❃ ❃ ❃
В силу своих обязанностей господин Найтгест проводил множество времени не только в собственном кабинете, но и в лаборатории. Она разительно отличалась от своей сестры в Белом замке и была предназначена не для целительства, а для того, чтобы сделать его невозможным. Столько рас, столько фракцией, и к каждой нужно найти свой подход. Это одно из обязательств Господина — изыскать средства и защиту против всего остального мира. Это походило на игру на выживание, на игру с ненулевой суммой. Шпионы выуживали информацию по всему миру и в то же время пытались сделать так, чтобы противник не смог узнать ничего о них самих. Алхимики за определённую плату занимались сбором компонентов для смесей на вражеской территории, но всегда был риск, что их или убьют, что не столь плачевно, или же перекупят вместе со всеми сведениями. Поэтому первое, что сделал Господин чернокнижников, когда взялся за подданных — сильно сократил их количество. Те, кто не носил магических колец и не давал клятвы, немедленно были либо призваны и вынуждены поклясться на собственной душе в верности нынешнему Повелителю, либо извещены о том, что в их услугах более не нуждаются. Последних оказалось больше едва не вдвое, но это мало разочаровало Гилберта, сделавшего ставку не на количество, а на качество. Охотник дал ему ценный урок: если твоих людей может победить мальчишка-изгнанник, учившийся исключительно самостоятельно, то грош им цена. И даже то, что он Акио, не смягчало их судьбу. У Найтгеста были большие планы на этого юношу. Уложив его на койку, чернокнижник мягким движением убрал с измождённого лица пряди белоснежных волос. Тот даже во сне наморщил слегка вздёрнутый нос, нахмурил брови, попытавшись сбежать от чужих прикосновений. «О нет, мой милый, ты будешь ко мне ластиться», — с ухмылкой подумал мужчина, пробежавшись пальцами по шее Акио и на миг задержав их на артерии. Там не осталось и следа смертельного удара, только тонкая затягивающаяся белая полоска шрама. Как сильно было желание склониться к ней, провести языком, погрузить клыки в сосуды и испить сладчайший нектар жизни. Бросив плащ в кресло подле койки, мужчина отошёл к окну, поглядел на привычный пейзаж. Утоптанная дорога уводила прочь через холмистые леса, пестрящие всеми оттенками зелёного и бурого. Отсюда они были видны из-за высокой зубчатой стены, по которой лениво бродили часовые. В бойницах то и дело мелькали фигуры и сонные лица неторопливых стражей. После шума людского мира тишина Чёрного замка бальзамом ложилась на сердце Господина чернокнижников. И вместе с тем здесь царили иные звуки: мысли каждого гостя и жителя этой цитадели касались Повелителя, он слышал биение тысяч сердец. Прежде, когда он лишь принял правление, это сводило его с ума, вынуждая бежать среди ночи прочь, в холодные горы драконов. Теперь же он наслаждался этой своеобразной мелодией, жалея лишь о том, что не все могут её услышать и понять. Со временем он научился закрываться от этого шума, прислушиваясь к нему лишь в крайнем случае. Но ярче прочих он слышал одного. Того самого, ради которого готов был перевернуть весь мир. Мальчишка, поразивший его мёртвое сердце с первого взгляда. Сейчас этот юноша был в его власти, и Найтгест желал сделать её полной. Во что бы то ни стало. Думать о том, что он может принадлежать кому-то ещё, было невыносимо, и яростная злость пробуждалась в самом средоточии души, причиняя острую боль. Его нужно сломать.
Гилберт вздохнул и, отвернувшись от окна, задёрнул шторы. Светляки мгновенно выпорхнули под потолок, освещая лабораторию. Чернокнижник прошёл к койке и мягко завязал глаза Акио шёлковой лентой, которой обычно подхватывал собственные волосы. Незачем ему видеть сразу всю обстановку, пусть это станет для него сюрпризом. Найтгест собирался сломать его, но так, что ему обязательно понравится, что он попросит повторить. Повинуясь воле Господина, с потолка упали цепи, в которых обычно мужчина держал живые ценные экземпляры. Пусть почувствует себя в западне. Пусть.
❃ ❃ ❃
— Очнись.
Ледяной поток воды ударил откуда-то сверху, вызывая острые судороги в окоченевшем, непослушном теле. Воздух неохотно проникал в грудь, осторожно выходил из неё с хрипами. Шея болела беспощадно, горло саднило, и он не видел ничего, кроме тонкой полоски: ткань, закрывавшая глаза, прилегала неплотно.
— Если бы не увидел воочию, никогда бы не подумал, что возможно, — голос у говорившего человека был приятный: глубокий, низкий, но совершенно ледяной и бесстрастный. И при этом Охотник не мог отделаться от ощущения, что уже прежде слышал его. — Что ж, так даже лучше. Ты великолепно послужишь мне.
— Чёрта с два, — ухмыльнулся Акио, силясь двинуться, но обнаружил себя крепко закованным. Знакомая ситуация. — Слушай, а ты часом не работаешь с другим плохим парнем, который тоже любит заковывать и завязывать глаза, чтобы провести допрос? А то стиль весьма и весьма похож.
— Какой же ты болтливый, — пленник в красках представил, как собеседник поморщился. — Никогда бы не подумал.
Повязка легко соскользнула с глаз, открывая взгляду богато обустроенный не то кабинет, не то лабораторию. Здесь был и письменный стол, впрочем, порядком пустоватый, и стеллажи, наполненные различными пробирками и склянками. Рядом на тумбе лежало несколько странных на вид инструментов. Один из них смутно походил на скальпель, вот только лезвие его было загнуто подобно тому, как изгибается линия косы. Небольшие острые ножницы ехидно и холодно поблескивали в свете странных шаров, что кружились под потолком. Они походили на мыльные пузыри из стекла, а внутри них переливалось нечто газообразное, излучая тёплый золотистый свет. Парили шарики совершенно самостоятельно, окидывая своим мягким сиянием всё помещение, но тени так и танцевали вокруг, завораживая взгляд. Не сразу Артемис понял, что одна из них более чем жива. Он выступил вперёд, стукнула металлическая подбойка на квадратном каблуке сапога с отложенным голенищем, зашелестела тяжёлая ткань чёрного плаща. Дыхание юноши замерло в груди, а сердце торопливо заколотилось. Он смотрел в аметистовые глаза и не мог вымолвить ни слова, болтливость улетучилась в трубу, оставив за собой горькую пустоту. Загадочный незнакомец, появляющийся из ниоткуда и исчезающий без следа, но оставляющий душу метаться в томительном ожидании новой встречи. Мужчина, которым он бредил, сгорая от желания оказаться к нему как можно ближе, тот, чей смутный образ преследовал много лет, являясь во снах и заставляя сгорать от необъяснимого чувства вины. Сколько ночей он просыпался, мучимый воспоминаниями о страннике, сбито дыша и не находя в себе силы забыть о нём? Артемис помнил мимолётные и вежливые его прикосновения, все до единого, и память о них возвращалась в самые неподходящие моменты: например, стоило Микаэлису взять любовника за руку, как Акио с дрожью ждал холодное прикосновение чужих губ к тыльной стороне ладони. Тот, кто пробудил жгучую страсть, неудержимое стремление попасть в родной мир.
— Ну вот мы и увиделись вновь, — лицо мужчины тронула тень улыбки, взгляд смягчился на несколько мгновений, но вновь стал жгучим и колючим. — Охотник, я полагаю?
— Верно, — кивнул юноша, даже не думая отлынивать от ответа. — Меня зовут Артемис Акио II.
— Гилберт Найтгест, к вашим услугам, — чинно и по всем приличиям отозвался он, и, если бы не цепи, что сковывали Акио, это напоминало бы светский разговор. Мужчина вздохнул, окинул свою жертву взглядом, точно прикидывал, что же с ним делать. — Итак, ты не будешь отметать тот факт, что это именно ты убивал моих людей?
— Не буду, — снова качнул головой Артемис, не смея отвести взгляд от его лица. Что-то сейчас будет?
— Ты выполнял задания элементалиста-изгнанника, — продолжал Гилберт, остановившись напротив пленника на расстоянии вытянутой руки, рассматривая почти рассеянно, точно не понимал, что он здесь забыл. — Так получилось, что с элементалистами у нас натянутые отношения, и поэтому его палки в наших колёсах не стали новостью. Но ты… — правильно очерченные тёмные брови слегка дрогнули, чуть сдвинулись к тонкой переносице. — Это было неожиданно, когда я узнал, кто стоит за убийствами, даже усомнился в чистоте донесений. Акио, юноша, явившийся на свет в изгнании, уничтожающий моих подчинённых, как мясник скот. Будто они никогда и не были обученными магами и воинами, легко и без особых загвоздок. Я думал, что всё это глупая шутка, нелепые выпады моих дипломатических оппонентов. — Мужчина вновь нахмурился, качнул головой и сделал ещё один шаг так, что Артемис мог ощутить отголосок его дыхания на собственной груди, и это чувство было самым лучшим в его жизни. Очередной вздох сорвался с неестественно тёмных губ. — Вот как мы с тобой поступим, Охотник. По твоей вине погибло множество моих подчинённых. Несколько жизней ты уже заплатил. Но этого слишком мало, чтобы восстановить баланс, пошатнувшийся из-за тебя.
— Я убивал не только чернокнижников, — ощетинился альбинос; боль, отступившая от удивления, вернулась сторицей, перед глазами возникли неподвижные тела семьи, и ярость заклокотала в груди. — Других было куда больше!
— Неужели? — мужчина с издёвкой приподнял бровь, улыбнувшись. — И сколько же, по-твоему?
— Рильят был элементалистом! — воскликнул Охотник, сжимая цепи и едва не рыча. — И многие другие.
— Только он и был, — мягко и терпеливо поправил юношу чернокнижник, а затем протянул руку и вдруг коснулся его груди. Кажется, всё существо Акио взвыло от восторга, но злость перевешивала. — Ты угодил в ловушку обмана, и я тебя в том не виню. Твой бывший начальник был весьма настойчив в том, чтобы науськать тебя на нас и, полагаю, не гнушался изменять сведения, впоследствии попадающие к тебе.
— Но я собственными глазами видел их ауры, — заставил себя возразить Артемис, прислушиваясь к ощущению его ладони на своей груди. — Они отличались.
— Ещё скажи, что они не были похожи между собой, — едва слышно ухмыльнулся чернокнижник, поднимая на Артемиса прямой цепкий взгляд. — Наши условности тоже ввели тебя в заблуждение. Так получилось, что мы вынуждены менять не только собственные имена, когда посещаем подобные места. Обмануть взгляд необученного юноши не так уж и сложно. В этом есть и моя ошибка, согласен. Но ты стольких убил. Неужели ты не хочешь загладить свою вину?
— С какой это стати? — в Акио взыграла гордость, хотя общество такого мужчины для него и было, как для клирика экстаз молитвы.
Во взгляде Найтгеста мелькнуло что-то странное можно сказать жгучее. Губы его вновь дрогнули в улыбке. Он скользнул к окну и распахнул шторы так, чтобы скованный цепями юноша мог всё видеть, и в это мгновение дыхание у него спёрло.
— Мне сказали, чего ты желаешь. — Альбинос не особо слышал, что он говорит, просто вглядывался в пейзаж и не мог поверить, что это не бред воспалённого сознания. — И вот, ты здесь. Ты клялся, что сделаешь что угодно, лишь бы вновь быть здесь. Зов этих мест звучит в твоей душе, не давая покоя. И я позволю тебе находиться здесь, вот только за всё надо платить. Мои условия таковы: ты будешь следовать за мной всегда, куда бы я ни пошёл. Выполнять даже малейшее желание. Я скажу: «Убей», и ты исполняешь. Пожелаю, чтобы ты был в моей постели, и ты будешь.
— Не перегибай палку. Ты ничем не лучше Акиры, — хмыкнул гордец, приподняв подбородок. Чернокнижник убрал руку и чуть сощурился, будто прикидывая, всерьёз он это говорит или нет. Но в этот раз Артемис даже не думал шутить. — Я ни за что не буду повиноваться тебе. Придётся сделать что-то из ряда вон, чтобы я подчинялся.
— Я уже думал об этом. И у меня есть всё необходимое.
Мужчина повернулся к тумбе и взял изогнутый скальпель, чтобы затем подойти к пленнику почти вплотную. Окинув его оценивающим взглядом, он чуть поморщился, затем мягко повёл рукой. Тени кинулись к Акио изо всех углов, подхватывая и поднимая в воздух, цепи разомкнулись, и руки безжизненными плетьми упали вниз, тут же мучительно заныв от жуткой боли. Артемис чувствовал себя так, будто лежал на удобнейшей кровати и не мог пошевелиться, глядя на склонившегося над ним мужчину.
— Ты навсегда запомнишь, кто твой господин. Эта память останется с тобой до конца жизни, — тихо прошептал он, поднося лезвие к бледному испуганному лицу. Оно жадно и размеренно пульсировало, источая холод.
Ни дёрнуться, ни возразить не получилось. Воздух стал таким густым, что, казалось, мысли тонули в нём, а вот боль была невыносимой, неразбавленной и безумной. Она скользнула леской от глаза по правой щеке вниз, кровь хлынула, заливая лицо и рот, крик застыл в горле. Мужчина склонился ниже, чуть щурясь, сосредоточенный на своей работе. Нижнее веко и щека были распороты вместе с верхней губой до самого основания левой челюсти, и кровь утекала, не желая останавливаться. «Где же ты, чёртов хранитель?!» — истеричная и шустрая мысль не настигла адресата, Гилберт же чуть улыбнулся и отстранился.
— Это не летально, не беспокойся, — утешил Охотника чернокнижник, а затем его тень поднялась с пола, оживая, и мужчина легко и играючи откромсал от неё кусок, пусть и испытал от этого нестерпимую боль, пронзившую самую душу. Эта рана обещала кровоточить ещё долгие годы. — Вот так. Сейчас станет легче.
Это была его первая ложь, которая врезалась Артемису в память на всю жизнь.
— У меня уйдёт на это подношение много сил, так что сделай всё возможное, чтобы не обмануть мои ожидания, милый, — выдохнул Найтгест.
Клочок тени улёгся на разодранное лицо, холодный и живой, слегка пульсирующий, будто бьющееся сердце. Он ввинчивался в кожу и мясо, стягивал мышцы, но не облегчал муки, лишь усиливал их, прорезая новые дыры в коже. В том, что Охотник считал своим достоянием и козырем в любой игре. Теперь метка Найтгеста была на нём, как тавро на скоте или марка на особо ценном товаре. Кровотечение не останавливалось, слабость туманом подкатывала к голове, а Гилберт едва заметно улыбался, глядя на него. Затем склонился ниже и принялся слизывать кровь с кожи, распуская толпы мурашек по юному телу. Жадно и порывисто, дыхание его подёрнулось неясным хрипом, а уже через пару секунд Артемис различил острые клыки, выступающие над ровными белыми зубами. Апатия поглощала ярость, непреодолимое желание вцепиться пальцами в шею мужчины, сжать до хруста. Но тело не повиновалось, более не принадлежало ему и не подчинялось.
❃ ❃ ❃
Тьма сковывала меня ещё не меньше нескольких недель, и большую часть времени я пребывал в лихорадочном забытье. А в остальном… Открывал глаза, ловил взгляд аметистов, прислушивался к глубокому голосу и вновь проваливался в сон. Щека причиняла жуткую боль, скорее вызывая больше ненависти, чем подчиняя непосредственному хозяину чёрного шрама. Как я злился на него! За то, что погубил мою семью, за то, что посмел назваться моим господином, за то, что оставил эту уродливую метку, за то, что обернул всё это так. Даже теперь, порой, вспоминая всё произошедшее, я трясусь от слепой ярости и не могу простить. Гилберт действовал резко, уверенно и без оглядки, в каком-то смысле даже правильно, однако я винил его за это. За шрам, за ненависть, за холод.
Должно быть, он думал, что я буду таким же, как и подвластные ему тени: покорным, безропотным и послушным. Что же, мы оба «не на того напали» и слишком поздно сделали из этого выводы. В то время им руководила слепая ярость и, пожалуй, он не до конца понимал, чего же хочет. Я же следовал за собственной гордостью, которую лелеял слишком долго, считая растоптанной и неприкосновенной одновременно. Можно сказать, тогда мы ненавидели друг друга за то, что не понимали, и не могли уступить никакими способами. Чтобы я? Да вдруг пошёл на попятный только из-за того, что слабее стократ своего противника? Ни за что! Он не хотел уступать потому, что был сильнее, старше, вроде как даже мудрее. Идиоты. Оба.
❃ ❃ ❃
Временами Артемис приходил в сознание в полном одиночестве в выхоложенной комнате и брёл изучать окрестности. Надо сказать, в первые дни таких блужданий он не мог не то что выйти из замка, но даже найти обратную дорогу, столь огромен и изменчив он был. Вот, кажется, идёшь по мало освещённому коридору, а в следующее мгновение оказываешься в открытой галерее, продуваемой всеми ветрами. И тут же обнаруживаешь себя в пустом мрачном зале, предназначение которого совершенно неясно. Особенно жуткими были тени. Они таились в каждом углу: в хоть сколь-нибудь заметной трещинке, складках тяжёлых штор, грубой канве гобеленов, изгибах барельефов, украшавших все потолки, редкие статуи и вовсе казались живыми от неторопливого танца мрака. Чувство внимательного пристального взгляда не исчезало ни на одно мгновение, от него крутило желудок и бросало в холодный пот.
И тишина. Гулкая, зыбкая, поглощающая все звуки. Преследовала попятам подобно хищнику, готовому настигнуть добычу. Пробуждаясь от болезненного кошмара, он слышал вдалеке голоса, шаги, отголоски разговоров, но, выходя из спальни, обнаруживал лишь пустой замок, где бы ни находился. Будто никого, кроме него, в нём никогда и не было. Лишь один раз Акио удалось встретить девушку, плотно укутанную в чёрную мантию. Он окликнул её, поинтересовался, где здесь выход, она заметалась, взгляд её забегал по сторонам, а затем она растаяла тёмной дымкой, оставив Охотника тихо обмирать от ужаса.