятый суетой — преступная халатность. Я кликнула мальчишку, рыжий и вихрастый он напоминал мне брата, и вручив ему пару медяков указала на нуждающихся в заботе подопечных. — В моих способностях сомневались и прежде.
— Тем, в ком силён зверь до сих пор тяжело посылать самку на бой. Я просил отца изменить закон, ты знаешь, он был актуален в Тёмные времена***, сейчас мир.
— У нас должен быть выбор, Бьерн.
— Три из двух дюжин Кайла, — откуда, демоны его дери, он знает о тех из нас, что предпочли найти женихов и родить, нежели окончить обучение и самим вершить собственные судьбы. Он следил за мной?
— Не следил.
— Я что сказала это вслух?
— Нет, — растревожил душевные струны хриплым смехом медведь, — но догадаться было не сложно.
Замкнутое пространство стойла лишило меня возможности маневра, но пока я была занята делом, рассёдлывая кобылу, Генрих лишь наблюдал. Его близость волновала меня, а чуткий нос волчицы улавливал густой, приятный запах мужчины, аромат лесных трав, штормового моря и вьюги. Я невольно сделала шаг назад силясь не соприкоснуться с ним в тесном пространстве конюшен, но где-то глубоко внутри стало разгораться пламя потушить которое мне было не под силу.
Я чаще задышала, пытаясь справиться с головокружением и сжала кулаки, впиваясь до боли короткими ногтями в мягкую кожу ладоней. Сил, бороться со стихией невыносимого желания, впервые обрушившим на неопытную меня — не было.
Светлые глаза цвета восточного камня, нефрита, без устали наблюдали за моими неумелыми потугами справиться с собой, хотя и Бьерн уже не был расслаблен как раньше. Его рука, ранее вальяжно придерживающая колонну-опорку стойла, теперь до хруста сжимала отнюдь не хрупкое дерево, что в щепы крошилось под его пальцами, а красивые черты благородного лица хищно заострились.
Я с трудом понимала, что происходит: до Двух Лун было еще далеко, в остальной период я могла себя контролировать даже без трав, но этот мужчина рождал во мне неведомые доселе ощущения. Генрих первым шагнул вперед, едва не касаясь меня, но вместо объятий или поцелуя, коих, признаться, я ожидала с замиранием сердца, он разжал мою сведенную в кулак руку, словно раскрывая бутон цветка сомкнувшего деликатные лепестки в преддверие грозы, и поцеловал глубокие отметины от ногтей.
Теплые губы сменил язык, щекоча и оставляя влажные отметины, а уж когда на коже сомкнулись, впрочем, не причиняя боли, острые зубы, я вслух застонала, ругая себя за несдержанность. Линии на ладони перетекли на сгиб запястье. Мне так хотелось притянуть его к себе и зарыться пальцами в его волосах, прочно запутаться, словно муха в паутине, и не желать освобождения. Грудь заныла, требуя ласки, жесткая ткань нижней рубахи касалась нежной плоти даже сквозь мягкое белье, соски болезненно сжались.
Хагалаз полыхнул ледяным пламенем у солнечного сплетения, рождая невероятно по силе желание, мужчина придвинулся ближе, и его твердая эрекция плотно прижалась к бедру, охне одна я мучаюсь от жажды
Где-то рядом забрехали собаки, на мгновение отвлекая меня от горячего мёда удовольствия. Я резко выдернула руку у изумленного мужчины. Его бледные глаза светились в полумраке, пугая силой желания, а могучая грудь вздымалась, словно кузнечные меха, доказывая, что не только я попала в ловушку влечения.
— Нет, — сказала я. — Ты практически вступил в союз
— Тебя останавливает лишь это? Сговоренный еще в детстве брак с невестой, которой больше по сердцу мой брат? — грустно улыбнулся Бьерн. — Не только. Я не гожусь на одну ночь Генрих
— Ах да, совсем забыл поздравить вас со скорой помолвкой, — отпрянул от меня медведь, словно обжегшись. — Ваша матушка в совершенстве владеет умением устраивать вашу судьбу.
— Вам прекрасно известна способность моей матери всё решать без моего участия
Развернувшись, вышла из конюшни, не оборачиваясь и давая себе слово, выбросить из головы воспоминания о своей слабости, но ледяная рука разочарования прочно сжимала в тисках наивное сердце, надо признаться хотя бы самой себе, я желала этого мужчину больше всего на свете.
*Мельпомена — муза трагедии, ставшая символом театрального искусства.
**Беар — это медведь-оборотень. Бьерн — имя клана, идет вторым по значимости после имени отца. Если ребенок бастард и отец его не принял, отпрыск всю жизнь носит только клановое имя.
Глава 9.
Меняйте ваши листья, сохраняйте корни.
Не зря Фальк изматывал своих бойцов бесконечными тренировками — к утру были пойманы и сожжены все умертвия, без постоянной магической подпитки они ослабели, но на то, чтобы серьезно ранить несколько человек, сил у них хватило.
Обезглавленное тело полковника Густаффсона предали огню там же, где и туши немертвых, отступник не заслужил почетной смерти, и даже былые его заслуги пред Отечеством не смогут смыть позорного пятна бесчеловечных экспериментов, подвергших опасности не одну сотню гражданских. Семьи у него не было, а с дальней родней, связываться не стали.
Под утро меня разбудил тихий скрип неспешно открывающейся двери, очень осторожно, чтобы не спугнуть незваного гостя, я сжала кинжал под подушкой и подобралась, готовясь к смертоносному броску. Кто бы это ни был, вошёл он без стука, не назвав себя, к тому же умудрился взломать защитную руну, что настораживало меня больше всего остального.
В Академии мы быстро научились не доверять простым замкам, щеколдам или задвижкам на окнах, на то было несколько причин, но все они были весомыми, думаю учебная привычка подстраховываться еще долго себя не изживет. Я дышала ровно, чутко прислушиваясь к тому, что происходит у двери.
Вошедший мягко ступал по толстому ворсу шерстяного ковра, затем остановился у кровати и несколько долгих, томительных мгновений не шевелился, замерев.
— Я это, — раздался хриплый голос в голове, — охотники вернулись, испугалась?
Я стремительно развернулась, занося остро отточенный скин ду* и вогнала его по самую рукоять в березовую столешницу прикроватной тумбы, точнёханько перед осклабившейся волчьей мордой, затем отвернулась к окну, и вновь укрывшись теплым покрывалом, крепко заснула.
Проще было перечислить присутствующих на обеде, нежели отсутствующих, некоторых рейд за нечистью загнал на больничные койки лазарета, но в основном люди отсыпались. Всё утро я проходила полосу препятствий на полигоне, недалеко от конюшен и освежившись, присоединилась к офицерам, чья дискуссия кого оставить за главного, плавно перетекла в кабинете Фалька. Небольшой, захламленный методической литературой, полупустыми чашками с таем, различным оружием (такого разнообразия я давно не встречала, а вот эти утяжеляющие браслеты, я бы попробовала), но невероятно светлый и удивительно подходящий качающему головой мужчине, он очень точно отражал внутреннее содержание трейнера.
Бладъёльтер настаивал, чтобы командование крепости принял на себя подполковник, который категорически был против:
— Да пойми же ты, ну не заточен я под это дело, поэтому и попросился на Предел, — качал головой, отбрыкивающийся от почетной должности командера крепости, Фальк.
— К тому же подполковник скомпрометировал себя, — напомнил всем присутствующим лизоблюд Утер, удивительная несхожесть характеров адъютанта и его вышестоящего поражала.
— Воооот, штабист дело говорит, — ничуть не обиделся Атто. Дай ему повод не принимать обязанности хоть сам Жнец, тот вцепился бы в довод, как блоха в собаку.
— Я могу предложить компромисс, — вмешалась я после леора бессмысленного спора. Бьерн мог приказать, но не стал, пытаясь убедить в целесообразности перемен. Фальк мог согласиться, но выполнял бы обязанности нехотя, отдавая всего себя лишь тому, для чего был рожден. — Командером можно назначить подполковника, но это лишь временная мера, пока вы лично не подберете подходящего Северному Пределу специалиста. Так же нужно будет заменить и Бёрга.