По темной глади зрачка Рина идет рябь, расслабленные губы дрожат, и зеркало взгляда, в котором Тобиас только что четко видел свое отражение, трескается. Форсайт теряет контроль. Всего на долю секунды. Метка не сопротивляется, дает сформироваться новой Нити, Тобиас протягивает ее до Рина, соединяет с тонкой, едва различимой ментальной паутинкой, осторожно, без суеты, не показывая замешательства. Прикрывает глаза и углубляет поцелуй, закрепляя соединение.
Отстраняется и вглядывается в горящее от смущения лицо. Ни намека на страх или отвращение. Рин смотрит ему в глаза, словно смотрит в душу, и краснеет.
«В следующий раз не расслабляться, — говорит себе Тобиас. — Перед тобой Ришар, хоть и маленький, с ним ничего не может быть просто и хорошо».
***
Рин подчиняется, пускает жесткий теплый язык все глубже, смотрит не отрываясь в странные глаза, за радужкой которых ему чудится сад под июньским дождем. Старый и таинственный. Глаза Тобиаса кажутся ему не такими, как у других людей. Они не отражают. Они затягивают, проглатывают. Рин теряется и не понимает, когда все заканчивается. До его слуха долетает звук голоса. Это вопрос, Рин понимает его только со второго раза.
— Так ты согласен быть моей парой?
— Да… наверное … я не знаю, — в голове у Рина тишина, ни одной мысли, он отвечает, только чтобы заполнить затянувшеюся паузу.
— Спасибо. Вот увидишь. Завтра все будет хорошо. Обещаю. Пойдем. Не стоит здесь долго стоять. На нас уже смотрят. Поговорим по пути к тебе домой.
Тобиас разворачивается спиной к сводчатой двери собора. Сентябрьское солнце бьет в глаза сквозь нарядную листву вязов. В голове гудит пятичасовой колокол. Ему кажется, что он уже был здесь, в этом дне, в этой минуте. Он уже видел все именно так. Дежавю? Такое случается, когда кто-то входит в Систему вне ринга.
Тобиас прощупывает пространство. Рядом нет других носителей. Есть только до блеска вымытая ливнем широкая лестница и тень прохода в храм на самом ее верху. В ушах продолжает звенеть, и тревога больно скребется на сердце. Тобиас вскидывает руку, чтобы прикрыть глаза от солнца, потом делает шаг вперед, прочь от дежавю…
— Тобиас! — сзади звенит красивый и высокий мальчишеский голос.
Тобиас вздрагивает. Он впервые слышит, как его зовет Рин. До этого мальчишка только бормотал себе под нос, почти шепотом, почти боясь своих слов. Зов красивый и долгий, как эхо в горах:
— Подожди меня!
Детский сад. Форсайт мельком оглядывает худенькую фигурку, засеменившую рядом.
Тобиас давным-давно научился ходить один, жить один, не строить планы и не иметь чувств. Но что-то подсказывает ему сейчас, что больше так не получится. А как получится, он не имеет ни малейшего понятия. Он вздыхает, берет мальчишку за руку и крепко зажимает тревогу и одиночество растерянного существа в своей ладони.
Рин шлепает рядом с ним по лужам безлюдными улицами, долгими аллеями и узкими усталыми переулками. Форсайт неторопливо уводит его подальше от слез и горя. А у Рина в это время такое ощущение, что он знает Тобиаса всю жизнь, что тот пришел не из внешнего мира, а вышел к нему из одного из его комнатных зеркал, из его потерянного прошлого. И теперь остается только подождать, чтобы все наладилось. И все наладится.
От луж начинает парить, воздух, дрожа, перестает быть прозрачным, вскоре в нем перемешиваются запахи, вопросы, тревоги и надежды. Странная пара скрывается за тяжелой дверью дома Ришаров - им надо поговорить. Завтра один из них должен будет давать силу другому.
Они не могут знать заранее, что случится завтра, завтра туманно и сыро, как сгустившийся вечерний воздух маленького городка, затерявшегося в предгорьях морских Альп.
========== III. ==========
«У каждого раджи,
у каждого мало-мальски важного человека в наши дни
есть в услужение пара Заклинатель-Целитель.
Есть и многочисленные школы,
где мудрые и талантливые наставники
учат юношей выносливости и управлению словами».
Из тетради Ривайена Форсайта « Сказание о Нитях Тингара».
18.09.2017, воскресенье
До крытой арены, где будет проходить ивент, они идут пешком. Тобиас старается примериться к неширокому и суетливому шагу Рина, наблюдает за мальчишкой и односложно отвечает на его скороговорки-вопросы. Парнишка перевозбужден, то и дело дергает за рукав, наступает на ноги и фонтанирует словами и эмоциями. Судя по черным кругам под глазами, если он и спал этой ночью, то недолго:
— Я тут переписал несколько панчей из своих старых*. Может быть пригодится? Нет? Ты так уверен, что мне не придется ничего говорить? Это же парные баттлы. Там будут друзья брата? Ты меня с ними познакомишь? Нет, лучше не надо. Мне и так стыдно, что ничего не умею и рифмую по-идиотски. Они еще начнут жалеть: «Жаль, а Сэмюэль был такой талантливый!». Ну, или еще что-то в этом духе. Слушай, может, мне псевдоним придумать?
Тобиас внутренне морщится. Он сомневается, что в таком состоянии маленький Ришар сможет удержать связь.
По привычке, пробегает пальцами по метке Сэма. Та почти не давит. Нить Тингара, что он протянул вчера во время поцелуя, еще не порвалась, но уже истончилась и плохо пропускает поток Наследия: парень похож на решето, не умеет удерживать энергию совершенно. Если срочно что-то не предпринять, она разорвется еще до начала первого баттла и он не сможет держать Систему открытой несколько раундов подряд и ставить защитный барьер.
Так не выиграть.
Надо стабилизировать его эмоции парня, прекратить их неконтролируемый выплеск в озоновый слой. Наказать? Тобиас бросает быстрый взгляд на тоненького, горящего лихорадкой возбуждения мальчика. Ребенок совсем. Он и одного болевого нажима не выдержит. Наказание не сделает его лучше. Надо придумать что-то другое. Что-то новое.
Тобиас ищет. Воспоминает себя в возрасте Рина — там только кнут и пряник, и лучше не вспоминать. А в начале обучения? Он ведь тоже когда-то боялся выходить на ринг, даже спаррингов боялся. Он ведь тогда надеялся, что Ривайен ему поможет. Ему тогда что-то очень хотелось. Вот только теперь он не может вспомнить что.
Приходится придумывать на ходу. В конце концов, он слегка приобнимает парнишку за плечи. Решает, что это должно помочь. Откашливается и настраивает голос, представляет, как хотел бы, чтобы с ним говорила мать, если бы была жива. Получается очень приблизительно. Как должна говорить с сыном мать Тобиас тоже не знает. От матери у него не осталось никаких воспоминаний, кроме запаха карамели и воспоминания о теплой руке на лбу. Но он пытается:
— Тебя уже Сэм записал под своим именем — значит он тебе доверял. Перестань себя накручивать. Мы же вчера все проговорили. Не парься. Все будет хорошо.
Рин сбивается с шага от этого мягкого и тихого голоса. Ему он вдруг напоминает о горечи и шелесте выжженных на солнце трав. Гасит тревогу, топит ее в себе, почти гладит. Рин смаргивает наваждение и снова попадает в шаг.
— А вдруг нас не допустят до баттлов?
— Допустят. Предварительная запись уже сделана. Надо только заполнить анкету. Указать изменение статуса. Можешь оставить старое название и вписать новое имя, можешь перерегистрировать пару. Сам решишь.
Рин собирается спросить еще что-то, но неловко поворачивается, и его толкают в бок. Двое, не обращая на него никакого внимания, торопятся к автоматическим карусельным дверям спорткомплекса. Рин смотрит им вслед удивленно и растерянно:
— Я их знаю. Они приходили выражать соболезнования к нам домой. Представились, как одногруппники Сэма. А сейчас даже руки не подали? Так что, принято?
Тобиас не отвечает. Он весь ушел в себя, ладонь его еще лежит на плече Рина и его аккуратно поглаживает, но мыслями он уже далеко: сосредоточился на связи и пытается ее не упустить. Его четко очерченные тонкие ноздри подрагивают, как у коня перед забегом. Впалые щеки нездорово бледны. Тонкие губы плотно сжаты.
Рин хмурит брови и пристает снова:
— Тебе все равно, что с нами не поздоровались?
— Ммм? Мне — да… Ерунда.
Рин обдумывает сказанное и упускает те несколько секунд, когда вертушка делает паузу и из ее стеклянного нутра можно выскочить в холл. Ему приходиться сделать дополнительный круг. За это время Тобиас успевает своими семимильными шагами дойти до конца коридора и ждет его уже у выхода на арену.
Маленький Ришар догоняет, проходит под трибунами, делает еще несколько шагов по открытому пространству и встает, как вкопанный. Он никак не ожидал, что будет столько людей, что будет так помпезно и официально. Тобиас тянет его за рукав и показывает на маленький стол секретариата, который расположился почти у самого бортика, между проходами к VIP-балкону и рингу. Рин понимает намек, насупливается, но делать нечего — всеми организационными вопросами занимался Ришар и Рин получает это право по наследству. Право быть Первым. Рин проталкивается к красивой девушке за столиком, берет один из айпадов, выложенных для участников, и озирается.
Вокруг столика битком народа: журналистов, телевизионщиков, критиков, зрителей, и прочих ценителей культуры протеста и хайпа. Кого здесь только нет. Не хватает только таких, к каким Рин привык причислять себя, — обыкновенных.
Поднимает глаза на трибуну. Там приглашенные шишки и жюри гордо восседают на пустых трибунах с высокими картонными стаканами какой-то выпивки. Над ними натянуты флаги с эмблемами. Рин насчитывает семь. Гора, дерево, восходящее солнце, семиконечная хвостатая звезда, медведица, крест в окружности и глаз. На флагах еще надписи и, кажется, девизы. Но они так высоко, что трудно разобрать.
Рин переводит взгляд на тех, кто толпиться рядом и чуть дальше, у импровизированного ринга, в духоте и перегаре, но зато в центре событий, в непосредственной близости от самих участников, которых распознать в этой суматохе с первого взгляда практически невозможно.
Сам ринг возвышается на две ступеньки над людским морем, огорожен на манер боксерского и застлан по случаю ивента деревянным сплошным настилом. Вокруг уже наставлены камеры и развешены юпитеры.
Все вместе производит жуткое впечатление. У Рина начинает сосать под ложечкой, руки повисают как неживые. Он чуть не роняет айпад.
Давясь волнением, он возвращается к Тобиасу. Тот умудрился среди всей этой толчеи и суматохи, прожекторов, вспышек и работающих на износ мобильников найти укромное место в тени VIP балкона. Серебряные волосы, собранные в пучок, слегка отсвечивают на фоне сумрака. «Крашеные или свои такие?» Эта мысль кажется Рину неуместной. С каких это пор его начали интересовать чужие волосы, да еще мужские?
Вторая мысль его обескураживает. Тобиас вдруг кажется ему не внушающим никакого доверия. Рин краем глаза у столика регистрации успел заметить другие пары. Они впечатляющие. Кто внешним видом, а кто жесткостью взгляда. Словно пришли поучаствовать в чемпионате по реслингу, а не в поэтическом мероприятии. А Тобиас? Он щуплый и глаза прячет. Рина настигает плохое предчувствие.
По пути к балкону, его чуть не сносит с ног громила в коже и пирсинге, с таким же айпадом для регистрации и с эмблемой глаза на рукаве. Еще одно подтверждение, что Тобиас по сравнению с такими — слишком обычный, невзрачный, ссутулившийся. Офисный планктон или чистоплюй. Белая рубашка, синие джинсы. Ни эмблемы, ни индивидуальности. Почти жалкий. Рин подходит вплотную:
— А кто там на балконе?
— Спонсоры. Пара-победитель заключает с ними контракт на год.
— Круто! А что надо делать по контракту? Писать рекламные ролики?
— Убивать.
Рин смеется. Шутка удачная. Он тот еще убийца нервных клеток доктора Прюданс по понедельникам. Но Тобиас не улыбается в ответ, и у Рина холодок бежит по спине.
— Если мы с тобой выиграем, но контракт заключать не будем. Сэм считал, что лучшая пара не должна прислуживать.
— Мы же нарушим правила?
— Да.
Рин моргает и хочет спросить, что все это значит, но Тобиас теряет интерес к разговору. Ну ладно. Вряд ли они выиграют, так что Рин решает не забивать себе голову раньше времени. Надо пока хотя бы заполнить анкету участника без ошибок.
— Тут надо проставить творческое имя пары? Так какое ставить, старое или новое? Какое имя было у вас с Самюэлем?
— «Бронза и сталь».
— Ты издеваешься? Ничего патетичнее нельзя было придумать? Или это в насмешку?
— Какая разница? Напиши, какое тебе нравится, — Тобиасу удается одной и той же интонацией передать и доверие, которое он оказывает Рину и скрытую просьбу оставить его в покое. Какая разница, что там будет за имя. Все равно на один раз. Но Рин упорствует.
— А какое?
— Придумай сам. Удиви меня.
Рин бы и рад, но знает, что у него не получится. Ему просто необходимо положиться на Тобиаса в этом человеческом мареве, но тот уходит, как плотва сквозь сети. Бросает его одного. А Рин в класс-то заходит с опаской, а в таком столпотворении его начинает слегка мутить. Дальше будет только хуже. Именно поэтому Сэм никогда не брал его с собой. Да что ж это такое.
Рин уже хочет развернуться и послать все к чертовой матушке, но вдруг вспоминает, что это Сэм записал его на турнир. Сэм решил, что он готов. Сжимает зубы и заставляет себя сосредоточиться. Он не будет больше спрашивать ничьего мнения, у него хватит фантазии придумать все самому, игра слов остается игрой, анкета — простой формальностью, такой же ерундой как приветствия.
Рин заполняет строчки в анкете участника быстро, гадая против кого выпадет жребий, Вбивает последнее слова, закрывает программу и возвращает айпад девушке на регистрации. Она мило улыбается, проверяет, все ли правильно, также мило и понимающе хихикает, показывая Рину его файл. Рин вздыхает, но не успевает ничего поменять — начинается жеребьевка, и все тут же приходит в движение. Номера пар сыпятся из барабана только успевай записывать, у них шестьдесят шестой, и они будут выступать против двенадцатого в первом туре.
На ринг поднимаются пары, зал ревет как на корриде, Рин слушает словесную перепалку, кривится от мата, пошлости и тупости плохо рифмованных скороговорок. Традиция начинать баттл его смущает своей бесполезной пафосностью: Мы, «Сукины Дети», вызываем на дуэль слов…. Мы, «Весенние», принимаем вызов. Неужели Самюэль варился во всем этом? Рина слегка передергивает. Не так представлял все это из своей комнаты и по каналу на Ютубе. У него такое чувство, словно его обманывали.
— Ты запомнил формулы приветствия?
Рин вздрагивает от неожиданности и не сразу понимает, что это за его спиной говорит Тобиас, и что он говорит именно с ним. Голос кажется совершенно незнакомым, теплым, низким, катающий буквы, как шарики.
— Рин?
Рин оборачивается и еще раз вздрагивает. Тобиас другой. Словно снял свой костюм Кларка Кента. Рин только сейчас замечает какой он подкаченный и жилистый.
— Да, я запомнил.
— Хорошо. Ты Первый — ты принимаешь вызов. Слушай внимательно, слушай противника, но главное — себя. И смотри в оба. Если вдруг почувствуешь, что с тобой что-то не так — не паникуй. Просто отпусти мою руку. Понял?
— А ты будешь держать меня за руку?
— Желательно. Так карман лучше работает.
— Карман? Какой карман? Карма? — Рин видит, с каким немым отчаянием смотрит на него Тобиас, и больше вопросов не задает. Карман так карман. Какая, в принципе, разница.
— На ринг вызываются пары «Первые смотрители» номер двенадцатый и «Амэтотодин» номер шестьдесят шестой.
Рин дергается к рингу, но понимает, что Тобиас остается сзади и не реагирует. Озадаченный, бросает взгляд через плечо. Тобиас продолжает стоять как ни в чем не бывало, потом, наконец, соображает и удивленно поднимает брови. Рин пожимает плечами. Он писал первое, что пришло на ум, да ещё раскладка на планшете была неудобная. Вот палец и соскочил. Тобиас хмыкает и рывком отрывает спину от стены и становится похож на таранное орудие. Рин приоткрывает рот от удивления. Как же это? Неужели то, каким он видит Тобиаса, зависит от Тобиаса?