С её лекций уползали даже фанаты истории — настолько сухо и одновременно витиевато преподносился материал. Она знала о своей проблеме, ректор знал о её проблеме, вся академия знала о её проблеме и тихо сочувствовала тем несчастным, кто выбрал историю профильным предметом. Никто ничего не менял, потому что своё дело мистрис Инор знала железно.
— Мистрис Инор, а что вы делаете вечером?! — звонкий выкрик с последней парты перекрыл нестройный гул голосов. Светлая девочка в жёлтом жилете целителей тянула руку вверх и улыбалась глупее обычного. Инор слишком хорошо знала, какие слухи о ней распространяла эта студентка по имени Минами Маол, и потому не удостоила её ответом. Холодного взгляда было более чем достаточно.
Колокол прозвучал для Инор праздничным гимном, и она с огромным удовольствием выпроводила всех из аудитории, кое-кому помогая магией. Закрылась на ключ. Выдохнула.
Великий, что вообще здесь происходит?
***
Каждый считал своим долгом как-то к ней обратиться, что-то предложить или спросить. Мистрис Инор выгибала брови, качала головой и не понимала, что происходит. В ней ведь… ничего не изменилось.
Но мир вокруг почему-то считал иначе.
Одни говорили: она очень удачно покрасила волосы (которые от рождения были чёрными и не знали краски), другие: новый тон помады необыкновенно ей идёт (она никогда не красилась), третьи: её голос похож на пение лесных нимф (карканье вороны было мелодичнее).
Мистрис Инор стремительно теряла терпение, репутацию ледяной статуи и здравый смысл.
Дошло до того, что она нашипела на излишне любвеобильного сегодня мэтра Жеода, с которым издавна соперничала за любые льготы, и, взмахнув подолом мантии, спряталась в своей аудитории.
Но студенты, жаждущие внимания мистрис, нашли её и там. Стучали в двери, пока она не одарила пару особо настырных мелкими сглазами. Могла бы и крупными, но дети же… Ректор не поймёт.
Ректор понял другое. Ворвался в её кабинет, сутулый, похожий на сложившую крылья пёструю птицу, с порога наградил парализующими чарами. Долго рассказывал о том, что пользоваться дриадскими приворотами в стенах академии нельзя, но если так уж хочется — то можно. Тихо и узконаправленно.
Впрочем, это касалось многих запретов: проклинать людей нежелательно, но если они наглеют, то нужно; строить романтические отношения с коллегами и студентами не очень хорошо, но если не целоваться под ректорскими окнами, то можно. Если так посудить, то в академии точно нельзя всего две вещи: умирать на работе и спрашивать о премии.
Пока мистрис Инор пыталась понять, насколько её возмутило предположение, что она может так «развлекаться», ректор убежал, взмахнув алой мантией, как крылом. И она осталась одна, очищенная от чар (даже лёгкая мигрень, начинающаяся к вечеру, не донимала) и гадающая: кто посмел.
Кто. Посмел?
Мистрис Инор почувствовала, как волосы на голове зашевелились, сами собой свиваясь в тоненькие косы, и прищурила засиявшие глаза.
Великий, сбереги этого идиота.
***
Следующий день прошёл спокойно: студенты, поспешно забывшие собственные странности, мирно раскланивались со строгой мистрис в коридорах и спешили пройти мимо. Она искала, чутко прислушиваясь к витавшим в академии слухам, — чего обычно не делала, — но всё было спокойно. Даже слишком.
И потому, устав от бесплодных подозрений, к концу дня мистрис Инор пришла в библиотеку, чтобы отдохнуть. Там было тихо. Вечер разогнал не любящих дышать вековой пылью студентов, закрасил книжные полки тёмными красками с яркими мазками света магических шаров. Мистрис Инор осторожно перебирала ветхие листы древних фолиантов, вспоминая каждый, узнавая — она перечитывала их не один раз, увлечённая тайнами прошлого.
Её отвлёк звук. Совсем рядом. Шаги, которые приближались, пока не замерли на противоположном краю стола. Тихий стук стекла о дерево. Мистрис подняла голову и увидела — совсем близко, только руку протяни, — лукавые тёмные глаза в обрамлении пушистых ресниц, зелёные волосы и широкую улыбку.
— Мири Калейна, — проскрипела мистрис Инор, — что вы?..
Студентка постучала ногтем по столу, посмотрела вниз, и мистрис, послушно переведя взгляд, увидела колбу с чем-то живым внутри.
— Что это?
— А вы возьмите, она не кусается. — Калейна подтолкнула колбу к Инор, и та, ведомая любопытством, взяла предложенное. Поднесла к глазам, щурясь на отблески света. И с лёгким удивлением увидела за тонким стеклом змею. Голубые чешуйки радужно поблёскивали в магическом свете, чёрные глаза смотрели с почти человеческим гневом.
Горная унна, неофициальный символ маленького поселения на склонах Руннады. И откуда только Калейна узнала? Крохотный язычок змеи затрепетал, пробуя сухой воздух, и чёрные глаза закрылись.
— Змейка для Змейки. Красавица, правда? — студентка улыбалась, светилась даже, довольная своей проделкой.
— Мири Калейна, — вздохнула мистрис, неосознанно поглаживая стекло, — это…
— Просто Найна, я же!.. — вскинулась студентка, и мистрис пришлось применить толику магии, чтобы оборвать ненужный и бесперспективный спор.
— …очень плохая шутка. Я могу вписать вам выговор.
Калейна нахмурилась, неуступчиво складывая руки на груди, и взгляд её из радостно-щенячьего стал угрюмым, жадным. Она не могла говорить, чары пока ещё действовали, но ей и не нужны были слова, чтобы заставить Инор делать по-своему.
Так она думала.
Мистрис Инор на миг прикрыла глаза, успокаиваясь. Найна Калейна. Снова. Вот уже неделю она преследовала Инор, куда бы та ни шла, и день ото дня становилась всё смелее: в коридорах, в столовой, в городе, в парке академии, в уборных… Смотрела тёмными глазами, губы алые облизывала — и смотрела. Как нищий на монетку. Дарила цветы, потом, узнав, что на половину этих пыльцовых веников у «объекта страсти» аллергия, — конфеты, книги, украшения. Теперь перешла к ползучим тварям.
Инор каждый раз отказывалась и каждый раз находила отвергнутый дар в своей комнате, а Найну Калейну — полностью отрицающей свою вину.
Дальше она что подарит? Доспех из чешуи Прародителя?
Великий, убереги!
— Мири Калейна, поймите, — мистрис устала объяснять одно и то же, — ваше поведение непростительно выходит за рамки деловых отношений, и вам стоит немедленно!..
— Немедленно. Что?
Калейна подалась вперёд, перехватила пальцы Инор, сжала, горячая, не позволяя выронить гладкую колбу. Прижалась лбом ко лбу, и в её глазах, тёмных глазах с расширенными зрачками, мистрис увидела туманный дриадский лес, заманивающий неосторожных путников в свои пределы, чтобы никогда не отпустить. И поняла.
— Ты же любишь опасность, Змейка, — прошептала Калейна, — мне можешь не врать, я вижу тебя насквозь, я знаю тебя, Вера. Ты…
— Что вы себе позволяете, — зашипела Инор, как никогда похожая на змею. Её зрачки дрогнули, сужаясь, а кожа побелела от гнева. Она схватила Калейну свободной рукой за подбородок и сжала. Пальцами второй руки чувствовала, как змея беспокойно стучится в стекло. — Зачем вы наложили на меня свои чары?
— Чтобы все, — с трудом пробормотала студентка, и мистрис слегка ослабила хватку, — могли увидеть, какая ты красивая.
— Вздор.
Инор оттолкнула её, отстранилась, крепко сжимая в мокрых пальцах горячее стекло.
— Прекратите это сами, мири Калейна, или мне придётся принять меры. Вам они не понравятся.
Она развернулась, чтобы уйти, громко стуча об деревянный пол каблуками.
— Скажи мне «да», — прошептала Калейна.
— Что?.. — Инор посмотрела на неё.
— Скажи мне «да»! Скажи.
Мистрис Инор почувствовала, как что-то пытается на неё воздействовать, окутывает запахами ненавистных цветов и молодых листьев. И сказала:
— Нет.
========== 1-5. Солнечное затмение ==========
Витрина булочной манила яркими пятнами глазури и жёлтыми искрами иллюзий. Сладкие запахи кружили голову. Минами сглотнула, оглаживая тоскливым взглядом шоколадные кексы, и заставила себя отвернуться. Диета. Это страшное слово висело над ней Солнечным мечом, не позволяя поддаться соблазну.
Страшнее диеты были только экзамены, которые она не сдаст. Точно-точно не сдаст. Завалит зачёт по физической подготовке, — конечно, целителям жизненно необходима способность выигрывать марафоны! — потом по истории, а там от стресса и нежно лелеемые Наговоры забудет.
Минами скривилась, с досадой подумав, что диплом Коронной академии Аэнавилле не стоит такого стресса. Престиж, будущее, открытые двери… Ха! Знала она, что ждало выпускников академии за порогом взрослой жизни, видела. Ничего особенного.
Из булочной, громко звякнув дверным колокольчиком, вышли два улыбающихся студента. Одна, высокая и рыжая, в синем жилете ритуалистов, размахивала руками и горячо рассуждала о временных петлях. Второй, бледный, как полотно, почти прозрачный в белом жилете пространственников, отвечал ей тихим ворчанием. Минами ухмыльнулась: эта рыжая несёт чушь. Временные петли, ха! Сказки для детей, да и только.
Они прошли мимо, едва ли обратив внимание на Минами: её жёлтый костюм сливался со стеной булочной. А ей стало интересно, почему рыжая ритуалистка вообще заговорила о петлях. Они ж на своём факультете все над обычаями и непреложностью трясутся, а тут — петли, хаос во плоти!
Убереги Стражница.
Минами постучала пальцами по губам. Интересная сплетня, надо рассказать Ли Чин. Та, бедняжка, с головой ухнула в свои эксперименты — помешанная, как и все инженеры да алхимики, совсем не следит ни за модой, ни за жизнью академии. Ну ничего, раз Минами взяла Ли Чин под своё крыло, то та будет в курсе событий!
Сладкий запах проник в лёгкие, подтачивая уверенность Минами. Она сглотнула и, зажмурившись, зашагала прочь от соблазнов. Прочь-прочь-прочь. Вот после экзаменов… можно будет себя побаловать. Совсем чуть-чуть. А пока придётся ограничиться пресными лепёшками и салатом из свежих овощей.
Обеденный перерыв закончился, пришло время возвращаться в пыльные стены академии.
***
Солнечные лучи пронизывали пространство, и под их тёплыми касаниями бежевые стены спальни казались золотыми, а воздух — искрящимся и звенящим. Первозданная магия. Минами забежала всего на секундочку, чтобы взять альбом и кофр с красками, но замерла, заворожённая игрой света. Солнца. Искусством, подвластным лишь её Богине — Солнечной Стражнице.
Внутри росло, ширилось что-то странное. Горячее. У Минами дрожали кончики пальцев — так хотелось поскорее взять карандаш, размешать по палитре краски и нарисовать… нарисовать…
Здесь и сейчас.
Нарисовать солнце. Да, солнце. Тёмное солнце, зимнее.
Альбом, карандаш, росчерк!..
Горячее внутри замерло, затаилось, позволяя думать головой, а не… Чем бы то ни было ещё. Минами замерла тоже. Ведь она обещала, клялась себе перед лицом Богини, что никогда не будет рисовать в стенах академии. Больше никогда. Она не хотела, чтобы кто-то видел её неудачные творения, «годные лишь на растопку кухонной печи». Отец всегда говорил, что ей не передалось и грана его таланта. Всё досталось младшей сестре, любимой Юмине.
Воспоминания укололи больнее, чем она ожидала, и Минами села на постели, зарываясь дрожащими пальцами в мягкий мех покрывала. Глупости. Это в прошлом. Больше она не совершит такой ошибки. Никому не покажет свою слабость.
Солнце скрылось за облаками, и в спальне вмиг стало неуютно. Холодно. А внутри — горячо и пусто. Минами передёрнула плечами, накинула форменную мантию факультета целителей и, подхватив кофр с красками и альбом, вышла из комнаты.
Кажется, она хотела что-то нарисовать. Но что?
Что-то… холодное.
С бежевых стен коридора на неё смотрели портреты выдающихся выпускниц прошлого, все как одна — серьёзные и прекрасные. Под их взглядами многие студентки невольно чувствовали себя меньше и незначительнее. Минами расправила плечи. Вскинула голову, смотря только прямо, на маячащую в конце коридора лестницу. Пальцы нервно сжались на кофре.
По лестнице ей навстречу поднималась тоненькая студентка, в зелёном жилете похожая на стебелёк цветка. В её руках был большой горшок с саженцем, и Минами поразилась: как ей сил хватило поднять такую тяжесть. Природница сдула влажную прядь со лба и перехватила горшок удобнее. Минами вжалась в стену: не хотелось лететь вниз два оставшихся этажа. Природница прошла мимо.
Двустворчатые двери были гостеприимно распахнуты. Центральная площадка академии, куда «вели все дороги», привычно полнилась студентами. Куда-то спешили чёрные и красные мантии, чинно шествовали синие, вспышками мелькали белые и кучковались зелёные.
Взгляд зацепился за одну из синих мантий. Зашелестела листва, складывая звуки в чужое наречие, и сердце затрепетало в груди, перебивая все остальные звуки.
Конечно. Минами хотела нарисовать не солнце. Она хотела нарисовать Совершенство.
***
Минами рисовала. Краска ложилась на альбомный лист: чёрная, синяя, жёлтая. Кисточка мягко скользила по белой глади, и под её ворсинками рождалось волшебство. Совершенство. Тонкие брови, мягкие плечи, полуночно-чёрные волосы. Солнечное затмение. Тонкая жёлтая кайма вокруг чёрного диска. Красиво и… неправильно. Неестественно.
Чувство нереальности медленно подтачивало покой, обрезало тонкие корешки, оплетшие сознание ловчей сетью. Минами нахмурилась. Дрогнула. Кисточка выпала из ослабевшей руки, булькнулась в воду — и пропала. Альбом рухнул на камни мостовой, листы разлетелись по камням, белые, ещё не тронутые краской.
Пустые.
Минами трясло. Она зажимала рот ладонью, кусала пальцы, силясь сдержать крик, и судорожно пыталась понять: что это… только что… было? Хаос. Круговерть образов пестрила перед глазами, по камням растекались перевёрнутые краски: жёлтые, чёрные, синие. Они стекали по бортику фонтана, окрашивая воду в неприятный коричнево-мшистый цвет.
С альбомного листа на неё смотрела мистрис Инор. Непривычно мягкая, таящая улыбку в уголках губ и лукавые искры в змеиных зрачках. Как живая. За её спиной тревожно золотилось солнечное затмение.
Минами знала, что не умеет рисовать портреты. Она и не пыталась: люди её не вдохновляли, не было в них ни внутренней гармонии, ни внешнего лоска. Даже в самых красивых. Не было. Но мистрис… мистрис казалась ей идеалом ещё какую-то секунду назад. Совершенство. Опасное, хищное совершенство. Минами часто дышала, во рту растекался горький привкус трав, а перед глазами мерцали серебристые нити. Струны. Они дрожали, как тетива натянутого лука.
Дрожала и Минами.
Чары. Её околдовали, приворожили жестоко и беспардонно. Сильно. Но Солнечная Стражница уберегла своё дитя. Запоздало, но всё же… всё же… Кто? Не мистрис, нет, Ледяная статуя не любит внимание — уж это за четыре года обучения Минами смогла понять. Как смогла понять и то, что ненавидит историю. И трижды клятую мистрис Инор ненавидит тоже, пусть и чуть меньше.
Но не это было главным, — Минами чувствовала, — потому что…
Солнечное затмение тревожило её сильнее чар. И гораздо сильнее, чем весёлый взгляд ледяной мистрис Инор, отражённый на белой бумаге чужой рукой. Чужим талантом. Не Минами.
Минами никогда бы так не нарисовала.
Тем более её.
========== 1-6. Зелье в бутылке ==========
Зелье в бутылке, оранжевое, слишком яркое, чтобы его можно было пить без опасений, шипело мелкими пузырьками и пенилось, как иногда не пенился и мыльный корень. Ли Чин смотрела на него с опаской, а Минами спокойно пила, успевая рассказывать последние новости. Она нервничала, но зачем-то пыталась это скрыть, и Ли Чин решила не учинять допрос. Не в этот раз.
— …и вот говорит эта мымра…
— Которая? — Ли Чин моргнула, глядя на подругу озадаченно и чуть хмуро. Она не любила, когда Минами давала окружающим обидные прозвища, и потому никогда их не запоминала. Та не смутилась, отхлебнула ещё яркого зелья из бутылки и потянулась к чашке со сладостями.
— Да мистрис Инор, будь она неладна. Опять контрольную устроит на днях, помяни моё слово. Змея болотная.
Историю Минами не любила, и тем страннее выглядел её выбор факультатива в глазах Ли Чин. Та, прибывшая из-за Чёрного моря, на самом деле, не понимала многого в устройстве западных королевств и часто выставляла себя дикаркой перед «просвещёнными гражданами». Кем при этом выставляли они себя перед ней, Ли Чин, в силу воспитания, не говорила.