При этом, насколько я могла судить, внешность моя с попаданием в Лизину книгу никак не поменялась. Волосы у меня были те же, что и раньше – русые, кожа была белой, и за сарацинскую пленницу Амину, я со своей северной внешностью, никак сойти не могла. Сияющая же красота… Красота моя, скажем так… Да, какая разница, что там было на самом деле с моей красотой – по тексту предполагалось, что я сияю и сражаю, и я сияла и сражала.
– Что ж, вы так и будете прятаться от меня?
Герцог придвинулся еще ближе, практически, задавив меня своими латами, пахло от него, при этом, отнюдь не розами, и, спохватившись, что я уж слишком вошла в роль кроткой Амины, я подняла на него глаза.
– Брысь! – сказала я ему.
Герцог дернулся. Герцог аж поперхнулся. Все близсидящие головы повернулись ко мне. Откашлявшись, и несколько придя в себя, герцог сказал:
– Это что-то новенькое.
– Если ты прямо сейчас не уйдешь, я тебе в глаза плюну! – прошипела я, – Прямо здесь! При всех!
Знание – сила, что и говорить. Наконец-то школьные знания пригодились мне в жизни! Можно было обвинять герцога в том, что он вор, убийца, насильник, и ничего бы ему не сделалось, его высокий статус его защищал, он бы просто сказал, что не было такого – и был бы обелен. Но прилюдное оскорбление дело совсем другое, и быть обплеванным перед толпой собратьев -вельмож не хотелось даже такому психопату как он. Герцог еще раз смерил меня взглядом, отодвинулся, поднялся и вышел.
«Один ноль в мою пользу!» – Думала я, по пути в свою башню, едва не прыгая от радости. Церковная служба кончилась, хоралы и речитативы смолкли, и все отправились по домам. «Еще посмотрим, кто кого – Лиза ли со своим текстом меня одолеет, или я перепишу ее книгу под себя!»
Но я определенно недооценила силу литературы. В моей комнате в башне меня ждала мощная Марта и парадный костюм. Не сарацинский – по крайней мере, в моем представлении. Никаких полупрозрачных шаровар и декорированных бисером лифчиков там не было. Но явно с намеком на восток. Пышная юбка была из полосатой ткани, корсаж дополнялся бархатным жилетиком, на волосы полагался шелковый тюрбан с пером.
– Одевайтесь, – грубо бросила мне Марта, – я помогу.
– Куда это так… Э-э-э… Зачем мне так одеваться?
Марта в очередной раз полила меня презрением.
– Играть на лире! Вы же хотели работать? Сегодня вечером вы должны играть на лире перед его величеством королем и его гостями.
– На лире?! – воскликнула я.
– Да, на лире.
– А где она?!?
– Да что с вами такое! – разозлилась Марта, – Вы что, на лире никогда не играли?
Наверное, многим знаком дурной сон, как будто вас вдруг облачили в хоккейную форму/пуанты/бальное платье/ и вывели на каток/ сцену и тд. И вот вы стоите, а на вас мчаться хоккеисты с шайбой, или музыка звучит и ваш выход – а вы самозванец чистой воды!
Именно это я и почувствовала. Какая лира, да что вообще такое лира? Лиру я знала только в качестве какого-то атрибута поэтов, кроме того, я ни разу в жизни не прикасалась к любым музыкальным инструментам, и что там у меня с музыкальным слухом было мне неведомо.
– Вот она, – Марта пихнула мне в руки деревянную полированную раму, на которую было натянуто семь струн, – ваша лира.
Я досчитала до десяти, отдышалась, и решила, что буду разбираться с проблемами по мере их поступления.
– Эта штука, – я указала на корсаж, – как она одевается?
Глава 4.
На вас когда-нибудь смотрели двадцать-тридцать человек разом? Причем не так, лениво, то поглядывая, то опуская глаза в рюмку, как на какого-нибудь аниматора на корпоративе, а по-другому, пристально? С чувством? Потому что чувства в этом зрительном зале зашкаливали.
На переднем плане, почти вровень со мной сидел принц Тамино. От меня до него не было и полутора метров, он весь развернулся в мою сторону, он всем телом подался вперед, и, буквально, жег меня взглядом. Белокурая дама, сидевшая рядом с ним, приобнимала его ручкой, улыбалась, хохотала, сверкая зубками – но старания ее были напрасны, он обращал на нее свой взор лишь мельком, и отвечал невпопад. Герцог тоже был здесь – куда уж без него. Правда, он впереди не маячил, сидел вдали и в тени, но его тяжелый взгляд я чувствовала на себе каждую секунду. При этом, остальные мужчины не отставали – или у меня уже начиналась паранойя на почве всеобще влюбленности, или Лизонька действительно прописала свою Амину эдаким беспощадным катком обаяния, влюбляющим в себя все и вся, Заинтересованно/зачарованно взирающих на меня мужских лиц я насчитала больше чем с десяток. Дамы меня, тоже разглядывали. Недоброжелательно. С оттенком что-они-все-в-ней-нашли.
Но все, на самом деле, меркло, перед необходимостью играть перед этой внимающей толпой на лире. Лира была у меня в руках. Я сидела на складном стульчике. Выглядела я, при этом, если верить глазам принца Тамино, сногсшибательно – но что мне с того. Мне надо было играть.
– Прекрасная Амина, порадуйте нас своим искусством.
Низкий бархатный голос принадлежал королю – лица я его не могла разглядеть, он сидел слишком далеко, но я видела, что он на самом деле не сильно старше своего племянника, принца Тамино.
– Прекрасная лира, спой же нам, – проворковала нежным голоском белокурая дама, – пой, пой лира!
«И подохни лира!» – Пронеслись у меня в голове известные слова классика. Отставив инструмент, я поднялась.
– Давайте, я лучше вам стишок расскажу?
Люди замерли. Всеобщий интерес ко мне мгновенно, если так можно выразиться, посвежел. Но возражать мне никто не стал, и поэтому, вспомнив незабвенные школьные годы как единственный мой опыт публичных выступлений, я затянула:
– Я к вам пишу. Чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать…
И так далее, стараясь не частить и вообще выполнять все, когда то вбиваемые мне в голову незабвенной Марь Иванной, паузы и интонации, я досказала бессмертный отрывок до конца. А что еще мне было делать, не кричать же всем этим людям, что я не причем, и вообще не Амина а Оля? Чтобы меня связали и поместили в местный аналог сумасшедшего дома?
– Восхитительно, – произнес король, и все дружно поддакнули, – вы не перестаете нас удивлять.
Тамино кивал в такт его словам, герцог вздыхал, склонив голову на бок. Дамы сидели, пораженные, кавалеры смахивали слезу. Не знаю, правда, мое ли чтение было тому виной, или всех так поразил внезапный Пушкин. Возможно, конечно, восхищение моим исполнительским мастерством было заложено во всех, так же как и ослепление моей «прекрасной» внешностью.
– Вы можете идти, прекрасная Амина, – сказал король.
Два раза просить меня не нужно было, и, поклонившись всем, я вышла.
На дворе уже была ночь, и извилистые коридоры были освещены факелами. Стараясь вспомнить, какой же дорогой я шла в этот зал, я сворачивала и плутала, пока, наконец, не очутилась в каком-то темном закутке, с единственным оконцем выходившим в сад.
– Вы забыли свою лиру.
Лязг доспехов, сопровождавший эти слова, ясно сообщили мне, что герцог не дремлет. Свет луны, лившийся из окна, обрисовывал его гигантскую фигуру, в ней чувствовалось столько угрозы, что я внутренне сжалась и вцепилась в окно – но оно было слишком узким, и бежать из него было невозможно.
– Кто разрешил вам трогать мою лиру? – накинулась я на герцога, во-первых, надеясь, что меня услышат и спасут, а так же, потому что лучшая защита – нападение.
Но одно дело давать наглому преследователю отпор в многолюдной церкви, и совсем другое в пустынном и темном коридоре. Герцог лишь рассмеялся.
– Мне не нужно ничье разрешение, – язвительно сказал он, и отшвырнул лиру.
Протяжно звякнув, она упала в угол. А в следующий миг обе его закованные в железо руки прижимали меня к стене.
– Как ты там сейчас говорила? – прорычал он, почти вплотную приблизив ко мне свое лицо, – мне порукой ваша честь? Моя честь тебе порукой, что я этого так не оставлю! Ты ответишь мне за все свои оскорбления!
И он впился в мои губы поцелуем.
Давным-давно в одной милицейской методичке я читала: если насильник крупнее и сильнее вас, сделайте вид, что поддались, а потом укусите его за язык. Совет кусать насильника за язык и тогда показался мне бредовым, а сейчас, когда мне противостоял двухметровый мужик в латах – тем более. Он одним ударом своей закованной в железо руки мог отправить меня в нокаут. Но я не сдалась, нет, я, конечно трепыхалась, извивалась – скорее, правда, чисто инстинктивно, чем как-то как-то еще. В голове у меня тем временем проносилась мысль : «Ну не может же быть так, не может быть, чтобы меня, главную героиню любовного фантазийного романа, тупо использовали в коридоре как персонажа самого чернушного постсоветского фильма!»
И да – так не было. Доспехи герцога уже царапали мою кожу, когда слева высветился отблеск пламени, раздались шаги, и мелодичный голос произнес:
– Что происходит?
Красавица блондинка, та самая, что пыталась очаровать Тамино, в сопровождении нарядных подруг, и со слугой, несшим перед ними подсвечник, удалялась из королевского зала. И по счастливой случайности, удалялась она именно этим коридором.
– Ничего не происходит, – грубо бросил герцог, и отпустил меня. Я упала на пол.
Он развернулся и, как ни в чем не бывало, пошел прочь. Дамы расступились перед ним. Я осталась сидеть. Стайка женщин прошелестела мимо так, словно меня здесь и не было, но я их не винила. Они в любом случае казались мне сейчас ангелами-спасителями. Подобрав свою искалеченную лиру, я поплелась в башню.
– Что с вами? – спросила Марта, оглядывая мой разоренный костюм: юбка на бок, тюрбан упал с головы, жилетка разорвана.
– Ничего, – сказал я, повторяя слова герцога.
– Вы что, упали? Вам плохо? – но голос Марты произносил эти внешне заботливые слова так напористо, что я от нее просто отмахнулась.
– Скажи мне, – сказала я ей, подавляя рыдания, – а принц Тамино нормальный человек?
Глава 5.
Одно было хорошо – принца мне долго ждать не пришлось. Утром, едва выйдя на порог своей башни, я увидела его. Он стоял под деревом, сложив руки на груди, он смотрел на меня, он меня ждал. Он был невыразимо прекрасен, он словно сиял, и, покрывшись краской смущения, я двинулась к нему.
– Ваше… Ваше высочество, – пролепетала я, так как толком не знала как надо к нему обращаться.
– Я слушаю тебя, Амина, – сказал он, сводя брови к переносице, и одаривая меня очередным страдальческим взглядом.
– Я эээ…
Я хотела ему сообщить, что он мне нравится, и сожительствовать с ним я согласна, но никак не могла подобрать нужных слов. Конечно, если он как прошлый раз, был бы в страстно-влюбленном настроении, то мне, наверное и говорить бы ничего не пришлось бы. Но он стоял насупившись, и глядел на меня нехорошо. Нет, влюбленность и страдание в его взгляде тоже были, вообще страдания было столько, что у меня сердце сжималось, но, все же, он смотрел враждебно, и я маялась, не зная, как начать свою речь.
– Дело в том, что я обдумала ваше предложение… – начала я, сама чувствуя, как неуместны в такой сцене мои казенно-форменные слова.
– И что? – прервал он меня кривя губы в злой насмешке.
Тут даже я, со своим крайне небогатым опытом общения с влюбленными молодыми людьми, поняла, что мрачный вид принца неспроста, и игнорировать его не стоит. Либо я сейчас наблюдаю темную сторону его души, либо что-то случилось. И так как принц Тамино мне был сейчас крайне нужен, – кто же еще защитит меня от герцога? – я постаралась поверить в последний вариант. Что-то случилось, поэтому он такой хмурый.
– Что случилось? – спросила я.
– Себя спроси, – грубо бросил он.
Я испытала крайнее удивление.
– Что значит «Себя спроси»? – сказала я, – Я что, в чем-то провинилась?
– Ты вчера… – начал было он, и грудь его заходила ходуном, – ты вчера… – он никак не мог выговорить, чего же не так я сделала вчера, слова о моем прегрешении, каким бы оно ни было, никак не шли с его губ, он мучился, и я тоже мучилась – неизвестностью.
– Да что случилось-то? – воскликнула я, не выдержав этой обоюдной пытки.
– Ты вчера целовалась с герцогом.
– Ах, это! – я испытала мимолетное облегчение, решив, что Тамино просто неверно информировали, – я вовсе не… Совсем не так все было. Я не целовалась.
– Тебя видели, – холодно сказал он, – несколько человек.
– Он на меня напал. Он проходу мне не дает, и именно поэтому я к вам и пришла.
– Именно поэтому? – сказал он задыхающимся голосом, – ты пришла ко мне только поэтому?
Видимо, я сказала что-то сильно не то. Если раньше принц был просто мрачен, то сейчас его как будто раздавили.
– Я тебе не нужен, – сказал он, прикрывая глаза, – ты пришла ко мне только потому, что тебе мешает герцог.
Тут уж настал мой черед возмущаться.
– Мешает? Это что так называется? – воскликнула я, – да он насильник, он маньяк, он психопат, ему в тюрьме место, он опасен, а все делают вид, что ничего не происходит! Я думала, хоть вы меня от него защитите!
– О-о-о, – злорадно протянул принц, – когда я стану королем ему не сносить головы. Я четвертую его и скормлю псам!
– А прямо сейчас вы ничего, значит, делать не будете? – уточнила я, чувствуя, что образ прекрасного и влюбленного принца в моей душе сыпется на глазах.
– Ты разбила мне сердце, – сказал он мне в ответ, развернулся и ушел.
И в кои-то веки эта затертая, отдающая театральщиной фраза, прозвучала искреннее. Так искренне, – у принца Тамино даже слеза по щеке скатилась, – что мое сердце тоже чуть не разбилось, от жалости. Но не разбилось. И пусть страдания от несчастной любви считаются чуть ли не мучительнейшими из всех возможных, пусть сейчас принцу небо казалось с овчинку, и свет померк – мне-то ведь тоже вчера не сладко пришлось, а он ушел, даже не поинтересовавшись как я одна буду теперь противостоять домогательствам герцога.
Я бегом вернулась в свою башню, яусиленно соображала, что же теперь мне делать. То, что герцог не успокоиться сам, что его не вызовут на войну, не убьют на турнире, что он непременно, сегодня же, еще раз на меня нападет, или попытается напасть – сомнению не подлежало. В этой книге он был глав.злодей, и сюжет без него буксовал. Но ни провести последующую пару месяцев в его обществе, не запереться на всю жизнь в своей башне – хотя он и в башне меня достал бы – такое меня не устраивало. Ответ ко мне пришел неожиданно – король. Король, чьей воспитанницей я являюсь, не должен ли он меня защищать?
– Марта! – позвала я свою служанку, или, скорее надсмотрщицу.
– Чего вам? – она выглянула из своей комнаты, неспешно утирая большие руки передником.
– Мне надо как-то встретиться с королем.
– Чего??? – протянула она. – С королем?!
– Так ведь я воспитанница короля, мне доктор так сказал. Я хоть иногда его вижу?
– Вы вчера его видели, – отчеканила Марта, – когда играли на лире.
– Но я с ним даже не говорила, а у меня есть просьба.
– Просьба? И какая?
– Давайте, я это ему лично скажу.
По лицу Марты было видно, что если она до того еще сомневалась в том, приличная я женщина или нет, то теперь для нее все яснее ясного. Вчера я выспрашивала у нее, каков принц, а сегодня мне короля подавай. Тем неожиданней был для меня ее ответ.
– Ладно, – сказала она, – я проведу вас к королю.
Глава 6.
Королевские покои это вам не комнатка в башне. И пусть меня вели не главными коридорами, а какими-то закутками для слуг – роскошь была и здесь. Всюду гобелены, позолота, на полу ковры – чистые, без единой пылинки, потолок расписной. Такая тяжеловесная, но от того ничуть не менее впечатляющая красота.
– Ваше величество, к вам Амина, – объявила Марта, втолкнула меня в комнату, и тут же закрыла за мной дверь.
Это, видимо, был кабинет. Король сидел в дальнем его углу, у окна, за столом без скатерти, он слушал какого-то склонившемуся к нему человека. Другой человек сидел рядом, и что-то быстро строчил на листе бумаги. Никто из них не удостоил меня и взглядом. Но, если честно, размеры помещения были таковы, что едва ли хоть кто-то из них мог расслышать слова Марты. Конечно, не заметить мое появление они не могли, все-таки со стенами я не сливалась, но как знать, может они думали, что я просто служанка явившаяся камин почистить, например.