Казалось, можно было праздновать победу, когда после тяжелого, но короткого боя, все до единой твари Темного мира были повержены. Кто бы мог подумать в тот момент, что истинное сражение развернется только спустя несколько часов, в госпитале, когда из раненых начнет медленно утекать магия, а вместе с ней и жизнь. Лишь те, чей магический потенциал был крайне высок, смогли остаться в живых. Ты, Ренар, Александр, Ройс и Кайрос.
Что это было? Испытание нового, тайно разработанного кем-то оружия? Или что-то другое, еще более страшное? Так или иначе, медлить больше было нельзя. Вызов был брошен, а война, пусть пока и неявная, была объявлена.
Чтобы вступить в сражение, на одном из совещаний Совета Магов я выступил в поддержку одного крайне неоднозначного проекта о контроле уровня магии жителей Аворы. Проект был отклонен большинством голосов, но мой голос «за» был замечен. Еще несколько моих высказываний подобного рода на заседаниях Совета, и вскоре мне поступило предложение вступить в особую рабочую группу. Она, якобы по решению высшего руководства Совета, действовала в режиме особой секретности и занималась интересующим меня вопросом −контролем и регулированием уровня магии. Так я прошел первый уровень отбора. После этого я постарался отдалиться от тебя, сын. Чтобы, если все зайдет слишком далеко, и мое имя будет опорочено перед обществом, ты, будущий герцог, остался незапятнанным, полностью непричастным к моим убеждениям и действиям.
Посещая рабочие встречи этой группы, я достаточно долгое время, около полугода, не мог заметить не единой странности. Все вопросы, которые обсуждались, находились в компетенции Совета Магов и не противоречили действующим в Аворе законам. Пока однажды меня не пригласили на специальное заседание этой особой рабочей группы. Я понял, что прошел второй этап негласного отбора. К сожалению, ни имен, ни лиц мне узнать не удалось, так как все присутствующие на этом заседании были в магических масках, искажающих их истинный облик. Наши имена знал лишь тот, кто посылал приглашения. И он же дал нам понять, что это заседание − воля самого короля, не говоря этого прямо, конечно. Нас все глубже затягивали в паутину, одновременно убеждая в правильности сделанного нами выбора и отрезая пути отхода.
Следующим шагом должно было стать преступление. Пусть и не в буквальном смысле, но убийство, которое бы связало нас всех воедино чужой кровью. Но время шло, а этого не происходило. Стало понятным, что тот, кто стоял во главе нашего тайного сообщества, имел своей целью не только продвижение закона об обязательном и регулярном контроле уровня магического потенциала всех жителей Аворы, но и что-то еще. Вероятнее всего, для нас отводилась роль не только палачей, но и жертв. Мы сами, каждый из нас, должны были послужить для исполнения неизвестной нам цели.
Сын, я вступил в опасную игру, правила которой мой противник до сих пор так и не раскрыл, как не дал ни единого намека на то, кем он может быть и какую окончательную цель преследует. Он умен и хитер настолько, что порой мне кажется, что он прожил не одну жизнь и видел, как рождаются, а затем уходят в небытие империи. Если это действительно так, то край вечности для нас всех уже совсем рядом.
Я знаю, что развязка этой игры для меня близка, и могу лишь надеяться, что ее финал сможет приоткрыть завесу сгущающейся над нами тьмы, обнажив хотя бы несколько имен. Также я понимаю, что мне не удастся долго держать тебя в стороне. Но это письмо ты получишь только тогда, когда твоей власти будет достаточно для полноценного участия в этом сражении. Я надеюсь, что ты сможешь закончить то, что начал, но, по всей видимости, уже не сумею закончить я.
Я люблю тебя сын, и, где бы не находился, всегда остаюсь с тобой.
Твой отец, ныне покойный, герцог Ривельский»
18
Мы с Дэсмондом и эрой Новитой сидели за большим столом, собравшись все вместе за завтраком. Я вновь была в окружении семьи. Людей, которых любила я, и которые любили меня. И вправду, однажды все возвращается вновь, только немного иначе. Тех, кого я любила и потеряла, я уже не смогу увидеть в этой жизни, хотя и знаю, что, там, за порогом вечности, мы обязательно встретимся вновь. Но жизнь не заканчивается, и на смену расставаниям приходят новые встречи, принося с собой радость и счастье. И любовь.
Вот только отец Дэсмонда не мог разделить этот завтрак с нами. Как не сможет разделить и все последующие за ним, если мы не сумеем предотвратить то, что так стремительно и неотвратимо надвигалось на нас, но названия чего мы пока не знали.
После того, как я прочла письмо и вернула его Дэсмонду, тот протянул его эре Новите, но та лишь покачала головой, отказываясь брать его.
− Нет, сын. Я не хочу знать, что там написано. Вернее, не так. Конечно, я очень хочу знать, кто повинен в том, что случилось с твоим отцом. Но чем больше я буду знать о том, что происходит, тем большую опасность я буду представлять. Если кто-то сможет узнать то, что знаю я, это может помочь погубить тебя. А этого я страшусь больше всего на свете. Поэтому, пока это возможно, я буду пребывать в относительном неведении. Храня единственный, но неизмеримо важный для меня секрет. Храня твоего отца.
− То, что с отцом случился сердечный приступ, который спровоцировал резкое падение магического потенциала, это ведь не правда? − Дэсмонд внимательно посмотрел на эру Новиту.
− Не вся, правда, сын. Приступ, или что-то очень похожее на него, действительно был, но произошел он вовсе не в этом доме в один из тихих и ничем не примечательных вечеров, как я всем об этом рассказывала. Все произошло в доме Леонардо Руссо, отца Теодора.
В тот день Энцо, твой отец, никуда не собирался. Но ближе к вечеру, перед ужином, к нам в дом пришел человек, которого прежде я никогда не видела. Он передал твоему отцу записку и ушел. Прочтя ее, Энцо ее немедленно сжег и сказал, чтобы я ложилась спать, не дожидаясь его. Как будто мне когда-то это удавалось сделать. А затем ушел, не попрощавшись, только бросив на меня долгий взгляд, перед тем как выйти за порог.
Ужин давно остыл, а стрелки на часах приближались к полуночи. Я задремала, не в силах противиться усталости прошедшего дня. Как вдруг какая-то сила разбудила меня. Что-то внутри меня будто кричало, что я нужна своему мужу. Нужна прямо сейчас, немедленно. Уже позже я поняла, что это была наша с ним супружеская связь, дающая нам возможность почувствовать боль друг друга на расстоянии.
Не знаю, как я нашла его. Сила, заключенная в наших брачных браслетах, просто вела меня. Приведя в дом Леонардо.
Все окна в доме были темными, как будто внутри никого не было или все уже легли спать. Входная дверь не была заперта, позволяя мне зайти внутрь. Комнаты первого этажа были темны и пусты, и только в дальнем конце коридора виднелся слабый свет. Подойдя ближе, я увидела, что он шел снизу, из подвала, о существовании которого в доме Леонардо я никогда не подозревала.
Конечно, и выходя из дома в ночь, и спускаясь в тайный подвал пустого дома, я понимала, что поступаю неразумно. Что, возможно, добровольно иду в ловушку, где меня ждет гибель. Но я также понимала, что там, в этой пусть и западне, меня ждет Энцо, которого я не могу оставить одного.
Спустившись вниз, я оказалась в магической лаборатории. Точнее, в том, что когда-то было ею. Потому что сейчас пол покрывали осколки колб, сломанные приборы и обломки мебели. Все выглядело так, как будто здесь произошло сражение.
У дальней стены я обнаружила их, Энцо и Леонардо. Леонардо был мертв. Энцо был еще жив, хотя и очень слаб. Как только я подошла к нему, в тот же момент зов, который вел меня сюда, прекратился. А брачный браслет, накалившийся к этому времени до предела, рассыпался пеплом, как и браслет на муже. Соединив нас, они исполнили свое предназначение, навсегда запечатлеваясь в шрамах на наших запястьях.
Энцо, он лежал, распростершись на полу, и я видела, как его сознание ускользает. Как медленно, но неотвратимо, уходит из него жизнь. Но он не был ранен физически, а это означало, что ему был нанесен магический удар. Казалось, что его магический контур был разорван, и магия покидала его тело, унося с собой жизнь.
В какой-то момент, когда я проводила осмотр, пытаясь найти место ранения, моя рука, на которой был надет подаренный твоим отцом браслет, на несколько мгновений соприкоснулась с его обнаженной кожей. И на это, пусть и совсем непродолжительное время, отток магии прекратился.
Конечно, тогда я не стала задумываться о том, почему так произошло. Я закатала один из рукавов рубашки Энцо и взяла его за руку, переплетя наши пальцы и плотно прижимая свое запястье с браслетом на нем к руке мужа. Магия опять перестала уходить из его тела, и спустя несколько минут его состояние улучшилось настолько, что он пришел в сознание.
Несмотря на это, Энцо все еще был очень слаб, и нужно было подождать некоторое время, прежде чем уходить из лаборатории. Вот только у нас не было этого времени. Потому что из противоположного конца подвала до нас доносился уже вполне ощутимый запах гари. Жидкости, вылившиеся из разбитых склянок, перемешались, вступив в химическую реакцию, которая в любой момент грозила перерасти в пожар или взрыв.
У меня не оставалось другого выбора, и я начала, капля за каплей, вливать свою магическую энергию в твоего отца. Когда-то давно, задолго до твоего рождения, он заставил меня пообещать ему, что я никогда не сделаю ничего подобного. Не стану рисковать своей жизнью ради кого-то другого, потому что дороже меня у него никого и ничего нет. К тому же, это был огромный риск − делиться собственной магией с тем, у кого разорван магический контур. В любой момент можно было упустить контроль над своим магическим потоком, и, из сочащегося капля за каплей, он в одно мгновение мог перерасти в полноводную реку, стремясь наполнить разорванный контур.
Но я нарушила обещание, не колеблясь ни на минуту. Сколько бы лет не проходило с момента первой встречи с твоим отцом, мое желание не разлучаться с ним даже на несколько часов никуда не исчезало, становясь с годами только сильнее.
Как я поняла уже позже, связав нас с Энцо браслетом и поделившись с ним своей магией, я на какое-то время объединила наши магические контуры в один. Это позволило нам покинуть дом, дойти до экипажа, стоящего на подъездной аллее, и доехать до нашего особняка. Подробности этого стерлись из моей памяти. Я хорошо помню только тот момент, когда очнулась, лежа полностью одетая на собственной постели, сжимающая в своей руке руку мужа, лежащего рядом.
Энцо был жив, но находился без сознания. И, несмотря на все мои попытки, в сознание он так и не пришел. Единственное, что мне удалось − это стабилизировать его состояние с помощью браслета. Сапфировые и рубиновые звезды, его составляющие, каким-то образом встроились в магический контур твоего отца, не давая ему перешагнуть край вечности. Но для того, чтобы вернуть его к полноценной жизни, этого было недостаточно.
Наступило утро, и вместе с рассветом стало известно, что Леонардо Руссо погиб в пожаре, внезапно охватившем среди ночи его особняк. Я поняла, что если всем станет известно о том, в каком уязвимом состоянии находится Энцо, то я не смогу защитить его. И тогда я придумала историю с сердечным приступом, объявив, что твой отец, герцог Ривельский, скончался. А когда с севера пришло известие о том, что ты, Дэс, чудом остался жив после внезапного нападения, я еще больше уверилась в том, что поступила правильно. Слишком много событий, связанных с нашей семьей, произошло за одну ночь, чтобы считать это простым совпадением.
Что до Леонардо, то занятие экспериментальной магией было его юношеским увлечением. Я даже не подозревала, что он занимается этим до сих пор. Возможно, возобновить эксперименты его побудило что-то или кто-то. Кто-то, кто причастен к тому, что произошло с Энцо. Виновен ли в этом Леонардо, и если так, то какова степень его вины?
Тьма сгущается, рождая предателей, появляясь там, где ее ожидали встретить меньше всего. Но вместе с ней рождаются и герои. Я верю, что даже в самые темные времена света, который горит в нас, будет достаточно, чтобы не сбиться с верного пути. И если не мы, то вы непременно сумеете разгадать имя того, кто скрывается за этой завесой тьмы, разрушив его паутину мрака.
19
Я шла через осенний парк, любуясь уже успевшими покраснеть листьями винограда, покрывающими серый камень стен больничных корпусов. За моей спиной остался экипаж, который привез меня сюда, и в котором остался Дэсмонд. Я не видела его сейчас, но точно знала, что его неотрывный взгляд будет сопровождать меня до тех пор, пока я не переступлю порог больницы. Перед тем, как позволить мне выйти из экипажа, он поцеловал меня так крепко, что мои губы все еще хранили вкус поцелуя. Вкус моего мужа, которого я так сильно любила и с которым не хотела расставаться ни на минуту. И который точно также не хотел расставаться со мной.
− Как бы я хотел держать тебя в стороне от всего этого, заперев дома и не выпуская, пока все не закончится, − сказал мне Дэсмонд перед тем, как мы попрощались. Но не могу, понимая, что ты − одна из центральных частей этой головоломки. И, оставляя тебя в неведении, я только подвергаю тебя еще большей опасности.
− Я буду очень осторожна, − улыбнулась я мужу, дотрагиваясь до его губ легким поцелуем. Поцелуем, который он перехватил, превращая в такой, воспоминания о котором не будут давать мне покоя до нашей следующей встречи.
Когда я вошла в свой кабинет, первое, на что упал мой взгляд, был оставленный на столе прибор для магической диагностики, который я не вернула доктору Руссо. Сегодня я должна буду встретиться с ним, чтобы доложить о результатах осмотра эра Бруни. И у меня оставалось не так много времени, чтобы решить, что именно я ему скажу.
В свете открывшихся фактов о том, что произошло с отцами Дэсмонда и Теодора, подозревать доктора Руссо в предательстве было бы очень логично. Вот только на самом деле все могло оказаться вовсе не таким, каким представлялось на первый взгляд.
Да, Теодор был сыном человека, который, со всей очевидностью, был связан с заговорщиками, предателями, злодеями − я даже не знала, как их назвать правильно. Но, вполне возможно, что он вел двойную игру, как и отец Дэсмонда. И, как и тот, пал безымянной жертвой этой необъявленной войны.
Знал ли доктор Руссо о том, с кем или с чем был связан его отец? Участвовал ли он в магических экспериментах, которые тот проводил? У меня не было ответов на эти вопросы, только предположения, которые я не могла доказать или опровергнуть. Что я знала точно, так это то, с какой горечью Теодор говорил о тех, кому он не смог помочь, кто умер на его руках после битвы Павших. И это знание не позволяло мне считать его предателем. Человек, до сих пор винивший себя в том, что не смог спасти чужие жизни, никогда бы не стал помогать тем, кто стремился эти жизни отнять.
Подумав об этом, я вновь вспомнила слова Элены из будущего. Слова, который были настолько важными, что я посчитала необходимым сказать их самой себе, несмотря на преграду времени и пространства.
Если ты считаешь что-то верным, не сомневайся в этом. И поступай так, как велят тебе разум и сердце.
Мы − это то, во что мы верим, и тот выбор, который мы делаем. Я поняла это очень давно. И та, другая я, напомнила мне о том, как важно следовать собственным убеждениям, не предавая их, не соглашаясь на меньшее и не стремясь выбрать более легкий путь. Делать то, что должно, не пытаясь за один шаг преодолеть путь в тысячу миль.
Прямо сейчас, в это мгновение, я была Эленой Фальконе, врачом-практикантом отделения магической физиологии центральной больницы Френцы. Рабочий день начался, и мой пациент, эр Бруни, уже ждал прихода своего лечащего врача.
− Как ваше самочувствие сегодня? − спросила я эра Бруни, зайдя в его палату. Как и накануне, он сидел в кресле у окна, но при виде меня поднялся в приветствии.
− Как это ни удивительно, но гораздо лучше, чем вчера, − эр Бруни подождал, пока я сяду, и только потом опустился обратно в кресло. − Не знаю, что за процедуру вы провели вчера, доктор Фальконе, но она очень помогла мне.