Мы давно перешагнули старые традиции, жили по законам техногенного времени и активно внедряли новые разработки. Но кое-что оставалось неизменным: закон безжалостен к тем, кто его нарушает. И касалось это не только Васи как потенциального преступника. Но и меня. Ведь я не собиралась позволить им казнить невинную женщину.
— Не вздумай.
— Что? — я удивленно посмотрела на приближающегося Шумского. Невольно отступив в коридор, чуть не запнулась о стоящую там корзину, и она тихо упала на паркетный пол. Часть одежды, полотенца и белья вывалилось наружу, но мне было не до этого. Что-то в глазах Василия не давало мне покоя.
Он ведь не мог читать мои мысли, верно? Звуковики на это неспособны.
— Не вздумай спасать Ингу, — проговорил он четко, и я затаила дыхание.
— Не понимаю, о чем ты, — отвернулась, собравшись наклониться, но Вася схватил за руку и заставил вновь посмотреть на себя.
— Я серьезно, Крис. Ты не должна в это вмешиваться. В городе без того неспокойно. Сейчас, когда сюда стекутся все столичные ищейки, просто нельзя так рисковать.
Я поджала губы, попытавшись вырвать руку, но ничего не вышло. Хватка Шумского оказалась сильнее. Где-то там, у входной двери, моя лопата отозвалась на проснувшийся дар. Прищурившись, прорычала Васе, приблизившись к нему:
— По-твоему, так должен говорить служитель церкви? Это называется «возлюби ближнего своего» и «Бог всех прощает»?!
— Бог да, а вот государь нет, — жестко ответил Вася. — И меня никто не простит. Потому что таков закон.
— И с каких пор ты ему следуешь, а?!
— С тех самых, как моего отца расстреляли за государственную измену! — крикнул он так яростно, что я непроизвольно подскочила и ошарашенно открыла рот.
Василий отпустил меня, шагнув обратно на кухню. Всего за одну секунду хорошее настроение и беззаботность ситуации исчезли, а на лице появилось мрачное выражение. Отойдя к окну, Шумский встал, обхватив себя руками, разглядывая что-то во дворе дома, на который открывался вид. Я продолжала стоять, не зная, как себя вести с ним.
Никогда раньше Вася не говорил о своем отце. Почему-то мне казалось, что его просто не было. Мало ли случаев, когда, заделав ребенка, мужчина сбегал? Или, может, он погиб, умер, пропал без вести. Несмотря на слова офицера жандармов, я все равно не могла связать нашего Ваську с государственным преступником, способным предать свою страну и императора.
Но, оказывается, у Ящинского были все основания.
— Кто он?
Я хотела знать. Хотя уже догадывалась. Дурой надо быть, чтоб два и два не сложить вместе: магия Хаоса, магия звука и удивительно редкое для наших краев отчество Рахматович. Рахмат Соловьев или Соловей Разбойник — тот самый маг, о котором я читала. Не думала, что сейчас передо мной будет стоять его сын.
— Догадалась ведь, зачем спрашивать, — дернул плечом Вася, вздыхая и поворачиваясь ко мне. Он присел на подоконник, рассеяно коснувшись креста на груди, наматывая на палец цепочку. — Мой отец связался с «Красной зарей» давно. Он поддерживал их идеалы, считал, что стране будет лучше без царской власти и буржуазии.
— А вы? — я подошла ближе, наплевав и на белье, и на все остальное. Под крышкой кипело зелье, пока мы стояли в тишине на кухне. Прислонившись к стене рядом с Васей, я немного неуверенно коснулась его руки, почувствовав, как он сжал мои пальцы.
— Нам пришлось бежать. Точнее, маме, она опасалась за мою жизнь, — слабо улыбнувшись, Шумский будто вспоминал что-то из детства. — Знаешь, магия Хаоса — она ведь наследственная. Или есть в крови, или нет.
— Ага, — кивнула я, непроизвольно поглаживая большим пальцем его кожу. — То есть твои способности проявились с рождения. Странно, что никто не заметил.
— Заметили, — иронично отозвался Вася, чуть наклоняясь ко мне и глядя в глаза. — Но тут я могу сказать спасибо отцу. Он всегда тщательно защищал свои тайны. И даже меня.
Не хочу знать, каким образом. Соловей Разбойник, не дрогнув, убил сотни людей. Полагаю, таким же способом он оберегал свою семью от ищеек правительства. Где-то там, во взгляде Васи, промелькнула затаенная боль. Отец ему был совсем небезразличен, а значит, не таким уж ужасным человеком был. Для него точно.
— Я не хочу вновь пережить это. Потерю, — выдохнул Шумский, обжигая дыханием мои губы. — Не хочу знать, что близкий мне человек умрет, а я ничего не смогу сделать.
— Из нас двоих у тебя больше шансов попасть под трибунал Святейшего Синода, Вася, — иронично отозвалась я, непроизвольно кладя ладонь ему на шею. — Ведь если что-то случится в городе, вряд ли останешься в стороне.
— Не останусь, — подтвердил он мои слова, касаясь своими губами моих губ.
— Тогда и я не стану, — выдохнула я в поцелуе, прикрывая глаза.
Он длился всего несколько секунд, зато каких волшебных. На задний план отошли все наши последующие проблемы, кража дурацких костяшек, столичные офицеры и военные, расследование и угроза смерти нам обоим. Зарываясь пальцами в темные волосы Васи, я просто выпала из реальности, бесстыже позволяя себе хоть немного помечтать о вечном и прекрасном.
Что я могу построить крепкие отношения.
Доживу до старости, увижу внуков, величие страны под царский гимн.
И что у нас с Васей есть хотя бы маленький шанс на то самое «счастливое завтра».
Из сладостной неги меня вырвал в начале мужской стон Шумского, затем громкий стук в дверь. Мы не хотели разрывать поцелуй. Шумский упрямо продолжал прижимать меня к себе, не желая отпускать ни на мгновение. Но когда в дверь вновь задолбили, пришлось все-таки смириться и оторваться друг от друга.
— Если это опять Олег с проверкой церковной или полиция, я их всех прокляну, — процедила я, с трудом дыша.
Возбуждение обострило все чувства. Я ощущала приятный, немного пудровый аромат ладанки, исходящий от Васи. Поэтому было сложно просто взять и отойти от него. Пришлось буквально заставлять себя, особенно когда потемневший мужской взгляд обещал невероятное головокружительное продолжение нашей маленькой прелюдии на кухне.
— Не должен, в церкви куча дел, — хрипло отозвался Шумский, когда я уже выходила. Он прокашлялся, двинувшись за мной. — Думаю, кто-то из соседей.
— Соль, что ли, просить? Так и их прокляну. Всех на кладбище, надоели, — пробурчала я под нос, отставляя подальше свою лопату и хватаясь за дверной замок.
Я ожидала увидеть там кого угодно. Даже своего начальника. Только никак не ждала женщину в строгом шелковом брючном костюме темного цвета и с высокой прической. Ее цепкий взгляд прошелся по мне с ног до головы, будто оценивая. В воздухе неподалеку от нее застыли блюда, придерживаемые потоками ветра. Невероятный аромат заставлял слюну наполнять рот, пока я хлопала глазами и пыталась сообразить, что сказать.
— Таки милочка, извольте пропустить вашу будущую маман в дом или будем тут до второго мирового потопа стоять? — не здороваясь, потянула дама, чуть двинув указательным пальцем, отчего блюда мгновенно поплыли по воздуху в мою квартиру. Открыв рот, уставилась на Иуду Авраамовну, которая, бесцеремонно отодвинув меня в сторону, прошла вперед, пристально осматривая убранство моего дома.
— Н-да. Негусто. Но ничего. Из самой криворукой невестки можно сделать вполне приличную хозяйку. Главное усидчивость и старание, — заявила она, поправляя яркие бусы на шее. Я ничего ответить не успела, потому что из кухни как раз вышел Вася, едва не рухнувший в обморок при виде матери.
— Мама?! — он чуть не сполз по стене, за которую схватился, округлив глаза.
— О! Васечка, шо за манеры, дорогой. Не пугай меня неожиданным появлением. Мама разве тебя такому учила?
— Мам, что ты тут делаешь? — едва смог выдавить из себя Шумский.
И да, мне тоже было интересно.
— Как это? Мой сына собрался жениться, а мама еще даже не знакома с невестой! Ты ведь ее не ведешь в гости? Значит, мама все берет в свои руки. Итак, — она хлопнула в ладоши, и мы одновременно вздрогнули с Васей.
— Когда у нас таки свадьба? Маме надо посчитать расходы.
Глава 22
Если бы я была магом земли, то сейчас просто провалилась бы в собственноручно созданную пропасть. Лопата дернулась, и гладкое древко я ощутила своей кожей раньше, чем успела понять, что артефакт возмущен столь бесцеремонной речью матерью Василия.
О, великая Смерть, можно прямо сейчас умереть? Желательно, чтобы этот проницательный взгляд темных глаз не сверлил меня до дырки во лбу.
— Э-э-э, здравствуйте, Иуда Авраамовна, — пролепетала я, посылая застывшему Василию лучи ненависти. — Давно не виделись.
— Да уж. С тех самых пор, как мой сын из-за тебя двойку по заклятиям получил, — поджала губы матушка Васи, отправляя блюда с чем-то невероятным вкусным на кухню.
Она и это помнит. Ужас просто.
Вася разводит руками, пока я негодующе смотрю на него. Помню я тот день. Он мне хотел дать списать контрольную, но нас поймала учительница. А поскольку у нее были какие-то личные счеты к магам, она влепила нам «неуд», отправляя к директору. Хотя ни я, ни Вася не успели ничего сделать. Я хотела отказаться, настаивала, что не собиралась ничего списывать. Только кто бы меня слушал.
И это был, прости великая Смерть, девятый класс. Ничего себе память у дамочки.
— Мам, я уже говорил, что это было недоразумение, — попытался вмешаться Шумский, но Иуда Авраамовна только махнула рукой и поправила ворот шелковой блузки.
— Что было, то прошло. Верно ведь, Кристиночка? С тех пор правила не нарушаешь? — потянула мать Василия, прищурив взгляд.
— Ну-у-у, да-а-а… — потянула я, поднимая взгляд к потолку, где у меня пентаграмма защитная была начерчена. На всякий случай мысленно вспомнила заклятие активации, но не успела до конца проговорить, как услышала:
— Вася, я там в машине тяжелый пакет оставила. Сходи, принеси.
Ой-ой.
— Мам, чего ты там принесла? Мы с Крис… — начал было Василий, почуяв неладное. Только Иуда Авраамовна не зря за место на рынке дралась точно львица. Лопата ощутимо нагрелась, а двери в квартире разом захлопнулись от порыва ветра. Черты лица заострились, и темные глаза посветлели от воздействия воздушной магии госпожи Шумской.
— Сына, — этот тон заставил Василия вдохнуть кислород с шумом. Будто еще немного, и он голову втянет в плечи, пытаясь казаться меньше. Однако Вася сдержал себя, сжимая пальцы в кулак и выдохнув:
— Мама, я не думаю, что это необходимо.
— Вась, — позвала его, заставив вздрогнуть. — Иди.
«Если нам с Иудой Авраамовной суждено поссориться, то лучше пусть ты будешь подальше. Ни к чему портить отношения сына и матери», — мысленно добавила я, дождавшись, пока Шумский неуверенно кивнет и шагнут в сторону двери. Он периодически оглядывался, будто спрашивал, уверена ли я. Оттягивал секунды, но в конце концов вынужден был выйти из квартиры, оставив меня с его матерью наедине в коридоре.
— Итак, — начала я, когда дверь с шумом захлопнулась. Вздрогнув, я прищурилась, недовольно бурча:
— Знаете, использовать ветер в попытке давления на собеседника — не есть хорошо. И вообще, у меня двери не титановые.
— Дерзкая, — усмехнулась Иуда Авраамовна, поворачиваясь и совершенно по-хозяйски двигаясь в сторону кухни. — Наверное, именно этим ты ему нравишься. У нас это семейное: в наглецов влюбляться.
Я непонимающе наклонила голову, пока мать Шумского шла ко мне на кухню.
По дороге она комментировала каждую деталь: тут свечи оплавились и воск испачкал тумбу.
Здесь печать стерлась, заклинание уборки барахлит. Надо бы мага-бытовика хорошего, но в городе у нас одна пьянь вроде Михаила Михайловича. В туалете бачок подтекает, в ванной — кран. Трубы старые гудят, стены из картона. Воняет зельем, проводка ни к черту.
— Это белье? — возмущается мать Шмуского, тыча в гору одежды, сваленную там, где я ее оставила. Прекращаю стоять столбом и спешу к Иуде Авраамовне, ногой задвигая кучу за валяющуюся рядом корзину, хмуря брови.
— Извините, Иуда Авраамовна, — начинаю разговор, пытаясь мысленно построить диалог правильно. Сказать ей по поводу ее матримониальных планов все, что думаю. Но аккуратно, дабы не обидеть. — Насчет свадьбы…
С совершенно невозмутимым видом мать Васи снимает крышки с принесенных блюд. От вида форшмака, бефстроганова и цимеса из фасоли с хрустящими тостами захлебываюсь слюной. Все свежее, вкусное и источает невероятные ароматы. Пока Иуда Авраамовна ходит, проверяя мои шкафчики, придирчиво разглядывая столовые приборы на предмет грязи, я отставляю лопату, пытаясь справиться с собственным желудком.
— Зелье для межпространства? — интересуется она как бы невзначай, бросая взор на кастрюлю, где кипит отвратительная жижа.
— Ага, — отзываюсь невольно, кося взором на еду.
— Огонь убавь до двойки. Имбирный корень не любит больших температур на последней стадии. Это напрямую влияет на качество, — советует Иуда, а я отставляю лопату и спешу исполнить е указку, нажимая на панели нужную кнопку.
Может, не так плохо, что она пришла. Качество правильно сваренного зелья очень важно. Ведь от этого зависит ход нашего расследования, возможно, нам удастся что-то понять в этом странном деле.
Непроизвольно погружаюсь в свои мысли. Сейчас, когда я в собственной уютной квартире, все эти надвигающиеся проблемы кажутся чем-то нереальным. Со дня на день в город нагрянут столичные маги и начнут переворачивать каждый камень. Вася не зря так торопится, ведь церковь очень обеспокоена. Допускать в свои таинства посторонних они очень не любят. Поэтому, если есть возможность разрешить проблему без участия военных, то церковники готовы нарушить даже парочку собственных заветов. Раз уж меня взяли на работу в качестве помощника при расследовании кражи, значит, что-то настоятель желает скрыть не без помощи Святейшего Синода.
— Ты мне не нравишься.
— А?
Я резко оборачиваюсь, удивленно смотря на Иуду Авраамовну. Так задумалась, что не слышала, как она подошла ближе. Я ощутила аромат печеных яблок, стоило матери Василия подойти ближе. Забрав у меня большую ложку, она принялась помешивать зелье, рассматривая потертый перепачканный кафель, которым была обложена задняя стенка позади индукционной плиты.
— Я никогда не приму тебя в невестки, Кристина, — повторяет Шумская, а я хмурюсь, складывая на груди руки и отступая. Почему-то от этих слов стало очень обидно. Неужели я настолько плохая хозяйка? Или дело в чем-то другом? Не то чтобы я очень хотела…
— И в чем проблема? Лицом не вышла или дар мой виноват? — процедила сквозь зубы, ощущая, как сила забурлила по венам вместе с кровью. От смешка, долетевшего до моих ушей, стало еще неприятнее.
— Знаешь, в Одессе у меня было все, — рассеянно говорила мать Васи, пока я хмурилась, не понимая, о чем она ведет речь. — Могла выбрать любого из представителей знати и блистать на балах в Петербурге.
— Не понимаю, к чему…
— Но замуж вышла за молодого дерзкого парнишку из соседнего подъезда с большими мечтами и невероятными идеалами.
Я закрыла рот, слыша, как меняется интонация Иуды Авраамовны. Каждое ее слово вызывало во мне противоречивые чувства, а сама она преобразилась на глазах. Взгляд затуманился, руки начали дрожать, отчего ложка стучала по стенкам кастрюли. Откладывая прибор, мать Васи долго вытирала руки поданным полотенцем, после чего решительно посмотрела на меня.
— Он тоже был таким. Ярким, привлекательным, с невероятным, но очень опасным даром. У Рахмата не было ни богатых родителей, ни именитой родословной.
— И дело только в этом? — я приподняла бровь, на что Иуда Авраамовна рассмеялась, убирая полотенце и подошла к окну, выглянув во двор. Наверное, смотрела на сына, который явно задерживался.
— Дело было в нем самом. Такие, как ты и мой Рахмат, вы ставите свои убеждения выше всего остального. Близкие люди всегда для вас на втором месте.
— Это не так, — мотнула я головой, делая шаг назад и сжимая зубы от переполнившей меня ярости. Ее слова задевали внутри те струны, которых я сама боялась касаться.