призналась Андреа, одновременно раскладывая на стол тарелки с яичницей и тостами.
Лицо младшего брата вытянулось. — Нам надо будет уехать, малыш, на некоторое время, и ты сдашь экзамены досрочно.
— Что? — Он аж подскочил, а я осторожно накрыл его ладонь своей рукой в знак
добродушного жеста и после перевёл взгляд на мать:
— Я помогу тебе подготовиться. Куда мы уезжаем?
— Надо навестить старого друга, — отрезала та и задержала на мне свой взгляд на
несколько мгновений, словно прикидывала что-то, чуть сощурилась, а затем вернулась
к турке с кофе. — Это только на лето, не переживайте.
— Я и не переживаю, — огрызнулся я невольно, ложкой вскрывая желток яичницы и
слизывая его. — Какая мне разница, если меня заперли в четырёх стенах.
— Ох, дорогой, — вздохнула она и, сев напротив меня, подняла такой сочувствующий
взгляд, что мне немедленно захотелось встать и уйти обратно в комнату. — Поверь, Рафаэль вовсе не хотел… стеснять тебя или сделать плохо. Это… своеобразная забота.
— Серьёзно? Ты в это веришь? — я приподнял бровь, но решил на этом ссору закончить
и только покачал головой, уткнувшись в тарелку. — Когда мы уезжаем?
— Полагаю, что через неделю, как только у Сэто закончатся экзамены.
Брат рядом со мной вздрогнул, но ничего по этому поводу не промолвил и лишь
взглянул на меня полными надежды глазами.
❃ ❃ ❃
Сказано — сделано. Вся последующая неделя у меня прошла куда более активно, чем все
предшествующие ей месяцы. Сэто буквально на ушах стоял, ходил, прыгал, в общем, делал абсолютно всё, что не помогало ему сосредоточиться на подготовке к экзаменам
и их непосредственной сдаче. Я же был за него абсолютно спокоен, зная, что он всё
необходимое вспомнит, а то, что не знает, всегда может прочитать на шпаргалках, которые я ему любезно сделал. И чем больше он нервничал, тем меньше спал и, как
следствие, чаще забирался на меня, требуя успокоительного в виде ласк и поцелуев.
Кто я такой, чтобы отказывать в проявлениях любви к собственному брату? И хотя Мик
нередко заглядывал ко мне, умудряясь профессионально выкрадывать из-под носа у отца
и возвращать обратно так, что пропажу даже не замечали, однако это не мешало мне
поддаваться брату. Прежней любви во мне, наверное, осталось лишь чуть, и я уже не
мог с уверенностью сказать, что ради Сэто пошёл бы на всё. Чёрт возьми, да его
прикосновения уже мало что значили для меня! Но с упорством горного осла я не
переставал время от времени лобзать его да ненавязчиво нежить. Притом такая сладкая
довольная улыбка, расцветающая на его губах, явно шептала: мне больше ничего нужно
и не было.
В роковой день нас разбудили ни свет ни заря. Точнее, разбудили Сэто, который спал
у меня на плече, умаявшись после всех экзаменов и зубрёжки. От стука он вздрогнул, застонал, приподнял встрёпанную голову и поглядел на меня опухшими, заспанными
глазами.
— Мальчики, вставайте. — Андреа заглянула в комнату, и я едва успел натянуть на нас
одеяло, уставившись на мать с возмущением. Она с пониманием увела взгляд в сторону, щадя «юношескую стыдливость». — Завтрак готов и ждёт на кухне. Помойте за собой
тарелки. Мы с отцом дождёмся в машине.
Закрыв за собой дверь, она спешно и легко удалилась. Сэто со стоном откинулся на
подушки и повернулся к ним лицом, пытаясь натянуть одеяло на голову:
— И вот приспичило же им.
— Поднимайся, ворчун, в машине поспишь, — ухмыльнулся я, осторожно стягивая с него
одеяло и целуя в плечо. — Ну что, мне тебя с собой в ванную тащить?
Сэто тут же оживился, завозился, сел в постели, потёр глаза и тут же вылупил на
меня:
— А что, можно?
— Можно, конечно, но тогда мы застрянем тут на два часа. Бегом в душ, я пока
перепроверю сумку.
Брат с тихим ворчанием ушёл, я же неторопливо застелил постель, напялил на себя
одежду, одним глазом проверил сумки, а затем позвонил Микаэлису. Некоторое время
ответ всё не раздавался, и мне было совестно, что я ему столь рано звоню, ведь
наверняка он только недавно уснул. Но всё же гудки прекратились.
— Артемис? Что-то случилось? — Голос мужчины был хриплым, но таким сексуальным, что
я невольно забыл, зачем звоню и что вообще хотел сказать. – …Арти?
— Прости, что разбудил, — повинился я негромко, боясь, что меня услышат, — мы
сейчас уезжаем.
— Так рано? — Здесь я услышал шелест одеяла и тихий скрип кровати: видимо, Мик сел, чтобы не уснуть. — Очень похоже на спешный побег.
— Это он и есть. Я не знаю, куда мы и к кому едем, но на всякий случай включил GPS
на телефоне. Считай меня параноиком, но это всё дурно пахнет. — С этими словами я
проверил ноутбук, зарядники, модем, а затем, прихватив сумки, двинулся в сторону
кухни. — Постараюсь отписаться или позвонить пораньше. Если пропаду — знай: я тебя
люблю.
— Идиот, — Мик ухмыльнулся, а кровать вновь скрипнула. — Всё будет в порядке.
— Я попытался посмотреть, как связаны пропавшие люди. Пока что не нашёл никаких
сведений и совпадений.
— Ты точно параноик. — В голосе Мика сквозила благодушная усталость, и лицо моё
невольно искривилось в дурной улыбке. — Не думай об этом, Артемис, серьёзно.
— А если пропадёт Сэто? Если я вдруг пропаду, ты так же будешь говорить? — плеснув
кипяток в растворимый кофе, а затем залив его молоком, я тихо вздохнул. — Как
скажешь, Мик, но я… Слушай, я уже говорил, что слышал.
— Да, дело — дрянь. Но представь, что едешь отдохнуть за город. Вдруг там шикарный
особняк, горничные в коротких платьях. — Мик пустился в размышления о том, что там
может быть за друг, и вскоре уже рисовал яхту на заднем дворе. — По-моему, неплохо
после духоты Токио и голимого бара.
— Иди к чёрту, — буркнул я и вяло прожевал бутерброд с плавленным сыром, следом
запивая его остатками кофе. — Брат идёт. До созвона.
Мик угукнул, а я выключил телефон, а после убрал его в карман. Почти тут же зашёл
Сэто, зевая и ругаясь на чём свет стоит, что подогрев воды уже отключили, и ему
пришлось дрожать под ледяным душем. Сделав как можно более сочувствующий вид, я
подпихнул ему его бутерброды:
— Хватай и вперёд в машину. Ты и так там засиделся.
Брат усиленно забурчал, но, сжав один бутерброд зубами и другой осторожно подхватив
кончиками пальцев, двинулся на выход. Я же вымыл посуду и последовал за ним, всего
на мгновение замерев у выхода. У меня было стойкое ощущение того, что этот дом
снова я увижу не скоро. И хотя пропитался к нему глубокой ненавистью, хотя мечтал
убраться прочь, но всё равно чувство неясной тревоги провожало меня до самых
дверей. Выключив свет в прихожей и вдев ноги в кеды, я вышел на улицу.
Рассвет только занимался над городом, было морозно, свежо, и после душных дней это
было самым настоящим благословением. Поборов желание усесться на холодную траву в
росе, надышаться свободой и тишиной, я подошёл к белой хонде и забрался на заднее
сидение, где, шумно сопя носом, жевал Сэто.
— Ты закрыл двери? — бросил отец, заводя машину.
— Нет, оставил открытыми нараспашку, а ещё снял сигнализацию с твоей любимой
рапиры, — огрызнулся я, понимая, что меня ждут худшие дни в этой чёртовой жизни, —
так что беги скорее закрывать сам.
— Артемис, Рафаэль, — строго и устало произнесла Андреа, не давая нам с отцом
сцепиться в сладостной ругани, — давайте проведём этот отпуск, как… семья. Прошу
вас, хоть ненадолго побудьте сыном и отцом.
— Как же, — в один голос отозвались мы, и я насупился, отвернувшись к окну.
Не прошло и десяти минут, как размеренный гул мотора машины в томной езде усыпил
меня, и я уснул, уронив голову на плечо брату. Конечно, после этого обязательно
будут болеть спина и шея, глаза и голова будут раскалываться от боли, но бороться с
этим я совершенно не мог. Отец и мать никогда не включали радио в машине, у них не
играла музыка, а потому особых развлечений тут никогда не было. Несколько раз я
просыпался, но засыпал снова, Сэто был со мной абсолютно солидарен, вдохновлённо
похрапывая. Очнулся я уже в ночь, словно от удара, и незаметно приоткрыл глаза. И
снова стал свидетелем того разговора, который, скорее всего, не должен был слышать.
— Ты уверена, что это разумное решение? — кажется, уже в сотый раз поинтересовался
отец, не отвлекаясь от дороги, куски которой вырывал из темноты яркий свет фар. — Я
не говорю, что не доверяю Акире, но идти к нему в такой ситуации…
— Не понимаю, о чём ты говоришь. — Я впервые слышал такой раздражённый голос у
матери, а потому невольно удивился, но прикрыл глаза, просто слушая и усердно
глубоко дыша. — Он уже скрывал нас после рождения Сэто и ничего плохого нам не
сделал. Так почему теперь это тебя беспокоит?
— Ты знаешь его, — отрезал Рафаэль, приоткрывая окно и раскуривая одну из своих
вонючих дымных сигар. — Акира тот ещё подонок. Зная его, тащить к нему Сэто и
Артемиса…
— Что он сделает? — Мать говорила с каждым разом всё злобнее, голос её набирал
обороты, и Сэто рядом со мной напрягся, но я беззвучно поцеловал его, и он вновь
умиротворённо засопел, теснее прижавшись ко мне. — Он не станет делать ничего из
ряда вон, иначе его заметят в первую очередь и именно за ним явятся. Ну, а
переманивать мальчишек ему нечем.
— Ты так уверена? — в голосе отца засквозила такая откровенная ирония, что я едва
сдержал улыбку.
— Ох, хватит об этом. Просто давай расслабимся и немного отдохнём. Не хочу думать
ни про отца, ни про Акиру. И, если ты будешь снова давить на Артемиса, клянусь, Рафаэль, я оторву тебе всё, до чего дотянусь.
— Иными словами, я могу не переживать, даже если ты попытаешься.
Мать хлопнула его по плечу, и мужчина тихо ухмыльнулся, пуская прежний вонючий
густой дым в салон. Он забивал горло и нос, и я всё же закашлялся, садясь, выпрямляясь и пытаясь продышаться. Открыв окно, я судорожно вдохнул ударивший
внутрь машины свежий воздух, но тут же снова закашлялся.
— Курить меньше надо, — рыкнул на меня отец, срезая подожжённую часть сигары во
встроенную пепельницу, а остаток укладывая на приборную панель. Дым тут же
выветрился.
— Иди… — Я поймал предупреждающий взгляд матери в зеркале заднего вида, отвёл
взгляд в окно и сквозь зубы продолжил: — Кто бы говорил.
Довольно улыбнувшись, Андреа откинулась на спинку сидения и, достав из небольшой
сумки вязание, принялась ловко орудовать спицами, что-то мурлыкая себе под нос.
Сэто повалился ко мне на колени, захрапел чуть громче, и я, не выдержав, прикрыл
ему рот, чтобы совсем уж не разорялся. Некоторое время царило напряжённое молчание, я ловил на себе несколько странные взгляды — точно родители пытались понять, слышал
я что-нибудь или нет. Я усердно делал вид, что только проснулся и занят
исключительно тем, чтобы выгнать боль из мышц.
— Долго нам ещё ехать? — наконец задал я волнующий меня вопрос.
— К утру будем на месте. — проворковала мать, не отвлекаясь от своего дела, и я со
стоном растёкся по сидению, пытаясь придумать себе занятие.
— К утру?! Мы что, едем на другой конец Японии?
— Нет, нужное нам место в нескольких километрах от Кавасаки.
— До Кавасаки ехать от силы четыре часа, — заметил я с укоризной, покосившись на
неё. — Мы уже почти сутки в дороге.
— Была пробка, — вместо матери отозвался Рафаэль. — И мы заехали по дороге в пару
мест. А если ты закончил ныть, перестань отвлекать меня от дороги. Благодарю.
Чувствуя, что вскипаю, я включил телефон и загрузил карту. GPS радушно оповестил
меня, что мы удаляемся от Хокуто. Чтобы вам было понятно, объясню вкратце: это было
совершенно не по пути к Кавасаки. Но это всё равно не пролило бы свет на подобную
задержку в дороге. Иными словами, всё было похоже на то, что отец с матерью
тщательно пытались скрыть следы собственного присутствия. Отчаяние моё росло в
геометрической прогрессии, спать я больше не хотел, Сэто пребывал во власти Морфея, мать вязала, а отец никогда не был для меня приоритетно интересным собеседником.
Звонить Мику при них я не торопился, а лезть за ноутбуком в багажник не
представлялось возможным. Казалось, что ещё чуть-чуть и я взвою на луну, зависшую в
разрыве бледных облаков над тёмным далёким небосклоном и только так в сей же час
бесстыдно озарявшую свидетелей самого что ни на есть истинного незамысловатого
семейного счастья во всей округе — нас.
— Хватит пыхтеть, — первым нарушил молчание Рафаэль и стрельнул в меня режущим
взглядом, на мгновение, пригвоздив к заднему сидению. — Почитай что-нибудь.
— Тогда останови эту чёртову таратайку и дай мне взять книгу, — отразив атаку, прошипел я, скрестив на груди руки.
— Читай. На. Телефоне.
Что ж, несмотря на моё полное презрения фырканье, совет был дельным. Телефон был
заряжен под завязку, а страдать от ничегонеделания остаток пути казалось мне глупым
в высшей степени занятием. И хотя мудрость «Свобода даруется лишь тому, кто
отрекается от мирских благ», или «Недеяние не означает бездеятельность», так и
просилась на язык — я проглотил и её. Чтобы найти на телефоне нечто интересное, пришлось постараться, ведь, по моему мнению, исключительно всё там было интересно и
выбрать среди тщательно скопленных мною богатств особую жемчужину было
проблематично. Но вскоре недра итальянских фразеологизмов полностью поглотили моё
внимание. Они же и усыпили меня уже через пару часов. Впрочем, такое монотонное
занятие в машине, что мерно двигалась в неизвестном мне направлении, не могло не
убаюкать.
Разбудил меня снова резкий толчок. Но на сей раз не толчок в яму семейного краха, а
задние колёса, зацепившие какую-то неровность и заставившие тачку ощутимо
подпрыгнуть, встряхнув пассажиров — и меня в том числе. Осознав себя вновь
задремавшим, я даже несколько поёжился: снаружи уже было утро. Снова. Шея и спина
болели нещадно, едва не заставляя меня шипеть от иголок, пробегающихся под кожей, однако я удержался от комментариев. Густой, почти молочный туман стелился низко к
земле, и за его покровом было сложно что-то различить. Впрочем, мы ехали так
медленно, судя по всему, вовсе не из-за тумана. Похоже, мы, наконец, прибыли.
Тяжёлые кованые ворота распахнулись, и отец принялся заруливать вовнутрь. Колёса
глухо шуршали по гравийной дорожке. Если бы я не был уверен в том, что из Японии мы
никуда не девались, я бы предположил, что мы заглянули на огонёк к английскому
аристократу. Полукруглая мраморная лестница огибала крыльцо с двух сторон, высокие
колонны поддерживали крышу над входом, откуда скалились горгульи — страшные, как
моя жизнь. Высокие окна были задёрнуты тяжёлым бархатом тёмно-бордовых штор, и
толком не было дано понять, что же происходит за их границей. Тот, кто
спроектировал это здание, явно плохо дружил с какими бы то ни было понятиями о
внешнем виде домов и как таковых усадеб: несколько труб торчало в самых неожиданных
местах, а потому крыша казалась очень злым ежом, почти что дикобразом. Но, несмотря
на всю нелепость, выглядело это место как-то угрюмо и почти что зловеще. «Вот тебе
и отпуск, — мысленно вздохнул я, первым выкатываясь из машины и принимаясь
потягиваться, гнуться во все стороны, разминая затёкшее тело. — Здравствуй, семейка
Аддамс».
Оглядевшись по сторонам, я передёрнул плечами: дымки тумана обступали всё вокруг, подобно стае голодных призрачных ворон-падальщиков, которые пока лишь наблюдали и