Итшуан, словно тень, ходил за Урстенерой, открывал перед ней двери, отодвигал мебель, помогал прорываться через пыльные коробки… Он почти сразу догадался, что женщина что-то ищет. Через некоторое время он был практически уверен, что это — тайник в стене. Даже оценил хитрый ход — все сейчас на первом этаже, на втором — тихо и пусто, только они двое бродят из комнаты в комнату, изучая зеркала, отодвигая шкафы, простукивая стены…
— А если кто-то заметит, что вы тайник ищете? — не выдержав, поинтересовался парень. — Вернутся, увидят шкаф не на месте, удивятся и догадаются…
— Это низшие, — презрительно отмахнулась Урстенера. — Они больше сюда не вернутся. Каждый, кто получил конверт, почувствует непреодолимое желание покинуть этот дом как можно быстрее. Прислуга потом приведет все в порядок и соберет их вещи в коробки…
— Но они ведь тоже смогут что-то заподозрить.
— Они все забудут, — отмахнулась женщина. — Я оставлю нескольких вкусных и надежных или легко внушаемых, а остальных выгоню, скорректировав их воспоминания.
Урстенера понимала, что ведет себя излишне нетерпеливо. Что можно было подождать до завтра, что бродящий за ней демон на самом деле прав… Но внутри словно тюкало что-то, подгоняя действовать быстрее, как будто она куда-то опаздывала.
Зеркало, надо найти зеркало…
«И на центральном этаже, в стене, твоим прикрытой отраженьем, найдешь ты главный мой секрет: как увеличить девочек рожденье».
Небольшой деревянный сундучок прятался за старым, встроенным в стену зеркалом. Урстенера сразу заподозрила, что она почти у цели, потому что зеркалу явно было столько же лет, сколько и дому — более двух, а то и трех сотен. Аусваинга не сильно в этом разбиралась, просто оценила ширину трещин на деревянной раме и облезшую, причем уже не в первый раз, краску.
— Стой у двери, чтобы никто не вошел! — инстинктивно приказала женщина, позабыв, что с ней не Жуан, позабыв обо всем…
Конечно, просто так открыть тайник не получилось, но Урстенера сразу заметила почти затертую подпись Майры Бойнейры в левом верхнем углу…
Странно, что за столько лет никто не попытался поменять это старое зеркало, снять его со стены, нажать на витиеватую закорючку, которая вначале была явно заметнее.
Должна быть какая-то хитрость… Ну конечно! Стандартная забава их богини — вонзившийся в палец шип с ядом, иммунитет у которого есть только у аусваингов. Даже высший демон мог бы не выжить после такой дозы!..
— Вам плохо? Позвать Эрстена?..
— Нет! — Урстенера покачнулась и прислонилась к стене, выжидая, пока организм постепенно уничтожит последствия отравления.
Наверняка глупые люди считали эту комнату проклятой. Именно поэтому она такая пыльная, заваленная всяким хламом, окна занавешены черным и дверь закрыта на несколько замков.
— Все в порядке. Выйди отсюда.
— Зачем? — Итшуан с недоумением и едва заметным волнением посмотрел на женщину.
Он кинулся к ней, думая, что она вот-вот потеряет сознание. Подхватил, помог присесть на невысокий пуфик, пыльный и облезший, как все в этой странной комнате.
Юноша уже пару раз разразился длинной чихательной руладой и чувствовал, что вот-вот начнется новый приступ чихания.
— Чтобы ты не видел то, что для твоих глаз и для ушей Баджэена не предназначено, — недовольно пояснила аусваинга. — Одно дело, если ты ему донесешь, что мы что-то ищем. И совсем другое, если расскажешь, что именно мы нашли. Так что выйди из комнаты, немедленно.
Растерявшийся от такого напора юноша вылетел за дверь, прижался к ней спиной и глубоко вдохнул. Обидно… Он сам совсем забыл о своей обязанности доносчика, а вот она… она… она уже заранее его ею попрекнула!.. Уйти вниз? К Эрстену?..
Но инстинктивно Итшуан уже начал воспринимать Урстенеру как ту, которую надо оберегать. О матери надо заботиться и вот об этой красивой женщине, упорно его не замечающей.
Значит, надо стоять под дверью и никого не пускать.
Тут в комнате раздался страшный грохот, потом гортанная ругань… не надо было знать язык, чтобы понимать — это ругань!
— Все хорошо? — юноша не стал влетать в комнату сразу, сдержался. Постучал и негромко уточнил, все ли в порядке.
— Все отвратительно, — объявила Урстенера, распахнув дверь ударом ноги. Итшуан едва успел сместиться в сторону, чтобы не оказаться у нее на пути. — Мне нужен храм Тевавора Мохеса… И я даже не представляю, где он может находиться! — тут женщина обернулась и пристально уставилась на Итшуана: — А ты же тоже на нас из храма какого-то свалился, верно?
Глава 9
Тот же пласт мира в тот же самый временной интервал
Азмирк, сжав зубы, стоял на коленях и смотрел в землю. Ненависть распирала его изнутри, мешая сосредоточиться и придумать выход. Хотя какой может быть выход, когда храм Тевавора Мохеса уничтожен, а почти все жрецы перебиты? В живых остались только трое тихса-канов, причем совсем юных, не проведших самостоятельно еще ни одного ритуала или обряда. И пятеро рахса-канов, воинов при храме.
Их обучали убивать все живое… все и всех, кроме аусваингов. Грязь и пыль осталась от когда-то прекраснейшего здания, высушенные бескровные тела — от тех, чьи предки жили здесь более шести сотен лет.
Какая странная насмешка судьбы… Майра Бойнейра исчезла во время битвы со своим мужем, Тевавором Мохесом, тем самым проиграв и битву, и очередную вселенную, а ее забытые создания, аусваинги, генетический эксперимент, игрушка богини… медленно, но верно отвоевывают мир за миром у поклонников бога-победителя, и тот не вмешивается… уже очень давно не вмешивается ни во что.
Вот и сейчас, вместо того чтобы явить свою мощь, разнести этих вампиров, харакел парах… он где-то шляется!..
Азмирк был уверен, что Тевавор палец о палец не ударит, чтобы защитить последних выживших, и их всех принесут в жертву Майре.
Хорошо, что его с детства определили в воины, иначе изгнали бы из храма за крамолу. Хотя… Тогда бы он не стоял сейчас связанный на коленях у первого попавшегося подходящего камня, который варвары-высшие нарекли жертвенным алтарем.
Весна, как нарочно, маняще радовалась, отмечая свою личную победу над зимой. В лесу, за стенами храма, громко пела счастливая пичужка. Одуряющий аромат растоптанных цветов и поломанных деревьев смешался с запахом гари, крови и пота.
Весна… его девятнадцатая весна… Умирающие цветы пахли сильнее, чем люди. Или просто Азмирк хотел запомнить напоследок именно весну, а не смерть.
Тут рядом истошно завопил Кнек. Полное имя этого тихса-кан было Кнек`т-тшун-фун, но кто же станет ломать язык ради семнадцатилетнего мальчишки? Уж точно не его ровесники!
Азмирк оторвался от изучения муравья, ползущего по своим мирным делам, и огляделся. Да, лучше снова вернуться к муравью… старается, тащит что-то в свой домик. Хорошо, что его дом не разрушен и ему есть куда тащить.
Кнек, передохнув, снова набрал в грудь воздуха и приготовился опять издать вопль.
— Заткнись, — сквозь зубы процедил Азмирк, хотя еще за час до нападения на храм должен был вежливо склоняться в поклоне, когда Кнек`т-тшун-фун величественно шествовал мимо.
Но Кнек даже не отреагировал на грубость, он с ужасом, хватая ртом воздух, смотрел, как трое аусваингов когтями разрывают на куски тело одного из его друзей.
Азмирк кинул взгляд на алтарь и снова уставился в траву. Муравей уже скрылся, сосредоточить свое внимание было не на ком, просто сконцентрироваться для медитации — невозможно. Кнек рядом визжит, парнишка на алтаре кричит… Харакел парах! Хорошо хоть третий тихса-кан благополучно упал в обморок. Даже завидно…
Главное, не думать о том, что скоро на этом камне окажется он сам… Главное — не думать! Иначе внутри все сжимается от противного липкого страха и в голове начинает пульсировать только одна мысль: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!». Иногда ее сменяет заунывное: «Только не так!» или совсем обреченное: «Главное, чтоб быстро…».
Тут к алтарю подошел еще один аусваинг. Похоже, молодой, хотя кто их в боевой форме разберет?
Азмирк как раз нашел достойный наблюдения объект — маленького жучка, медленно ползущего вверх по травинке. Но следить за новым аусваингом было интереснее. Высший произнес что-то приказным тоном на рычаще-гортанной тарабарщине, при этом махнув рукой в сторону пленных.
Трое испачканных в свежей крови аусваингов, подъедающих с камня то, что еще несколько минут назад было человеком, явно были против того, на чем настаивал вновь пришедший. Даже по выражению их страшных морд это было понятно. Но они еще и вступили в перебранку друг с другом.
Слушать их пререкания было отвлекающе-приятно. Азмирк расслабился и очередной раз вспомнил добрым словом своего учителя, утверждавшего, что между мозгом и мышцами есть не только прямая, но и обратная связь. Сжатое от напряжения тело тоже расслабилось, и сердце перестало стучать так, как будто сейчас пробьет ребра.
«Только не так… Не хочу! Главное — не думать!»
Молодой аусваинг прорычал последнюю фразу и что-то выкрикнул в воздух. Тут же отовсюду начали слетаться большие черные вороны, превращающиеся на земле в страшных, грязных, уродливых древних старух. Одни из них были совсем лысыми, у других торчали клочки волос; общим у всех были крючковатые носы, сморщенные лица, безумство в мутных глазах…
Азмирк с презрением, смешанным с легкой завистью, посмотрел на поникшего без сознания Кнека. Жаль, что его разум так легко не расстается с телом. Потому что старушки начали сновать вокруг пленных, изучая, разглядывая, мерзко хихикая и протягивая к ним свои уродливые трясущиеся руки.
Все пятеро рахса-канов сгруппировались, образовав круг, лицом к странным тварям. Да, их связали так хитро, что ни пошевелить руками, ни встать с колен не получалось, но стоять вот так, плечом к плечу, было привычно и поэтому спокойнее. В середине этого круга находились два тихса-кан, оберегать которых считалось основной задачей всех воинов храма.
Аусваинг, вызвавший страшилищ, сидел на жертвенном камне, скрестив ноги, и с интересом наблюдал за людьми. Как будто выбирал, причем прислушиваясь к каким-то своим внутренним чувствам и ощущениям.
— Элифаирабтизак! — прогремело над развалинами храма, оповещая, что выбор сделан. И страшные старушки разбежались в разные стороны, разлетелись воронами, взмыли в небо и исчезли.
А аусваинг, спрыгнув с камня, подошел и, раздвинув круг из пятерых связанных людей, завис над еще не совсем пришедшим в себя Кнеком. С сомнением оглядел его, потом перевел оценивающий взгляд на стоящего рядом Азмирка. Снова посмотрел на Кнека. Презрение на его страшной морде было написано большими яркими буквами.
Подошедший следом один из жрецов приподнял застонавшего мальчишку одной рукой, когтем на пальце перерезал веревки и поставил Кнека на землю. Потом прицокнул с какой-то мерзко-противной ухмылкой и когтем же срезал с паренька всю одежду, с шорохом, лоскутками опавшую на землю. Тихса-кан, замерев от ужаса, мог лишь только приоткрывать рот, издавая странные полухрипы-полустоны.
Азмирк и два аусваинга смотрели на него почти с одинаковым выражением презрения на лице.
Еще один тихса-кан продолжал лежать в глубоком обмороке и не мог приободрить друга. Да, наверное, и не стал бы…
Время как будто остановилось, и только довольная жизнью пичужка в лесу продолжала петь свою песенку. Азмирк даже глаза закрыл, так не совпадали счастливые трели из леса, запах распускающихся цветов вокруг, смешивающийся с потом, кровью, гарью… и страшная в своей спокойной обыденности картина перед глазами. И если от вони войны и смерти избавиться полностью было нельзя, то смотреть на Кнека его точно никто не заставит!
— Посмотри на меня, — неожиданно произнес кто-то рядом.
Голос был приятный, с легкой хрипотцой и немного усиленной «р». Азмирк напрягся, догадываясь, что говорят это, скорее всего, ему.
Чтобы он не сомневался, тяжелая лапа хлопнула его по плечу. Не стой он уже на коленях — ноги бы подкосились. Решив не нарываться в последние минуты жизни, Азмирк приоткрыл один глаз. Страшная морда аусваинга нависала прямо над ним.
— Какому богу ты будешь молиться перед смертью? — выдохнули в него вопрос, и в нос шибанул запах сырого мяса, причем не первой свежести.
Аусваинг пристально смотрел на Азмирка, ожидая ответа. Чтобы их лица находились примерно на одном уровне, странному существу пришлось присесть на корточки, и все равно он возвышался над человеком, хотя юный рахса-кан никогда не считал себя хрупким и был довольно высок, по меркам людей.
Обдумывая ответ, Азмирк изучал сидящего напротив него монстра. Чернокоричневая кожа, обтягивающая гору мышц, лысая голова с огромными раскосыми глазами сине-зеленого цвета. Рога, острые и длинные, как у козлов при храме. А за спиной огромные кожистые крылья.
Четверо остальных рахса-канов с изумлением смотрели на своего товарища. Им не надо было столько времени, чтобы быстро выпалить: «Тевавору Мохесу».
И тут тот, кто тем более не должен был сомневаться в выборе бога, пролепетал: «Я буду молиться Великой Матери аусваингов, Майре Бойнейре. Ведь меня собираются принести в жертву именно ей…».
Аусваинг поднял взгляд на Кнека и хмыкнул, вложив в интонацию сразу очень много. И то, что, по его мнению, такой трус не достоин молиться его богине, и то, что ничего другого он не ожидал, и то, что…
Жрец из высших тоже хмыкнул, и тоже очень эмоционально. Но он хотел сообщить миру о своем разочаровании и о том, как он расстроен, но возражать против происходящего не видит смысла.
Молодой аусваинг, так и не дождавшись ответа, встал, коротко пророкотал что-то, ткнув пальцем сначала в сторону Кнека, потом — Азмирка.
Жрец отчаянно замотал головой. Аусваинг снова пророкотал, отрывисто, одно-два слова, не более того, и все возражения на этом закончились. Однако на морде жреца появилась очень нехорошая, противная такая ухмылка, когда он посмотрел на Азмирка.
Несколько взмахов когтем, и вот веревки и одежда валяются на земле. Юноша даже не сразу понял, что произошло. Обнаженность не смущала его. Рахса-канов до пятнадцати лет тренируются голыми, чтобы учитель мог видеть движение каждой мышцы на теле и чтобы не рвать одежду во время тренировок.
Окинув Азмирка оценивающим взглядом, аусваинг одобрительно кивнул и, перекинув Кнека через плечо, ухватил своего второго пленника за руку и потянул за собой.
До леса они дошли довольно быстро.
Азмирк старался не замечать, с какой чудовищной силой сжимает монстр его запястье. В лесу весной пахло еще более одуряюще-пьяняще, и птиц тут было слышно лучше. Не только одну, самую громкую их песню, но и тихие «перефьюти», и опасливо-настороженное «чьиви», и даже прицокивание из травы суймеры, маленькой серенькой пичужки, совершенно незаметной на земле из-за своей окраски.
Но громче всех радостно разливались по всему лесу уже ставшие родными трели «тирли-лирли». Азмирк благодарно улыбнулся неизвестной птичке — ее пение отвлекало его все то время, что он ожидал своей участи у жертвенного камня, и сейчас помогает не замечать боль в запястье.
Болезненность в освобожденном от веревок теле Азмирк пережил стоически, а вот стальной захват пальцев аусваинга терпеть было сложнее.
— Приготовься, — прорычал высший, и мир дернулся, расплылся и вновь стал четким… но другим.
К ним тут же подбежал еще один аусваинг, судя по восторженному выражению мордашки, более поджарому телу и ощущению какой-то внешней и внутренней тонкости и хрупкости — совсем молоденький.
Подхватив Кнека и кинув заинтересованный взгляд на Азмирка, он радостно унесся куда-то, откуда и появился.
Их перенесло в небольшой городок-крепость, на довольно широкую улицу, вымощенную круглыми гладкими булыжниками. Вокруг — три высоких здания из камня, несколько десятков одноэтажных каменных домиков и множество деревянных построек.
Обернувшись, юноша увидел стену наугольной башни, высоченной, порядка семидесяти челоростов. Даже голову задрать пришлось, чтобы разглядеть верхушку и последнее смотровое окно.