- И все же – ты не ответил на вопрос о своем друге. Хотя, если это что-то слишком личное – не надо, не отвечай.
- Если хочешь знать, самое личное в моей жизни – это ты. Что же касается моего друга, то, начиная с определенного момента – и всю оставшуюся жизнь, его считали моим любовником. Притом, что он так и не узнал, каково это – быть с мужчиной. И мне самому удивительно, как это он, с его любознательностью, в том числе, и в вопросах, связанных… с сексом, не попробовал этого. Когда я его однажды спросил об этом, он только заржал в ответ: «Да ты что! Как я могу допустить, чтобы о тебе подумали, что я тебе изменяю? Это ж уронит твое достоинство!». Но на самом деле, думаю, причина была в том, что я его невольно от этого как бы «вылечил» – от способности желать мужчину.
- То есть, люди подумали, что вы любовники – просто так? Дым без огня – как туман над рекой?
- Я бы так не сказал. На их месте, вполне возможно – сам бы пришел к такому выводу.
- Слушай, как интересно! Расскажешь?
- Куда ж я денусь? Вроде, как уже начал.
В общем, был в моей жизни такой эпизод, когда мне во главе моих орлов пришлось призывать к порядку мятежные племена. Когда мы уже возвращались обратно, дозорные обнаружили прибившуюся к нашему отряду девчонку, которая оказалась дочерью одного из старейшин дружественного нам племени, где я с ближайшими соратниками немного погостил перед отъездом. Красотка рассказала мне сказку о том, что сбежала из дому потому, что ее хотели выдать замуж за страшного старика, которого она боится до дрожи. Я сделал вид, что поверил. В глубине души мне ее поступок понравился – ну, надо обладать определенной смелостью и решительностью, чтобы отважиться на такое. В то время женщины у меня не было, ну, я и подумал – вдруг у нас с ней и в самом деле что-то получится, когда мы узнаем друг друга получше? Короче говоря, оставил девчонку при себе, тем более что именно этого она и добивалась. Но… все сложилось совсем не так, как я ожидал.
Чтобы ты понимала, девчонка, по представлениям мужчин того времени, а может быть и этого, была самим совершенством: красивая, тихая, покорная, преданная, как собака. Вот именно – как собака. Потому что именно такое впечатление у меня складывалось, когда я смотрел ей в глаза – что я смотрю в глаза не женщине, а собаке.
За всю свою жизнь я не только ни разу не поднял руку на женщину, но даже и словом ни одну не обидел, считал, что это низко – обижать тех, кто и так обижен, хотя бы и той ролью, которую им отвели мужчины в жизни. Даже выдал когда-то кому-то в ответ на высказывание, что женщина – это такое существо, которое только силу понимает: сильный – лишь до тех пор сильный, пока не ударит слабого.
Но этой женщине удалось поколебать меня в моем терпимом отношении к женщинам вообще – порой я ловил себя на том, что меня от нее начинает ощутимо потряхивать. На любое свое слово или фразу слышал неизменное: да, господин. До абсурда доходило. Однажды я спросил у нее, какого цвета небо. Она отвечает:
«Голубое, господин».
«Правда? А, по-моему, оно красное в крапинку», - специально спросил, специально так сказал, интересно же – неужели и с этим согласится? И, представь себе, слышу в ответ:
«Конечно, оно красное в крапинку. Я просто не рассмотрела, господин».
Ну, от этого ответа моя обычная выдержка начала с кем-то мне изменять:
«Посмотри на меня внимательно – я похож на раба?»
«Нет, конечно, господин. Ты похож на царя».
«Тогда почему ты считаешь, что мне нужна рабыня?».
Опущенная голова и смиренное:
«Если я в чем-то провинилась – накажи меня, господин».
Знаешь, какое любимое развлечение у жизни? Переворачивать с ног на голову наши представления о ней. За несколько лет до этого я встретил рабыню, в которой достоинства было больше, чем в иной царице, она, в общем-то, и стала моей первой женщиной. И вот теперь судьба свела меня со свободной женщиной, дочерью уважаемого соплеменниками человека, которая, казалось, была рабыней по самой своей сути. Прогнать ее я не мог – ну, это все равно, что пнуть преданно заглядывающую тебе в глаза собаку. Спать с ней, как ей того хотелось, тоже не мог – после того, что я сотворил с собой в юности, мое тело реагировало лишь на тех, на кого реагировала душа.
Я честно пытался с этим бороться: провоцировал ее, специально был с ней резок, даже обидное что-то говорил, а сам думал при этом: «Ну, же, девочка, пошли меня туда, куда обычно посылают таких хамов, как я – и сама не заметишь, как на спине окажешься. Покажи мне, что у тебя есть характер, достоинство, что ты вообще – есть. Если бы у меня была склонность к рукоблудию, я бы, наверно, захотел тебя и такую. Но у меня такой склонности нет, так что извини». Ну, а как еще можно назвать близость с женщиной, которая на простой вопрос, нравится ли ей какая-то вещь, отвечает: если нравится тебе, господин, значит, нравится и мне? А чего мне стоило приучить ее называть меня по имени! Иной город взять легче. Тысячу раз просил – никакого результата. В конце концов, психанул и пригрозил, что замуж отдам за одного своего товарища, если она еще раз назовет меня господином, когда мы одни – только это и помогло. В общем, на все мои провокации она так и не поддалась.
Ладно, не желаешь реагировать на мои выпады – сделаем по-другому. Ты хочешь меня? Хочешь. Значит, будешь спать со мной в одной постели. Если действительно хочешь – значит, сделаешь что-нибудь, чтобы получить желаемое. Ну, я мужчина – и логика у меня мужская, ничего с этим не поделаешь. Честное слово – это был, наверно, единственный случай в моей жизни, когда даже моя внутренняя сущность не стала бы протестовать против женской ласки. Но… безрезультатно. Сожмется в комочек на краю кровати – и страдает молча. Да лучше б ты и в самом деле между ног ко мне сонному залезла, чем Афродите своей безостановочно молилась! Человек, который не желает слышать, что ему говорят, не желает думать и делать выводы, но при этом считает, что ему не дают того, что он заслуживает, как по мне, именно этого и заслуживает – не получить желаемого.
Знаешь, несколько лет спустя у меня появилась подруга, любовница – называй, как тебе удобней. Она была вдовой моего, умершего по неустановленной причине врага, матерью двоих сыновей-подростков и на восемь лет меня старше. В те времена женщины вообще раньше старились, а тем более – восточные женщины. Да, по ней было видно, что в юности она не уступала красотой этой моей добровольной рабыне, но на момент нашей с ней встречи, признаки увядания уже проявились в ее внешности, хотя, честно тебе скажу – мне на это было плевать. Я почему-то на внешность в последнюю очередь внимание обращал.
К тому времени свою неизменную «страдалицу» я благополучно выдал замуж за человека, который был к ней неравнодушен, даже на свадьбе погулял, и вот однажды, совершенно случайно услышал, как эта, уже замужняя дама, обсуждала с подругой мою любовницу: «И что он в ней нашел? Она же старуха! Да к тому же – другим траханая, от другого рожавшая. Как только ему не противно к ней прикасаться? Он же царь!». А понимать это следовало так: мной, такой прекрасной, юной, нетронутой, любящей, он пренебрег, а с какой-то бывшей в употреблении старухи – не слезает. Не иначе, как извращенец. Вот тебе и весь психологический портрет, как сейчас говорят.
Удивительно другое – моя добровольная рабыня, так и не добившись от меня, хотя бы даже и физической близости, тем не менее – невольно сыграла решающую роль в моей судьбе. Не буду скрывать – ее неизменное присутствие в какой-то степени меня устраивало. Ну, если бы не она, окружающие меня люди пришли бы к выводу, что это ненормально – молодой, сильный, здоровый мужчина, который спит один притом, что у женщин при виде него ноги сами собой раздвигаются. А я настроил себе в жизни таких планов, и наставил перед собой таких задач, что без поддержки верных сторонников были бы недостижимыми. Но благодаря тому, что она находилась рядом со мной, на максимально близком расстоянии, все, и в том числе мой друг, считали ее моей женщиной.
Ты не поверишь – меня уважали за постоянство, хотя тогда, как и сейчас, мужчина ошибочно полагал: чем больше у него женщин – тем круче он как мужчина. Ветераны, бывало, говорили обо мне, имея в виду мое «постоянство»: его бы отцу – у сына поучиться. Правда, понятно это было не всем. Как-то, один из моих товарищей сказал мне:
«На твоем месте – любой бы переспал со всеми женщинами мира. И они бы еще дрались между собой за право провести с ним ночь».
А я ему ответил на это:
«Видишь ли, я считаю, что настоящий мужчина – это не тот, который покрыл всех женщин мира, словно какой-то жеребец, а тот – кто сделал счастливой хотя бы одну».
Возразить на это было нечего – так что больше никто не лез ко мне с такими разговорами.
И вот однажды, мой друг совершенно случайно услышал, как молилась Афродите та, кого он считал моей женщиной. О чем она молилась, рассказывать не буду – думаю, и так понятно. В общем, услышав эту молитву, он сделал единственный вывод, какой можно было сделать – я с ней не сплю. А если я не сплю с таким совершенством – то что? Наверно, мне для этого дела нужен мужчина. И стоило ему подумать обо мне так, как ему захотелось стать этим мужчиной – физически меня захотелось. Впоследствии, он не раз говорил, что одной своей недостойной мыслью сломал мне всю жизнь. Ненавидел себя за это. И переубедить мне его не удавалось, как ни старался. А самым странным в этом было то, что он вообще меня возжелал. Потому что, в силу своей природы, не способен на это так же, как и я. Наверно, Ее Величество Любовь просто над нами подшутила. Хотя… если бы ему действительно хотелось соития со мной, мне кажется, он бы что-то сделал для того, чтобы эта близость у нас случилась.
Я долгое время ничего не замечал, каюсь, но другие, в отличие от меня – заметили практически сразу. Вполне естественно, что мой друг после этого стал объектом грубых солдатских шуточек на тему: и как же тебя так угораздило? Он же у нас мужиками не интересуется. Что же ты теперь с этим делать-то будешь? Ну, ты понимаешь – обороты и выражения я, конечно, смягчаю, но смысл такой. А он у меня горячий был, взрывной – чуть что, бросался в драку. Вот и стали у него со временем соответствующие украшения на лице появляться. На путь прозрения я встал в тот день, когда, задав ему в очередной раз вопрос о том, с кем и что он опять не поделил, понял – мой друг мне врет.
В общем, забил я на приличия (в те времена считалось неприличным лезть человеку в душу против его воли, как и откровенничать на слишком уж личные темы), и попытался выяснить, что происходит, у него. Бесполезно: да со мной все в порядке, да тебе кажется – ничего другого я от друга не добился. Ага, кажется – особенно фингалы у него на лице. Тогда я задал тот же вопрос товарищам из нашего ближайшего окружения. И от каждого услышал в ответ примерно следующее: я не вправе отвечать тебе на этот вопрос. Никто, кроме него – не вправе. Просто взять и приставить к нему соглядатаев, я себе почему-то не позволил – это было уж слишком.
Мы тогда как раз отправились ставить на место зарвавшихся жителей одного города. Чтобы ты понимала – достали до печенок они не только меня, но и своих ближайших соседей. Кстати, любители мараться в дерьме, которых мы с моими орлами в капусту покрошили, еще когда отец был жив, как раз оттуда родом были. Знаешь, я этот гребаный город все-таки сравнял с землей и не жалею об этом. Как бы там ни было – именно он отнял у меня отца, и семейную жизнь моих родителей разрушил тоже он. Мне многие люди раньше рассказывали, что до того, как отец попал туда, еще юношей – мужчинами он вообще не интересовался. Отец в юности был красивым парнем, и попал туда не как гость… в общем, не хочу я об этой мерзости говорить. Эти уроды подсадили его на любовь через задницу – и они за это заплатили. А те, кто остался тогда в живых, еще должны были поблагодарить меня за то, что я всего лишь продал их в рабство, а не приказал распять, как мне того хотелось. В конце концов, заносчивым ублюдкам не мешало на собственной шкуре почувствовать, каково это – когда ты целиком находишься в чьей-то власти и ничего не можешь с этим поделать. Но что-то я отвлекся.
Странности у моего друга, между тем, прогрессировали. Как-то вечером, во время обычных наших мужских посиделок, я заметил, что он ничего не ест и не пьет. К тому времени мой друг стал похож на бледную тень самого себя – похудел, осунулся. Покрасневшие глаза лучше всяких слов говорили о бессоннице. Честно говоря, анализируя его поведение, я пришел к выводу, что он влюбился. Понять в кого, мне не удалось – сколько ни наблюдал за ним, когда мы проводили время в обществе веселых подруг, ни разу не заметил, чтобы на какую-то из них он как-то по-особенному смотрел. Да и в голове не укладывалось – чтобы какая-то женщина не захотела моего друга. Высокий (даже высокого по тем временам меня он был на пару пальцев повыше), красивый, обаятельный, остроумный, о людях вроде него сейчас говорят – душа компании. А эти его живые, проникновенные глаза? Ваш народ называет такие – очи черные. В нем, пожалуй, даже было что-то экзотическое, чужеродное – не свойственное нашему племени. Недаром же бывшие враги в последующем его так часто за одного из своих принимали? В общем, не захотеть моего друга женщина могла лишь в единственном случае – если ее угораздило захотеть меня. Как бы там ни было – я ничего понять не мог, и это, в каком-то смысле, выбивало почву у меня из-под ног.
Короче говоря, когда я заметил, что он ничего не ест и не пьет, молча взял с блюда кусок жареной дичи и протянул ему: мол, на, ешь. Под моим взглядом ему ничего другого не оставалось, кроме как съесть его. Но не прошло и нескольких минут, как мой друг подорвался на ноги и побежал в кусты, где его вырвало. Наверно, это стало для меня последней каплей. Я взял за шкирку своего брата, который тоже там присутствовал (мы считали себя братьями по отцу). Ну, как взял за шкирку – кивнул и сказал: «Отойдем».
Когда мы с ним отошли на достаточное расстояние от костра, вокруг которого все сидели, я внушительно, как мне казалось, посмотрел ему в глаза:
«Значит, так. Сейчас решается ответ на вопрос: брат ты мне или не брат. Ты знаешь, что он мой друг. И знаешь, что друг для меня – не пустое слово. Я знаю – мужчинам трудно говорить о таких вещах, не приучены мы к этому. Поэтому я тебе помогу. Наблюдая за ним, я пришел к выводу, что он влюбился. Скажи – я прав?».
Мой брат только кивнул на это.
«Хорошо. Тогда следующий вопрос – в кого? Кто она?».
Он отвел глаза в сторону:
«Как бы тебе сказать… Дело в том, что это не она – это он».
«Ты хочешь сказать, что мой друг влюбился в мужчину?».
Снова – кивок. Это было для меня… странно. Никогда не замечал за своим другом тяги к мужчинам. Но, как говорится – с кем не бывает. Прискорбно, конечно, но не смертельно.
«Ладно, допустим. Тогда – кто он? Кто из нас настолько гад бессердечный, что в упор не видит, какой замечательный у меня друг?».
На это брат посмотрел мне в глаза и просто сказал:
«Ты. Он по тебе сохнет».
Честно скажу – в первый момент я не поверил. Ну, было такое неоднократно, что мы и купались вместе голышом, и спали в одной кровати, по той простой причине, что другой поблизости не наблюдалось – да если бы мой друг испытывал ко мне физическое влечение, я бы, наверно, заметил? Все это я озвучил брату. Тот покачал головой:
«Ты можешь не верить – но это так. Нам, кто за этим наблюдает – самим удивительно. Раньше, и в самом деле, он не смотрел на тебя так. И сейчас, после того, как парни доставать его начали, старается не смотреть – но у него не всегда получается».
Вот, можно сказать, только после этой его фразы я и поверил, к тому же вспомнилось, с каким внутренним напряжением мой друг смотрел мне в глаза, когда я выспрашивал его о том, что с ним происходит.
Ну, что я могу сказать? Когда-то подобная угроза уже маячила перед моей задницей. Видимо, с моей смазливой рожей нереально чего-то такого совсем в жизни избежать. Не поверишь, сперва – я даже что-то вроде облегчения почувствовал: только и всего? Вот придурок, неужели он думает, что мне для него задницы жалко? Даже подумалось, что с другом будет намного проще, чем было бы с тем же отцом – по крайней мере, сдерживать в себе рвотные позывы совершенно точно не придется. Мне даже весело стало.