— Ты не верна мне.
— Ах, можно подумать ты блюдешь целибат.
— Мы взрослые люди, Дели, — она дернулась, когда я назвал её детским прозвищем. — Но Клаус?
— Может я хотела тебя позлить- фыркнула оборотница. Отличное оправдание, ничего не скажешь.
— И тебе это удалось. Я не возьму тебя после брата, мне, итак, приходится всю жизнь разгребать за ним беспорядок, — и в общем-то, до недавнего момента, я был не против. Он моя кровь и плоть, да только Николаус не любил никого, кроме, пожалуй, своей матушки, (пробирки не в счет) но отныне у меня свой путь.
— Нет, ты не разорвешь помолвку, и не бросишь меня как одну из своих девок! Ты не променяешь меня, я лучшее, что у тебя было, — кричала она, распаляя в себе злобу.
Я закатал рукав на правой руке, являя девственно чистую кожу на запястье и выше, до самого локтя. Там, где еще дем назад вился бледный, но легко угадываемый узор помолвочной вязи была лишь плоть.
— Покажи мне свою метку, Аделла, сама, или я заставлю тебя это сделать, — потребовал я. Она было попыталась отказаться, но прочитав что-то в моем взгляде — закатала алое кружево. — Как я и думал. Всё решено за нас, надеюсь ты отдавалась моему брату с достаточной страстью, чтобы после расторжения договоренностей, он оставил тебя себе. Ему всегда нравилось отбирать мои игрушки, но они слишком быстро ему надоедали. Я буду молчать, но не долго.
С этими словами я подошел к двери, и едва успел увернуться от графина с водой. Острый осколок, хрустальной иглой впился в щеку, но боли я не почувствовал, а едва вышел, в закрытую дверь вновь ударило что-то уже потяжелее хрусталя.
Первой моей мыслью, было то, что я наконец-то свободен.
Второй — она не должна узнать про Кайлу.
*Патока — подсластитель из крахмала, здесь наркотик для курения.
**Дабойя — самая опасная змея от яда которой нет противоядия, выведена магически.
Глава 11.
Любовь смеется над препятствиями.
Небольшая, но очень уютная ресторация гостиницы «Хмельной бычок» была переполнена, здесь были и завсегдатаи, крепко уважающие не только вкуснейшую говядину, что напрямую дала название постоялому двору, но и разнообразное дикое мясо, приготовленное по любимому рецепту всех оборотней: без специй, но с кровью. Большинство же поднимающих кружки со светлым, настоянным на диком меду элем, который принес славу Вестхоллу, прибыли на тестостероновые игры.
Выбор Альф, по сути, прекрасно отрепетированное действо, где каждый четко знал отведенную ему роль и придерживался её во время «сражения», был результатом так называемого жребия силы. По-настоящему договорных поединков было мало, в основном, будущие вожаки кланов держали лицо и сражались хотя бы в три четверти силы, дабы показать, что члены стаи не ошиблись с выбором.
Древний ритуал уходил своими корнями во времена Исконных, когда для выживания всего клана в лидере больше всего ценилась сила животной ипостаси, а не какой-то там ум или дальновидность. Времена те давным-давно канули в Лету*, а вот игрища, как дань традициям остались: и народ посмотреть, и себя показать.
Кланы Серебряных волков, Красных лисов и Снежных барсов планировали завтра выбрать себе новых предводителей.
Я внимательно оглядела залу силясь найти хоть одного человека и не смогла, даже владелец и персонал были двуипостатными, но истинная сущность гостей была скрыта, разве, пожалуй, пара медведей, выделялись из общей толпы своей статью. Как и Генрих Бладъёльтер, они были больше чем на голову выше окружающих, шире в плечах, а лица их носили снисходительно-благосклонное выражение, прекрасно давая понять присутствующим, что при желании, добродушная улыбка превратиться в оскал, а ударом лапы можно решить любое недоразумение, даже если таковым считается чья-то жизнь.
Аромат возбуждения и предвкушения смешивался с дивным запахом жареного мяса и эля, что сейчас щекотали и мой нос. Долгое ожидание своей порции вызвало обильное слюноотделение и буквально заставило меня в нетерпении подпрыгивать на удобной лавке, томясь, когда же расторопная официантка наконец-то расставит долгожданные тарелки и приборы.
— Я рад тебе Кайла, — поприветствовал меня Роберт старший. В преддверии завтрашних Выборов Альф, все мало-мальски приличные гостиницы Вестхолла были заняты, но свояк мой был не промах, тем паче, его пригласили загодя и он, со свойственным ему прагматизмом обо всем позаботился. — А Робби рад вдвойне.
— А уж как вам рада я, словами не передать, как жаль, что Лейни не смогла, — тогда я действительно очень расстроилась, что сестра мучилась токсикозом, хоть беременность уже прошла половинный рубеж, и в последний момент не составила компанию сыну и мужу. — Времени у меня в обрез, командер со скрипом дал увольнительную накануне ритуала, но на ближайшие три леора я ваша.
Стейк был превосходным: с хрустящей, сочной корочкой и тонкой прослойкой едва прожаренного мяса по середине, он таял во рту и закончился слишком быстро. Я было задумалась над добавкой, но понимала, что перегруженная кухня не успеет с моим заказом, поэтому подвинув ближе прохладный эль и вяленую рыбку в панировке из жгучего перца и черной соли, с наслаждением потягивала пенный напиток, с легкой ноткой гречишного мёда и расспрашивала Роберта и Робби обо всем, что пропустила за пару терилов.
А пропустила я немало: во-первых, мой любимый и пока единственный племянник обрел зверя, разрушив надежды наивной сестры на то, что она могла произвести на свет, кого-нибудь другого кроме лиса. Супруг её был на Небе от счастья, в полку Красных прибыло, а я недоумевала, как, ну как Лейни могла подумать даже на квази, что кареглазый, обсыпанный веснушками, от кончика носа до пяток, рыжий, будто сахарная морковь, Робби, может оказаться волком?
Во-вторых, пока лисенок отвлекся на яблоко в карамели, до которых был охоч и его сластена-папа, Роберт поведал мне, что ожидают они двойню, правда пол деток выяснить не удалось, но и этого счастья обалдевшему папаше было довольно, тот светился от гордости, впрочем не умаляя заслуги супруги. Я была так искренне рада за сестру, что на глаза невольно навернулись слезы, но зять оборвал мои сантименты третьей новостью, что заставила меня скрипеть зубами от бессилья.
— Откладывать в долгий ящик вашу помолвку она не станет, как только закончится твоя практика и на руках у тебя будет диплом, считай одной ногой ты уже у алтаря, — делился матушкиными матримониальными планами на мой счет свояк. Узнать о договоре меж ней и избранником не составляло особого труда, мать только что объявление в газеты на радостях, что ухватила маркиза закошелек, не дала.
— Роберт, я не могу понять такой спешности, ведь Лейни она дала выбрать из нескольких претендентов — и не прогадала, почему со мной так торопится? — я была в ужасе. Маркиз Штейн не был плохим человеком (ну как я могла судить по общеизвестным сведеньям), он был богат, знатен, имел звание полковника в отставке, был близок ко двору, но Жнец меня дери, не годился мне по возрасту. Он даже матери в отцы отцов не годился, и на сколько я помню уроки геральдики, вот-вот собирался перешагнуть свой сент.
— Кай, — тяжело выдохнул Роберт, — твоя мать стала небрежной с деньгами
— Она никогда с ними не аккуратничала, — рассердилась я. Воспоминания о нашем бедственном положении, до того как Лейни вышла за лиса, всё еще были свежи в моей памяти, а то, что сестре пришлось самой перешивать себе некоторые платья в которых позднее она выходила в свет, вместо того, чтобы тратить скромное, но достаточное для этих нужд, наследство отца, заставляло меня злиться еще сильнее.
— Давай начистоту, — хмыкнул свояк. — Лейни я щажу в силу её положения, но тебе скажу как есть: ваша мать проигралась в пух и прах, и если в ближайшее время не заплатить карточные долги — её выселят из дома в столице, а ваш фамильный особняк заложен уже дважды. В последний раз я отказал ей. Умерить её аппетиты не под силу даже мне, да и потом, я всегда приму её и из своего дома я её не выгоню, всё же родная кровь, но платить за неё более не намерен.
Откровения Роберта сюрпризом для меня не стали, что-то такое я и подозревала, а с учетом того, что маменька на смотрины предоставила мне великолепное платье от лучшей модистки Ориума — Вероник, чувствую, что и авансом она не побрезговала. Не удивлюсь, что я была обещана не одному маркизу, вполне вероятно, что меня ожидает полдюжины сговоренных женихов по приезду.
От отчаяния и злости хотелось рвать и метать, но сдержанно и предельно вежливо я поблагодарила Роберта за важные сведения и постаралась абстрагироваться от возникшей ситуации, в которую своей несдержанностью меня ввергла мать. Подумать и впасть в отчаяние я еще успею, а пока мне осталось не так много наедине с родными. И пусть я смогу увидеть их во время ритуала, завтра я уже буду при исполнении, а значит, уделить им даже толику своего внимания мне будет не под силу.
Если отбросить несколько неприятных таймов разговора о подлости родительницы, время я провела чудесно. Я не из тех, кто стенает, предвкушая беду, тем более у меня в запасе без малого два дема, чтобы придумать пути к отступлению, в случае если данам продолжит дремать.
Зевающий племяш намекнул мне на то, что пора ретироваться, тем более мне не светит нанять экипаж, а значит добираться придется на перекладных. Слава Великим, мне удалось договориться с одним из деревенских, чтобы он подхватил меня после ярмарки и добросил до Северного предела, который в своих мыслях я уже стала называть домом.
Но едва я перешла дорогу от таверны, чтобы свернуть на площадь, воскресная торговля на которой уже заканчивалась, сильные руки втянули меня в темный провал незнакомого экипажа, пресекая любую попытку воспротивится или позвать на помощь.
Я не успела испугаться, потому что, едва вздохнув свежий запах леса и штормового моря, поняла: меня похищает Генрих Бладъёльтер.
Даже то, что я узнала гнусного воришку, не позволило избежать ему кары. Я от души приложила его острым локтем в твердый бок, за свой испуг, и испытала небывалое наслаждение, слушая громкий, болезненный выдох сквозь сжатые зуб. От теплого дыханья, коснувшегося моей макушки, по шее побежали мурашки, проникая под ворот платья. Я была не по форме — не хотелось лишнего внимания, но почему-то сейчас простоволосая, в обычном шерстяном платье, пусть и красивого василькового цвета, чувствовала себя уязвимой рядом с этим мужчиной.
К тому же впервые на своей памяти, а на неё я никогда не жаловалась, видела его в обычной, не светской или военной одежде. Цвет бушующего моря необычайно шел ему, а простой покрой выгодно подчеркивал ширину плеч и рельефные мышцы. Как и все медведи этот Беар был мощным мужчиной, но я чувствовала — захочу, смогу беспрепятственно уйти.
— Заслужил, не спорю, — захохотал Бьерн, практически касаясь губами моего уже алеющего уха. — Но несмотря ни на что — вынужден требовать контрибуцию**.
А затем поцеловал меня, проникая в мой распахнутый от такой наглости рот с жаждой пустынного путника, умирающего без живительной влаги.
И, пожалуй, стояло бы возмутиться такой вольности, но желание ответить на поцелуй со всей страстью победило безоговорочно. Я со стоном раскрыла губы, встречая теплый язык и потерялась в невероятных, новых для себя, ощущениях, растекающехся лавой по всему телу и сносящих все преграды.
Генрих крепко прижимал к своему телу, буквально вжимая меня в себя, сквозь одежду я чувствовала его жар и твердость каменных мышц. Мои пальцы неосознанно мяли плотную шерстяную ткань, силясь притянуть объект желания как можно ближе. Голова кружилась, я плавилась словно свечной огарок, подаваясь на встречу умелым рукам и губам.
Не заметив, как, я оказалась на его коленях, а мягкое покачивание экипажа, лишь усиливало тягостное томление и пожар, пылающий меж моих ног. Попкой я ощущала твердые намеренья мужчины, но надо отдать ему должное, дальше поцелуев мы не продвинулись, хотя я уже вовсю дергала завязки у его ворота, безуспешно пытаясь разоблачить оборотня.
Откровенно говоря, я долго не признавалась сама себе, но времени подумать у меня было предостаточно — Генрих Бладъёльтер стал дорог мне, а вот когда точно это случилось понять я не могла, прошлый, глупый юношеский максимализм и мнимые (уж среди оборотней то точно) ценности мешали, а сейчас мне вообще это показалось не важным. Видимо для того, чтобы попрать собственные ценности и сломать стену, что я воздвигла вокруг себя, было достаточно влюбиться.
— Кайла, — с трудом оторвался от моих губ Бьерн, — подожди.
Как подожди? Почему подожди?
*Лета — река забвения в Соляре, чистилище для душ умерших в Оруме.
**Контрибуция — платежи, налагаемые на проигравшее государство в пользу государства-победителя.
Глава 12.
Обиженная женщина — это очень опасно. А разбитое сердце часто слишком жестоко.
— Давай поговорим — огорошил меня медведь. И сам рассмеялся, до того нелепо прозвучала эта фраза.
Я тряхнула головой, приводя хаотично мечущиеся мысли в порядок и нехотя слезла с колен мужчины:
— Хорошо.
Вместо слов Генрих молча закатал правый рукав, являя моему взору чистую загорелую кожу, покрытую тонкими золотистыми волосками, на предплечье, там, где раньше была пусть едва заметная, но всё же вязь обручального браслета. Я неверяще погладила кончиками пальцев теплую руку.
— Но как же, ведь вас сговорили еще детьми?
— Стоунхельм прогрессивное государство, у нас возможны даже разводы, — засмеялся он. — Я показал тебе отсутствие знаков с далеко идущими намереньями, но меня смущает активность, что развела твоя матушка.
— Боишься, что маркиз обгонит тебя с его-то радикулитом и подагрой?
Он грустно улыбнулся и немного помолчал, подбирая слова:
— Я всего лишь бастард и пусть на старости лет отцу втемяшилось внести меня в список претендентов на престол, венца мне не видать, да я и не хочу. Николаус достоин более моего, он сильный маг, у него приличествующее воспитание и родословная, к тому же он желает этого. Аделла во всех смыслах была бы мне более чем подходящей женой
— Пф, — не удержалась, перебив, посыпающего голову пеплом Генриха, — я слишком далека от дворцовых интриг, но о близкой связи невесты одного отпрыска Кёнига с другим, в Хельмшторме не шепчется только слепоглухонемой. Зная тебя, я бы удивилась, оставь ты всё по-прежнему.
— Причина расторжения договоренностей сейчас не беснуется в бессильной злобе в столице, она сидит предо мной. Я слишком долго пёр по накатанной: учёба, помолвка, карьера. Больше не могу и не буду.
— Так я разве против, можно подумать пред тобой герцогиня, но не слишком ли мы торопимся?
— Кайла, унижать тебя своим вниманием, пока не свободен, я был не намерен. Теперь — дело другое. Как только закончится твоя практика — сразу в ОО, найди меня и я всё устрою, а уж дальше, как получитсяможет познакомившись со мной поближе — Штейн тебе покажется не самым дурным вариантом, — закончил шуткой Бьерн.
— Может ты и прав, — абсолютно серьезно ответила я — шутник нашелся.
— Ну раз пошла такая пьянкая хочу тебя предупредить: ни Аделла, ни Кюна не должны догадаться о том, что ты мне не безразлична, это очень важно. По крайней мере до тех пор, пока мы не решимся на серьезный шаг.
— Про бывшую невесту понять еще могу, а причем тут Кюна? — не поняла я.
— Как Ингрид? — перевел разговор Генрих.
— Ээээ, адъютант Улсон? Когда я покидала расположение части — отлично, мы с ней сблизились в последнее время, а почему ты спросил? Она имеет какое-то отношение к Гретте Бладъёльтер?
— Прямое, собственно, как и я. Ни для кого не секрет, что мой дражайший родитель стал Кёнигом из-за внезапной кончины своего брата. — Я кивнула: и действительно, уже после Выбора младший из братьев, на чьем челе появился венец правителя, внезапно слег с неизвестной болезнью, которая в кротчайшие сроки окончилась смертью. — А вот то, что нынешняя Кюна хоть и была помолвлена с покойником, страстно любила старшего, известно только узкому кругу. Правдами и неправдами её высокопоставленным родственником удалось заставить отца взять её в жены, и хотя он полюбил Греттту, чувство его было мимолетным. После рождения законного наследника правитель перестал делить ложе с супругой и стал порхать по другим кроватям, не брезгуя даже приближенными к Кюне фрейлинами и статс-дамами.