Он обмакнул перо в чернила и написал:
«Дорогой Генри,
Прошел месяц с моего возвращения домой…»
Рука замерла над новой строкой. Он не знал, как поделиться всем тем, что накопилось у него на душе и в мыслях. Немного подумав, он продолжил, описывая, как обстоят дела у Адамсонов, у него в семье, начал писать про полк офицеров и снова сконфузился. А нужно ли сообщать, что здесь мистер Картер? Насколько мог понять Билл, их отношения были более чем натянутыми. Тем более, тот рассказ о хозяевах Памберли до сих пор волновал юношу. Спросить ли, правдив он или нет? Билл не стал писать этого, однако поведал о полке и мистере Картере. На этом месте письма он снова замер. Такой человек, как мистер Одри, не мог бы его неправильно понять, но писать об этом поцелуе… Должно быть, не стоит. Возможно ли, что мужчине это будет неприятно? В Лондоне он был предельно искренним с ним, но они так и не объяснились. Томсон не знал, что тот чувствует, и не хотел сейчас узнавать это в письме.
Посему он написал просто:
«Мистер Картер проявляет интерес к моим сестрам. Я слышал от него, что вы были знакомы, и это знакомство нельзя назвать удачным (с его слов). Поскольку я склонен больше верить вам, я не поверил его словам. Я понимаю, что не вправе спрашивать вас о том, что произошло, но надеюсь, вы хотя бы дадите мне его характеристику от вас. Вашему мнению я доверюсь всецело».
Перечитав письмо, юноша нашел его невероятно официальным. Ему так хотелось передать хотя бы часть того, что он действительно чувствовал. И после постскриптума, он дописал:
«Надеюсь, вы решили все свои дела и не забыли своего друга, которому вы дороги. Скучаю по Лондону, здешняя жизнь кажется мне неполной.
С любовью и надеждой на скорую встречу,
Уильям Томсон».
Юноша покраснел, глядя на собственную подпись, но не стал ничего исправлять. Возможно, он слишком опрометчив и самоуверен, однако он надеялся, что месяц разлуки значит что-то не только для него, и отсутствие писем от Одри объяснимо его занятостью, а не нежеланием продолжать знакомство.
Он запечатал письмо и поднялся из-за стола. Только сейчас он снова вспомнил о произошедшем с Картером и твердо решил, что этот безрассудный поступок не заслуживает его внимания.
- Матушка, отправьте, пожалуйста, слугу на почту с этим письмом, я надеюсь поспеть к утреннему обозу, - обратился он к сидящей в гостиной матери. Та лишь кивнула, даже не взглянув на адресата. Должно быть, ее больше занимал тот факт, что во дворе, который хорошо просматривался из гостиной, стоял мистер Картер, окруженный Люси и Мэйли, которые что-то у него спрашивали. Злость волной снова поднялась в груди у юноши, когда их глаза с Дарианом встретились, и офицер улыбнулся ему. Неприятнейший человек.
========== Глава 12. Званый обед. ==========
Мистер Дариан Картер был настойчив. Уильям не понимал, когда дал слабину, но в результате общительности своих младших сестер ему приходилось терпеть общество офицера даже слишком часто. Молодой человек был обаятелен, дружелюбен и больше не проявлял никаких особенных чувств к Томсону, поэтому вскоре тот перестал опасаться каждого его жеста, хотя и держался значительно холоднее.
Билл каждое утро спрашивал у слуги, не пришла ли свежая почта, однако ответного письма все не было. Шли дни, которые наконец сложились в неделю, затем в две, и Билл откровенно скучал в родовом гнезде. Ему все хотелось куда-то ехать, что-то делать. После шумного Лондона ему претили деревенские танцы, местное невежество, он скучал по долгим разговорам с Генри, да и что греха таить, по нему самому. Иной раз его брала злость, что тот до сих пор не подал о себе вестей, но он всякий раз успокаивал себя, что, должно быть, у мистера Одри были важные дела.
Порой он думал, почему на поцелуй двух разных, но все же мужчин, он среагировал совершенно противоположно. Об Одри он вспоминал с трепетом и каким-то теплом, зато от вида Картера его бросало в дрожь, и отнюдь не в хорошем смысле.
Наконец однажды поздним утром, которое было похоже на все остальные до него, Уильям вернулся домой после прогулки и обнаружил готовую к выходу Кейт. Та, к слову сказать, хорошела с каждым днем, и Билл был счастлив за нее всем сердцем. Хотя он бы предпочитал, чтобы мисс Адамсон была рядом с этими двумя постоянно, поскольку в противном случае это порождало ненужные молодой незамужней девушке слухи.
- Уильям, почему ты еще не готов? – всплеснула руками матушка, неожиданно оказываясь рядом с сыном. – Неужели ты забыл, что Адамсоны пригласили нас на обед?
- Да, матушка, - повинился Уильям, у которого совершенно вылетело это из головы. – Неужели мое присутствие необходимо?
- Разумеется! – воскликнула миссис Томсон. – Даже твой отец не отказывается, хотя и не любит подобные мероприятия.
Уильям качнул головой, соглашаясь с неизбежностью этого визита, и направился наверх сменить костюм. Вскоре и он был готов, и все семейство уселось в коляску и направилось в Мэйндор. Хмурое лицо Билла не задевало никого, кроме отца, который всецело ему сочувствовал. Зато девушки и маменька были неприлично оживлены и веселы, всю дорогу они не умолкали. Наконец мученье кончилось, и Томсоны вышли перед главным входом поместья. Адамсоны встречали их на пороге.
- Ах, как хорошо, что вы все-таки приехали! - воскликнул мистер Адамсон, целуя ладонь миссис Томсон. Однако глаза его смотрели только на Кейт, которая скромно присела в реверансе. Адамсон поприветствовал и отца Билла, и молодого человека легким кивком.
- Мы были так счастливы вашему приглашению! - в свою очередь пустилась в любезности матушка, говоря сразу за всех. Младшие сёстры уже окружили мисс Адамсон, которая, щебеча с ними, направилась в дом.
- Позвольте проводить вас, - произнёс хозяин дома, ведя миссис Томсон. Хоть каждый гость и знал поместье наизусть, ритуал был соблюдён. Уильям шёл последним, с сожалением покидая залитое солнцем крыльцо и входя в дом. Они поднялись по лестнице, и тут мистер Адамсон всплеснул руками, словно бы что-то позабыл.
- Мистер Томсон! Я совершенно забыл вам передать, что мистер Одри сегодня прибудет в наш дом. Он послал вперёд слугу и уже едет. Обещался быть к ужину и просил передать вам, а я чуть было не забыл! Простите мою растерянность, - и не обращая внимания на тот эффект, который произвели его слова на бедного юношу, он вернулся к разговору с четой Томсонов.
Билл остановился, как громом поражённый. При всей своей тоске он не ожидал такой внезапной встречи. Однако он тут же встрепенулся, зная, что ему нельзя показывать свои эмоции, и направился за остальными. Однако и разговор, и еда потеряли для него всякий вкус. Кейт изредка отвлекалась на него, пытаясь развлечь разговором, но, не понимая в чем дело, считала, что ему скучно в этой компании, и переставала.
А Билл жил часами до ужина. Обед показался ему безвкусным, беседа блеклой, и даже прогулка по предместьям Мэйндора боле не занимала его ум. Он усилием воли обращал внимание на течение разговора, пару раз вставлял собственные реплики, но затем попросился посидеть немного в библиотеке за прочтением книги. Мистер Адамсон с радостью проводил его туда, думая, что гость просто плохо себя чувствует. Следует сказать, что всем непроницательным людям мистер Адамсон мог бы дать большую фору.
Уильям остался в пустой библиотеке, бесцельно взял одну книгу и уселся у окна, словно бы для света, а на самом деле из него прекрасно была видна дорога к поместью. Чтение не приносило прежнего удовлетворения и успокоения, часто молодой человек ловил себя за слишком сильно бьющимся сердцем. Тянулись часы и никто не беспокоил молодого человека. Один раз мисс Адамсон предложила ему совершить прогулку, однако он отказался. По большим часам в библиотеке он сверял время, бездумно переворачивая страницы книг. Он и не ожидал, что новость мистера Адамсона настолько выведет его из равновесия. Около четырёх он отложил книгу, не в силах больше справляться с собой. Он принялся придумывать, что мог бы сказать Генри, когда увидит его. Наверное, ему следует вести себя отстранённо и равнодушно, хотя все естество требовало, чтобы Билл как минимум бросился ему на шею.
Вдруг на дороге показался экипаж. Билл вздрогнул, прислонился к окну, глядя, как и в самом деле, по дороге мчится коляска. Он видел, как взбежал по ступеням слуга Адамсонов, предупреждая хозяев о прибытии гостя, как на крыльцо высыпалось все его семейство и Адамсоны. Он хотел было тоже спуститься, но посчитал, что тогда все поймут, что он следил из окна. Самое лучшее было игнорировать, потому Уильям уселся обратно в кресло, взял в руки книгу и принялся читать. Однако взгляд его все возвращался к окну, откуда он усилием воли возвращал его к страницам. Однако он увидел, как из экипажа вышла темная высокая фигура, как фигура поклонилась хозяевам, пожала руку его отцу, приложилась к рукам девушек и маменьки. Он не мог ничего слышать, но практически чувствовал, как низкий голос растягивает слова. В ушах у молодого человека зашумело, когда мистер Адамсон что-то сказал, и фигура повернулась к окнам библиотеки. Всего на секунду, но щеки Билла запылали, и он отпрянул от окна.
Сгорбившись в кресле, пытаясь прочитать хоть одну строчку, Уильям чувствовал, как горят его щеки и как ему не по себе, и как ему стыдно от такой реакции. Он не понимал себя, в разлуке с ним все было нормально, но стоило увидеть мужчину, как он не контролировал себя. В коридоре послышались шаги. Уильям склонился ниже над книгой, делая увлечённый вид и не смотря на дверь. Наверняка это слуга идёт, чтобы пригласить его к ужину. Точно-точно, это должен быть слуга. Поэтому когда дверь открылась, Уильям поднял голову и сделал равнодушное лицо. Но на пороге был не слуга.
На пороге стоял Генри, не снявший дорожный плащ и цилиндр, со сбившимся дыханием, словно он торопился подняться, оторвавшись от всей остальной компании. На пороге стоял его Генри, который одним взглядом заставил Билла спрятаться за книгой. Юноше стало жарко в прохладной комнате, он нарочито равнодушно отложил книгу и произнёс:
- Ах, это вы вернулись, мистер Одри. Мистер Адамсон говорил мне… - он хотел, чтобы это звучало равнодушно, но голос его задрожал на втором предложении, и Уильям замолк. Генри же молчал. Он прикрыл за собой дверь, поворачивая в замке массивный ключ, и только затем он шагнул в библиотеку.
Уильям молча смотрел, как тот приближается, однако не смог более терпеть, положил книгу в кресло и вскочил. Генри сжал его в объятьях такой силы, что у Уильяма хрустнули кости. У него прервало дыхание, когда он полной грудью вдохнул такой знакомый запах мужчины, смешанный с дорожной пылью и потом.
- Уильям, - проговорил Одри, произнося это своим голосом, который казался Биллу самым красивым в мире. - Я так скучал по тебе.
Тот собрался с мыслями, которые ускользали и произнес:
- Я тоже, - неловко обнимая мужчину в ответ, Билл замер, чувствуя, как Одри разжимает объятья и как медленно берет его лицо в свои большие ладони.
- Я так скучал, - повторил тот, глядя на него так ласково, словно Томсон был самым дорогим, что Одри потерял и вновь обрел. Большой палец руки Генри нежно погладил Билла по щеке, и тот прикрыл глаза, не в состоянии выдерживать этот долгий взгляд. Он почувствовал, как Генри склоняется, а затем его губ коснулись чужие губы, обветренные с дороги, сухие, но такие желанные. Билл потянулся вперед, несмело кладя ладони на спину мужчине и прижимаясь к нему. Нежный язык приоткрыл его губы и проник внутрь. Поцелуй углубился, дышать становилось нечем, но Генри был жаден, он прижимал к себе юношу и не отпускал, пока тот не задышал шумно через нос.
- С возвращением, - улыбнулся молодой человек, когда мужчина отстранился. Но тот ничего не ответил, снова обнимая его.
========== Глава 13. Первый снег. ==========
С приездом Одри, к Томсону, по словам его матушки, вернулась прежняя веселость. Уильям старался скрывать свою радость, однако счастливая улыбка то и дело наползала на его лицо. Сложнее всего было рядом с ним. Приглашения Адамсонов Билл теперь принимал с большой охотой, а на прогулки с их другом мчался на всех порах. Юноша понимал, что ведет себя опрометчиво, что его поведение подозрительно сверх меры, однако ничего не мог с собой поделать.
Месяцы в Лондоне теперь блекли по сравнению с времяпрепровождением в парке близ Мэйндора. Меж тем, медленно подбиралась зима. Желтые листья падали на землю, оставляя деревья торчать вверх голыми ветвями и стыдливо ежиться на ветру. И однажды утром, проснувшись, Билл увидел за окном свет – густой пеленой роняло небо первые хлопья мокрого снега. С удивлением юноша открыл для себя, что прошло полгода с его встречи с Одри. Наскоро одевшись, пригладив волосы, он любовно положил в карман жилета вчерашнее письмо от Одри с приглашением на прогулку и обсуждение недавно вышедшей книги одной француженки. Они уговорились встретиться на заре, однако снег оказался значительной преградой, чтобы добраться до дальнего холма, где было их обычное место. Не по-осеннему ледяной ветер ворошил волосы юноши и путал полы длинного пальто. Он жалел, что не захватил шляпу, и кутался в тонкий шейный платок, поднимая выше полы пальто. Он, кажется, пришел раньше, поскольку Одри на месте не было. Через несколько минут, Уильям продрог до костей, однако уходить не был намерен.
Он услышал окрик со спины и, обернувшись, увидел спешащего к нему Генри. Оказавшись рядом, тот оглядел молодого человека со всех сторон и вздохнул:
- Тебе не следовало приходить в таком виде. Что я буду делать, если эта прогулка обернется для тебя простудой? – с этими словами он снял с шеи плотный шарф и обернул вокруг шеи и головы Уильяма. Затем хмыкнул, глядя, как тот смотрит на него и, оглянувшись по сторонам, наклонился, целуя в замерзшие губы. – Доброе утро.
- Доброе, - улыбнулся Уильям.
- Пойдем скорее в Мэйндор, зайдем с заднего входа, - произнес Генри, уже спускаясь с холма. Билл заторопился за ним. Дорога, покрытая снегом и вчерашней грязью, оставляла за ними длинный след. Вокруг была зима и тишина, словно с первым снегом земля неожиданно умерла, оставив только двоих в живых. Они шагали молча, кутаясь в свои пальто и не разговаривая. То и дело тонкие пальцы Уильяма хватались за пальто идущего впереди Генри, и тот замирал, давая возможность Биллу нагнать его.
Когда они вошли в дом, их встретила та же тишина. В это воскресение окружающий мир еще спал под слоем свежего снега. Генри прислушался, уловил копошение служанок в кухне и, крепко взяв юношу за руку, проскользнул с ним мимо помещений слуг, наверх – в комнату самого Одри. Камин потухал, оставленный без присмотра, поэтому Одри сам подбросил туда поленец и пригласил Билла присесть у огня. Тот с радостью согласился.
Они поставили два кресла у огня и принялись за свое обсуждение, ярко сыпля словами, потому что обоим всегда было, что сказать друг другу. Уильяма снова вывела из себя точка зрения, он вскочил с места, оставив пальто в нем, и зашагал перед камином.
- Да как ты можешь так говорить?! Очевидно же, что и чувства, и общество представляют в романе равнозначную позицию.
- Да, ты прав, ты прав, - наконец согласился Одри, поднимая руки в примирительном жесте. – Поскольку я совершенно ничего не смыслю в чувствах, я не буду с тобой больше спорить.
- Вы, сударь, легко сдаетесь! Потакаете мне! – воскликнул молодой человек, останавливаясь перед креслом Генри. – Если бы ты был более настойчив, я бы понял то, что ты говоришь…
- Однако ты требуешь от меня невозможного. Как я уже говорил, - Одри наклонился в кресле вперед, обхватывая юношу руками и притягивая к себе. – Я ничего не смыслю в чувствах. Я лишь хочу любить тебя и любить всю жизнь, оттого вся моя робость и желание порадовать тебя своими уступками.
Уильям вспыхнул, пытаясь вырваться, его безумно смущали подобные речи Одри. Генри, однажды поняв, чего хочет, не сдавался до конца, а узнав, что чувства его взаимны, боле не сдерживал себя. Двое становились все более близки, а поцелуи, которыми награждал Одри Билла, - все горячее. Генри потянул юношу на себя, заставляя сесть ему на колени, двумя пальцами повернул его подбородок к себе. Но тот снова отвернулся, будучи смущенным сверх меры.