– Я собираюсь поговорить с ними по-хорошему – в мире нормальных отношений так иногда делают, знаешь ли. Узнать день рождения ребенка, сопоставить даты. Возможно, договориться о добровольной проверке ДНК. Меньше всего мне хочется разводить конфликт на пустом месте, а тем более, если Лиля на самом деле мать моего ребенка и мне с ней еще общаться и общаться.
Я так же показушно небрежен, как и Алла. Мы оба лжем – я, скрывая свои истинные планы в отношении бывшей, она – делая вид, что ей на эти планы… не наплевать. Впрочем, у нее нет другого выхода – она ведь столько раз доказывала мне, что ревнуют только дуры, а умные понимают, что мужчина – существо полигамное, и предпочтут в нужный момент закрыть глаза…
Начинать вести себя как те самые дуры – значит и себя к ним приписать. Вряд ли у Аллы хватит смелости быть честной с собой. Она ведь так старается всегда выглядеть умной…
И все же ее выход из положения меня шокирует.
– Я поеду с тобой, – заявляет она. – Если дело только в ребенке, я не могу тебе помешать.
От такой наглости мне приходится долго искать слова и подбирать челюсть. Как, однако, здорово, что я так и не сделал ей предложения. Эта лисонька уже через месяц после свадьбы схватила бы меня своими острыми зубками за самое сокровенное…
– Нет, – отвечаю наконец, мягко отодвигая женщину со своего пути. – Но если хочешь поучаствовать, можешь заказать и отправить им какую-нибудь игрушку из ЦУМа. Я ведь понятия не имею, что любят девочки такого возраста. Это настроит маму и бабушку на положительный лад и мне не придется идти на более жесткие меры. Вот адрес.
Я выуживаю из кармана бумажку, на которой на скорую руку записал адрес, который мне дала бабушка моего потенциального ребенка, и протягиваю Алле. Мне он больше не нужен, этот адрес – запомнил раз и на всю жизнь. И терять ту, кого сегодня так неожиданно нашел, я больше не собираюсь. Никогда.
Глава 4
По дороге я перебираю и рассматриваю подаренные мне малышкой драгоценности. Сказать, что я восторге от такой непосредственности – ничего не сказать. Это явно не зашуганный, явно любимый ребенок, который не стесняется говорить все, что думает, не комплексует и не жадничает. Получается, живут в достатке, на уровне среднего класса. Уже хорошо.
Я хмурюсь, вдруг не уверенный в том, что это хорошо для меня. Если устроенная и обеспеченная Лиля не захочет общаться со мной, подкуп не сработает. Не нужны ей будут мои деньги и подарки.
Значит, надо действовать по-другому. Но как? Как загладить обиду, которую холили и лелеяли целых четыре года?! Тут ведь не поможет ни один букет. Надо разговаривать убеждать, обхаживать… Возможно, проявить немного больше настойчивости, чем я привык проявлять, всегда окруженный женщинами, готовыми сами прыгнуть ко мне в постель.
Со стороны ребенка тоже вполне можно действовать, раз она ко мне так сразу прониклась. Матери ведь абсолютно серьезно считают, что дети и лошади хороших людей не боятся… Конечно, дети не мой конек – но ведь и не чей поначалу. Буду пробираться наощупь, действовать по интуиции. Посмотрим, как Лиля мне откажет, когда я приду к ним с тремя билетами… ну, допустим в цирк. И вручу их напрямую Машеньке.
Сам себе усмехаюсь – раскатал губу, Наполеон хренов… Надо сначала выяснить, может, это вообще не мое дитя.
Снова кручу в руках подарки, всматриваюсь, подношу близко к глазам. Даже нюхаю. Иррационально мне хочется расшифровать это подношение. Понять предпочтения этого ребенка и сравнить их с моими, детскими, найти параллели и похожести. Понятно, что я не увлекался куклами и тортиками, и все же, возможно проследить нечто наследственное… Пытаюсь вспомнить, забивал ли я в детстве карманы мелкой ерундой, позже раздавая ее понравившимся мне знакомым…
И вдруг понимаю, что все это глупости. Потому что, по большому счету, мне плевать мой ли это ребенок. Я хочу Лилю себе. Даже если она сделала тогда аборт и позже родила неизвестно от кого. Даже если у нее есть другой. Даже если не любит меня больше.
Стиснув челюсть, сжимаю игрушки в кулаке. Я. Хочу. Ее. Себе. Повторяю как мантру снова и снова. Хочу. Себе. Точка.
И добьюсь ее – чего бы мне это не стоило. Потому что я всегда добивался своего в жизни, и нет никакой причины, чтобы в этот раз получилось по-друго…
– Здесь нет проезда, Александр Борисович, – неожиданно встревает в мой аутотренинг водитель, останавливаясь напротив забаррикадированного клумбами въезда во двор. – Будем объезжать с другой стороны или пройдетесь?
– Пройдусь, – коротко отвечаю, взглядывая на часы и понимая, что все приехал слишком рано. Выхожу из машины вместе с купленными цветами и коробкой дорогих конфет, бросая водителю: – Жди здесь. Я позвоню, когда можно будет уехать.
Морщась от солнца, задираю голову и оглядываю старый жилой комплекс со стороны улицы. Что ж, неплохо… Не новостройка и не бизнес-класс, конечно, но вполне себе приличное жилье для одинокой девушки с ребенком и мамой. Почти центр. Наверняка, квартира в наследство досталась.
Все также осматриваясь, обхожу цветочные баррикады, явно установленные, чтобы чужие машины не парковались во дворе, и захожу в полутьму, под арку дома, который идет параллельно улице. Хочу достать мобильник – посмотреть точное расположение ее подъезда в этом комплексе…
И понимаю, что в свободной руке все еще зажат пупс вместе с расческой и тортиком. Открываю ладонь…
– Твою ж дивизию! – громко ругаюсь.
Оказалось, что тортик от тепла руки расплавился, потерял форму и сросся со всем остальным, облекая в свою субстанцию и расческу, и несчастного пупса! Вот я кретин!
Следующие несколько минут я провожу, отложив конфеты и цветы на ближайшую скамейку и пытаясь разлепить получившегося пластелинового монстра на отдельные составляющие. Кое-как у меня получается, хотя на кукле остаются грязно синие разводы, которые теперь надо где-то отмыть. За неимением воды, слюнявлю палец и пытаюсь оттереть въедливую краску.
Надо сказать этой девчонке, что торты синими не бывают! Как, впрочем, и идиотов, умудряющихся испортить незамысловатый детский подарок.
Уже без всякой надежды, еще несколько минут я пытаюсь придать тортику его утраченную форму. Но у меня получается в лучшем случае кулич, слепленный неумелой хозяйкой. Синий. С зелеными пятнами по всему полю.
Слегка приминаю верх, чтобы сделать кулич ниже и… превращаю его в лепешку. Снова ругаясь себе под нос, перестаю бороться с собственными пальцами и выбрасываю уже совершенно бесформенный кусочек пластилина в кусты. Надо будет извиниться и сказать, что я не устоял и сожрал тортик. Это же еда, в конце концов!
И тут мне становится не до тортиков и куличей. Потому что мимо, по внутренней дороге уютного дворика проезжает белый внедорожник, из приоткрытого окна которого я слышу знакомый и отчаянный детский визг:
– Дядя Саса!!
Окно тут же закрывается, машина дает газу, направляясь к другому выходу из двора…
Я прихожу в неистовство. Их похитили! Мою Лилию и моего ребенка, кровного или нет! Их обеих украли и увозят неизвестно куда! Возможно, ради выкупа!
4-2
Кровь вскипает, мысли взрываются в пенистую кашу. Секунду я стою на месте, пытаясь решить, что предпринять, а потом ноги сами бегут обратно на улицу. Ноги быстрее мозгов поняли, что за машиной им не угнаться, и надо ехать в обход – пытаясь объехать двор быстрее, чем белый внедорожник выедет на трассу!
Слава богу, Вадим не вышел из машины купить кофе, все так же сидит за рулем, прикурив сигарету… Топая по брусчатке, как африканский слон, добегаю, рывком открываю дверь.
– Вперед! – задыхаясь, командую оторопевшему водителю. – В объезд… надо успеть… белый Мерс… надо догнать…
Вадиму явно не хватает впечатлений в жизни, потому что он с готовностью и даже радостно устремляется в погоню. По дороге я вспоминаю последние несколько цифр из номера машины, которые запомнил благодаря своей отличной визуальной памяти.
И когда мы выезжаем на трассу, параллельную той, по которой ехали сюда, я уже готов – ищу это гребанный белый Мерс с тем же номерным окончанием. Приказываю искать и Вадиму, и через несколько минут совместных усилий, мы выстраиваемся четко позади той самой машины.
– Позвонить в полицию? – спрашивает водитель, уже начиная набирать номер.
– Звони! – тут же решаю я. – Если это похищение, успеют перехватить на выезде из города, а если нет, я оплачу ложный вызов…
У меня в первый раз зарождается смутное подозрение, что я мог ошибиться, и Лилю с малышкой никто не похищал. Подозрение, которое я всеми силами стараюсь отмести, потому что оно крайне неприятно и очень сильно бьет по самолюбию. В какой-то момент мне даже хочется, чтобы все это оказалось похищением, а не… побегом от меня.
Чушь! – мотаю головой. Никакой это не побег. С какой стати ей бегать от меня? Еще и при полном расположении ко мне ее матери.
Значит, все-таки похищение. Снова цепенею от страха, к которому, однако же примешивается предвкушение, каким рыцарем я буду выглядеть в ее глазах, когда спасу. Наказываю Вадиму держаться близко, но не очень заметно, и параллельно набираю в телефоне номер, который сразу же, как только мне его сообщили, занес в контакты.
– Светлана? – вспоминаю имя тут же ответившей матери Лили.
– Д-да… – отвечает она, отчего-то заикаясь.
– Что случилось? Я еду сейчас за машиной, в которой Лилю с Машенькой. Маша позвала меня, но машина не остановилась. Их похитили? Увезли насильно? Кто?
Осыпав женщину вопросами, я насилу заставляю себя замолчать, чтобы услышать хоть один ответ.
– Александр Борисович… – начинает она – так медленно и неуверенно, что я нетерпеливо стучу ногой в пол машины. – Лилечку никто не похищал, просто ей… им с Машенькой пришлось ненадолго отъехать… по личным делам. Я как раз хотела звонить вам – отменять наш ужин. Прости, ради бога. Так получилось.
– Ясно, – стиснув зубы, нажимаю отбой. Закрываю глаза, откидываясь головой на спинку сиденья.
– Отменять вызов? – мой водила понимающе и даже с жалостью смотрит на меня в зеркало заднего вида.
– Отменяй, – выдавливаю. – Но продолжай ехать за ними. Я хочу знать, кто их увез.
Меня трясет от злости. От негодования. От ненависти к себе за то, что был таким наивным и жалким дураком… Дебил! Тортик он стоял исправлял в подворотне, пока она там собиралась удрать с другим…
Спустя недолгие пять-шесть минут машина въезжает на территорию роскошного, нового ЖК. Вот это точно бизнес-класс! Скорее, даже элит.
– Значит, все-таки нашла себе кошелек… – бормочу, выглядывая из окна, пока Вадим ищет, где припарковаться – на этот раз нам преграждает путь шлагбаум. Не дожидаясь, пока машина полностью остановится, я выскакиваю и быстрым шагом иду внутрь, хоть и понимаю, что если «похититель» въехал на подземную парковку, мне их уже не увидеть.
Но мне везет – если это можно назвать везением. Видимо, Машенька изъявила желание выйти и поиграть на «мажорной» детской площадке во дворе – у нее в доме таких замечательных сооружений не было. Белый внедорожник стоит рядом с единственным подъездом одного из зданий и из салона как раз выгружаются обе мои девочки.
Сами. Не похищенные. Вполне себе живые и всем довольные.
Притормаживаю, не выходя из-под тени въездной арки – стою, прислонившись к стене и смотрю, хоть сердце уже колотится в ожидании, что вот сейчас, вот еще пара секунд и я увижу его – того, кто украл сегодня мою Лилию. Увел из из-под самого моего носа.
Готовлюсь морально, и все равно издаю рычащий, животный звук, когда он выходит, чтобы помочь им вылезти.
Не папик. Молодой – еще считай пацан, лет двадцати шести, семи – вальяжный, дорого и модно одетый, явно из богатой семьи. Что ж… ты неплохо устроилась, моя Лилия, надо отдать тебе должное, хотя я уже вижу, что женишок твой на прямой дороге к пивному животу к тридцати пяти годам.
Вдруг понимаю, что от стиснутых так долго и сильно кулаков у меня сегодня будут болеть мышцы на руках, как после усиленной тренировки. А еще понимаю, что надо сдержать себя – хоть сейчас. Потому что я не хочу следующие несколько лет провести в тюрьме – это непродуктивно.
А что продуктивно? Растерянно соображаю, раскидываю варианты действий. Отступить сейчас – советует мой холодный, отточенный годами мыслительных процессов мозг – вот что продуктивно. Оставить все, как есть, и начать сначала, когда она остынет – вот что принесет тебе пользу.
Потому что если она сбежала вот так – поспешно, без предупреждения, не в состоянии вынести даже мысли о том, чтобы сидеть за мной за одним столом – значит дело совсем дрянь. Значит, обидел я ее так, что на всю жизнь травма. И никакие обычные методы сейчас не сработают – ни подарки, ни мороженное с конфетами.
В какой-то момент я отрываю взгляд от Машеньки, которая уже устроилась на качелях и требует, чтобы ее раскачали, и встречаюсь взглядом с ней. С Лилей. Она увидела меня. И прятаться уже поздно.
Да и не желаю я прятаться, осознаю со всей твердостью и даже немного выхожу вперед, вызывающе вздергивая подбородок.
Она делает то же самое. Сверкает на меня ненавидящими глазами и поворачивает голову к этому, в модной куртке. Привлекает его к себе за шею и, развернув их обоих так, чтобы мне было виднее, целует его – прямо в губы. Долго. Страстно и смачно, не стыдясь ни ребенка, ни наблюдающих за ними мамочек с площадки. Он отвечает, обнимая ее за талию, как и полагается мужчине.
У меня же зеленеет в глазах. Стучит в ушах и приходится немного расставить ноги, потому что земля вдруг начинает крениться вбок, вместе со всеми зданиями, деревьями и площадкой.
– Черт, черт! – ругаюсь, с трудом приходя в себя. Мотаю головой, как бешеный пес, прекращая тошнотворное головокружение изрядной силой воли.
Что ж, моя Лилия… Ты, я вижу, не желаешь мирных договоров и подарков. Ты хочешь войны?
Тогда не обессудь. Я вынимаю из кармана мобильник, по дороге, для уверенности, касаясь пальцем подаренной мне крохотной куклы. И набираю номер знакомого адвоката с отличной репутацией, услугами которого я уже не раз пользовался.
– Юрий Николаевич, доброго вам вечера, – вежливо здороваюсь, не сводя тяжелого взгляда с целующихся. – Мне нужна консультация по одному деликатному вопросу... Семейное право и установление отцовства по судебному иску. Да, буду у вас завтра в девять утра, обговорим. Всего хорошего. До завтра.
Глава 5
Лиля. Четыре года назад.
– Нет, ну это же совсем некрасиво! – шепчет по-английски кто-то сзади и щекочет меня чем-то в районе шеи. Я подскакиваю от неожиданности и тут же стушевываюсь, когда понимаю, что привлекла внимание теперь не только соседей по ряду, но и самого лектора.
Вот ведь зараза! И так на меня уже все косятся, не понимая, что делает явный подросток в черной косухе с проколотой бровью на лекции, где самому младшему из слушателей на вид лет пятьдесят. И, как всегда бывает в таких ситуациях, все идет мне назло! Телефон вдруг решил зазвонить, который я думала, что выключила… теперь вот это!
Я замираю, выжидая, когда все снова про меня забудут… и медленно разворачиваюсь на стуле, готовая сжечь гневным взглядом того, кто посмел ко мне прикоснуться, да еще в таком интимном месте, как шея. И встречаю еще одного слушателя этой гребанной лекции, который моложе пятидесяти.
Нет, не такой же сопляк, как и я, но явно не под полтинник. По выражению глаз понимаю, что россиянин. За пределами родины все наши узнаются именно по выражению глаз – острому, испытующему и немного насмешливому. С поддевкой.
– Вы что делаете? – возмущенно шепчу одними губами.
Он вдруг наклоняется – так резко, что я еле успеваю отдернуть голову, иначе мы столкнулись бы носами. Или поцеловались.
– У вас аж две этикетки торчали, из-под куртки и из-под футболки. Я заправил, – доверительно шепчет он, с такой неподдельной заботой, что я понимаю, что издевается.