«Зачем я говорю об этом сейчас? Разве сейчас об этом надо говорить с другом, которого ещё вчера утром считал погибшим?!»
— Прости. — Джон подошел и крепко стиснул его плечо. — Я идиот. Забудь всё, что услышал.
Шерлок горько усмехнулся: — Я, действительно, никогда не думал, что ты можешь куда-то уйти. Когда узнал о твоей женитьбе…
Джон затаил дыхание, и вдруг отчетливо услышал своё сердце. — И что? — еле слышно спросил он.
— Было… странно.
«Он хотел сказать больно, — догадался Джон. — Он… Черт возьми, как всё запуталось!»
— Но я за тебя рад, — поспешно добавил Шерлок. — Поверь, Джон, это правда. Ты никогда не был таким, как я. Одиночкой.
Джон едва не застонал от нахлынувшей жалости. Он ведь даже не знает, через что Шерлоку довелось пройти. Через какой ад не так давно продирался он сам, Джон уже не вспоминал.
Откровений сегодня не избежать. Да и зачем? Чем быстрее, тем лучше. Что бы там ни было, какие бы тайны ни прятались на самом дне дорогих ему глаз, как бы ни было тяжело, а может быть, страшно узнать и услышать, Джон решил не откладывать больше этого трудного разговора.
— Поговорим? — тихо предложил он. — И не вздумай снова меня выгонять. Этот вечер — твой.
Джон посмотрел на дверь.
— Стою возле тебя, как часовой… Камин ты конечно же не затопил?
— Конечно. Это всегда делал ты.
Джон взял со стола обе кружки и, направляясь в гостиную, строго сказал: — Но сегодня твоя очередь.
— Если бы я раньше знал, как ловко ты умеешь управляться с камином, и близко бы к нему не подошел, — проворчал он себе под нос, глядя на сидящего на корточках Шерлока.
— Я всё слышу, Джон.
— Интересно, что ещё ты умеешь делать так же хорошо?
Шерлок посмотрел на него через плечо и лукаво улыбнулся. — Не знаю. Не проверял. Времени не было.
— И чем же ты был так сильно занят? — Джон пристально смотрел на разгорающееся пламя, почему-то боясь встретиться с Шерлоком взглядом. — Чем, Шерлок?
Шерлок сел в кресло напротив, тоже не отрывая глаз от огня.
— Джон…
Сколько раз за время сжатого, бесстрастного рассказа Джону хотелось вскочить и бежать, не разбирая дороги — куда угодно, навстречу бьющему в лицо ветру, навстречу дождю и снегу, лишь бы избавиться хоть на мгновение от шквала эмоций. Каждое сказанное Шерлоком слово наносило удар, но Джон внимательно слушал, впитывал, бережно пряча услышанное в только что обнаруженном тайнике переполненной болью души — там, где было черно и мрачно, где, оказывается, всегда жила первобытная жажда убийства и мести.
Его трясло от несущегося по крови адреналина. Кулаки непроизвольно сжимались, и если бы перед ним оказался тот, кого он так люто сейчас ненавидел… Джон совершенно точно знал, что убивать, испытывая физическое наслаждение, это нормально.
— Ты уверен, что он подох?
— Ну, если только у него в кармане не лежала запасная голова, — невесело пошутил Шерлок. — Он мертв, Джон. Мы проверили всё не один раз.
Они ещё долго сидели, разговаривая вполголоса, вспоминая подробности событий, так круто изменивших их жизни и так безжалостно их разлучивших. Камин слабо мерцал, и гостиная давно погрузилась в полумрак, но никто из них даже не подумал включить хотя бы настольную лампу.
— Черт возьми, какая несправедливость! — не выдержал Джон, и, поднявшись с кресла, подошел к окну. Он не видел мерцающих вечерних огней, не слышал звуков отходящей ко сну Бейкер-стрит. Он был сейчас далеко — там, где давно уже всё свершилось, и где ничего исправить нельзя.
В который раз его накрыла волна бессильного гнева. Почему так подло распорядились их судьбами?! По какому праву?! Почему у них отняли столько бесценных часов, дней и месяцев? Почему теперь они вынуждены строить заново то, что казалось таким незыблемым и таким прочным?
Джон был в достаточной степени мудрым человеком и знал, что на все бесконечные почему, существующие в этом непостижимом и странном мире, есть только один ответ — потому…
Но самым бессмысленным и диким для Джона было то, что он должен сейчас уйти.
От этого потухающего камина, от уютного запаха кофе, от тишины сонного дома, от своей комнаты, в которую так страшно войти, и от Шерлока, покинуть которого не было сил.
— Джон…
Он повернулся к Шерлоку. — Я знаю, что мне пора.
— Я не это хотел сказать. Но уже в самом деле поздно. Твоя жена волнуется и…
Джону захотелось на него заорать. Подбежать, вцепиться в плечи и долго трясти: замолчи, черт бы тебя побрал! Я не хуже тебя знаю, кто и где меня ждет! Заткнись, Шерлок, очень тебя прошу.
— Не провожай меня, пожалуйста. Не сегодня.
Джон направился к двери. Шерлок растерянно затоптался на месте, не смея нарушить запрет.
— Ты уверен, что найдешь такси? Уже поздно.
— Нам ли с тобою не знать, что кэбмены никогда не спят? — обернулся Джон и тихо добавил: — Спокойной ночи, Шерлок. Я… Нет, ничего. Пока.
Он быстро покинул гостиную и почти бегом спустился по лестнице.
Улица встретила его моросящим дождем.
«Больше не будет солнца», — пришла тоскливая мысль.
Джон шел по ночному Лондону, удивляясь кипению жизни, не прекращающемуся даже ночью. Он мог бы идти так всю ночь, думая, вспоминая и подставляя разгоряченное лицо освежающим брызгам. Его едва ощутимо потряхивало от странного возбуждения, природу которого он не хотел себе объяснять, но которая была так очевидна… Он всё ускорял шаг, как будто за очередным поворотом ждал главный ответ, та самая истина, ради которой можно отправиться даже на край земли.
А в том, что в эту минуту ему до дрожи хочется оказаться на поле боя, безжалостно кромсая вокруг себя всё без разбора и выдавливая из чьих-то ненавистных тел чьи-то ненавистные жизни, Джон не признался бы даже под пытками.
Он все-таки остановил такси, и вскоре был дома.
Хотелось позвонить Шерлоку, сказав что-нибудь незначительное, банальное, просто услышать негромкий голос. Но почему-то он не стал этого делать, хотя был абсолютно уверен, что Шерлок не спит и всё так же сидит у камина в теплой непроницаемой темноте.
*
Он осторожно лег рядом с Мэри, рассматривая её лицо в тусклом свете маленького ночника.
«Ей-то за что эти страдания? — с жалостью подумал он. — Меньше всего их заслужила она».
Он виновато погладил обнаженное плечо, и Мэри тут же страстно к нему прильнула, обхватив шею тонкой рукой. Член туго наполнился кровью. Горячо прижавшись к её животу, Джон потерся об него с животными стонами, вдавливаясь в пупок и вращая бедрами.
Ладонь Мэри быстро нырнула к нему в трусы.
…Джон толкался в её кулачок, хрипло вскрикивая, дрожа и впиваясь пальцами в нежную кожу спины. Резко перевернув её на живот, он грубо задрал тонкую маечку и стянул с ягодиц невесомое кружево. Приподняв легкое тело и поставив перед собой на колени, он, постанывая и кусая губы, мял и гладил небольшие, аккуратные половинки, проводя ладонью по теплой ложбинке и настойчиво проталкиваясь пальцем в испуганно сократившийся вход, чего ни разу не делал и делать никогда не хотел, но от чего сейчас задыхался, возбуждаясь всё больше.
Мэри вздрагивала, но не сопротивлялась.
Но Джон убрал руки, и поглаживая напряженную спину, несильно надавил ладонью на поясницу. Мэри по-кошачьи прогнулась, готовая прямо сейчас принять его, отдаться горячо любимому мужу, упиваясь его стонами и всхлипами. Вытащив член, Джон резко и глубоко вошел в горячую, влажную тесноту. Его трясло от странной, неуправляемой похоти, и он врывался в жену в бешеном темпе, насаживая на себя, не видя и не слыша ничего, почти не понимая, что происходит.
Время от времени прижимая ладонь к её мокрой спине, он с силой вдавливал покорное тело в яростно сотрясаемую им кровать.
Он не хочет видеть моего лица.
Беспорядочно дергал бедрами, со стонами выдыхая жаркий воздух, Джон приближался к разрядке. Наслаждение было невыносимым, переполненную мошонку скручивала сладкая боль.
— Я хочу… Хочу… Хочу… — громко выкрикнул он пугающе незнакомым голосом.
Мэри пронзил необъяснимый ужас, и она невольно отпрянула, прервав пугающее проникновение.
Вскрикнув от неожиданности, Джон обеими руками стиснул готовый излиться член. По телу несся жар приближающегося оргазма, и он яростно задвигал ладонью по мокрому от выделений стволу. Но Мэри уже перевернулась на спину и, притянув его к себе, властно обхватила ногами, приподнимаясь навстречу. Джон вошел в неё снова, грубо протискивая ладони под ягодицы и больно впиваясь в них пальцами. Он почти терял сознание от возбуждения, обессиленный, готовый выскользнуть из тела, доставляющего ему сейчас такие мучения, и, закрывшись в ванной, мастурбировать до изнеможения.
Он очень хотел кончить.
Он хотел…
— Кого ты так хочешь, Джон? Кого?! — воскликнула Мэри, еле сдерживая рыдания, и Джон содрогнулся, изливаясь в неё горячо и обильно, плавно кружась и падая в умиротворяющую темноту, охваченный блаженством, равного которому ещё никогда не знал.
========== Глава 9 Холод и жар ==========
Джон проснулся в отвратительном настроении. Тело было наполнено болью, душа — чем-то, до тошноты напоминающем омерзение. Его не оставляло чувство, что ночью над ним надругались — изощренно и довольно жестоко.
Он помнил всё до мельчайших подробностей: как отпрянула от него Мэри, прервав сладкие волны подступающего оргазма, как мучительно долго не мог он кончить, готовый вырвать собственные внутренности, лишь бы избавиться от сводящего с ума возбуждения; каким опустошенными он был, когда, едва не лишившись сознания после мощной разрядки, неподвижно лежал рядом с женой, казавшейся чужой и далекой. И хотя потом они обнялись, прижавшись друг к другу, Джон не чувствовал привычного тепла её кожи, и эти вынужденные объятия ощущение разверзнутой между ними пропасти только усилили.
Сейчас, готовя завтрак, Мэри отстранено молчала и даже не смотрела в его сторону.
Всё было не так, как он представлял. Неправильно. И очень плохо.
— Мэри, что происходит? Почему всё так?
— Как? — холодно спросила она, продолжая взбивать омлет.
— Так… отвратительно.
Она резко развернулась к нему и гневно выпалила: — Да, отвратительно! Мерзко! Блевать тянет!
Он смотрел растерянно и ошеломленно.
— Мэри…
— Нет уж, дай мне сказать. Ночью ты был… Это был вовсе не ты!
— Что ты имеешь в виду?
— Да ты готов был трахнуть меня в зад! Разве нет?! — взвизгнула она и закрыла руками лицо. — Господи, Джон. Это было ужасно!
Джон не верил тому, что слышал. Голос, тон, слова — этого не могло быть на самом деле. Словно он неожиданно проснулся в чужом доме, и чужая, отдаленно напоминающая жену женщина некрасиво кривила чужие бледные губы, зло выплевывая пошлости прямо ему в лицо.
Мэри?!
— Ты сошла с ума.
— Это ты сошел с ума, Джон! Стоило только ему…
— Замолчи. — Горячая волна в одночасье затопила каждый уголок сознания, и от гнева потемнело в глазах. Одно только слово, одно-единственное, и он навсегда отсюда уйдет.
— Не смей, не смей, не смей, — повторял он, и вдруг затрясся, лязгая зубами, потому что жар внезапно сменился холодом, пронзившим его до костей.
Резкий контраст мгновенно лишил его сил, будто кто-то невидимый высосал их из тела через такую же невидимую соломинку.
— Джон, родной мой! — Мэри бросилась к нему, прижавшись щекой к обтянутой белой майкой спине и тихо заплакала, почувствовав, как дрогнули его плечи в невольной попытке её оттолкнуть. — Я очень сильно тебя люблю. И боюсь тебя потерять.
Её было совсем не жаль.
Потрясение было столь велико, что захотелось немедленно встать и уйти, раствориться в уличном шуме, чтобы не разрывала барабанные перепонки оглушающая тишина. И не будь этой разлитой по телу слабости, он так бы и сделал.
Губы Мэри скользнули вдоль позвоночника цепочкой мелких, почти невесомых прикосновений, но от каждого из них застывала и покрывалась мурашками кожа.
Джон не хотел её видеть. Не хотел слышать голос, который только что окончательно убедил его в том, что он совсем не знает своей жены.
— Шерлок… — горячо выдохнула она в его окаменевшую спину.
— Шерлок спас мою никчемную жизнь. Не раздумывая ни секунды, ни разу не усомнившись, отчаянно рискуя. Два года… А их уже не вернёшь… Он подарил мне эти два года, украв их у себя самого. И всё для того, чтобы сейчас ты унизила меня так, как не унижал никто и никогда. Отойди. Мне холодно.
Мэри обхватила ладонями его лицо и преданно заглянула в глаза.
«Как она некрасива сейчас».
— Джон, ты должен меня понять. Твоя одержимость Шерлоком ненормальна. Ты тосковал и плакал о нем, как о…
Мэри замолчала и отошла к плите.
«Она собирается накормить меня своим замечательно-ядовитым омлетом», — усмехнулся про себя Джон.
— Продолжай. — Он неприязненно посмотрел на поникшие, неподвижно застывшие плечи. — Как о любовнике?
Мэри резко повернулась, и лицо её запылало ярче.
— Да. Именно так.
Джон вышел из-за стола.
— Что ж, это было замечательно и неповторимо, — спокойно сказал он, испытывая облегчение от того, что наконец-то сейчас уйдет.
— Джон, умоляю… Прошу тебя… — Мэри словно приросла к полу — так трудно было ей двинуться с места. — Мне тяжело, — шепнула она еле слышно. — Я очень боюсь, что ты захочешь вернуться туда.
— И ты решила вот так меня удержать?
Мэри со стоном протянула руки. Она была так убита и так сломлена своим надуманным горем, что сердце Джона поневоле дрогнуло, но голос оставался по-прежнему тверд и холоден.
— Тебе придется смириться с тем, что возвращение Шерлока так или иначе изменит всю нашу жизнь. Нравится тебе или нет, но на Бейкер-стрит я буду часто бывать. Приходить к нему. Часто. То, что он жив… Это такое счастье! Никогда ещё я не был так счастлив.
Джон видел, как ей больно от этих слов, но не чувствовал при этом ни раскаяния, ни стыда. В конце концов, это было действительно так.
— Если ты захочешь меня понять, всем нам будет намного легче, — все же добавил он, предоставляя ей возможность подумать и хотя бы попытаться исправить то, что сейчас было грубо исковеркано непониманием и неоправданной ревностью.
Он быстро оделся и вышел из дома. Но Мэри выбежала следом — испуганная, дрожащая, жалкая.
— Джон.
— Что?
— Я тебя люблю.
Отвечать ей не было ни сил, ни желания.
*
«Я не позвонил ему вчера. Он, конечно же, ждал. А я так и не позвонил. Сволочь!»
— Шерлок.
— Привет, Джон.
— Как ты?
— А ты?
— В порядке. Бегу на работу. Я не позвонил вчера…
— Ерунда.
«Нет, не ерунда! Непростительное малодушие!»
— Выспался?
— Почти не спал. Никак не могу привыкнуть.
«Ну, конечно, не спал! Это только я… Чёрт, как же противно!»
— Джон, ничего не случилось?
— Нет, Шерлок. Всё как всегда. Не считая тебя.
И вдруг выпалил скороговоркой: — Я так по тебе соскучился. Шерлок, я очень скучал.
Джон даже на расстоянии почувствовал, увидел, как вспыхнули от радости скулы, как засияли глаза.
— Я тоже очень скучал. И скучаю. — И торопливо добавил: — Но сегодня не приходи. Мне… Я хочу перебрать коробки. Там много нужных и очень серьезных бумаг. Мои записи. Миссис Хадсон их сохранила.
«Он всё понимает».
— Шерлок, не стоит так рьяно заботиться о моем семейном благополучии. Ты никогда не был приторно деликатен.
— Приторно?
Джон тихо засмеялся.
— У меня уши забиты сахарной ватой. И во рту привкус кленового сиропа.
Шерлок фыркнул.
— Я не прав?
— Джон… Я не хочу быть для тебя… для вас обоих проблемой. И мне в самом деле есть чем заняться.
Джон знал, что Шерлок говорит это только ради него, что в этот вечер ему будет особенно одиноко, и его, Джона, незримое присутствие сделает это одиночество более полным, что его появление на Бейкер-стрит оставило след, который уже не стереть.
Но щеки все равно обожгло, и сердце невольно дрогнуло от обиды, не в силах справиться с ощущением, что его отвергают.