— Тогда почему у тебя Библия? — спросила она, глядя на пол. Ее щеки пылали.
Я надел потертые удобные джинсы.
— Потому что она была особенной для кое-кого другого.
— Кого?
Я не ответил, просунул пояс в новые джинсы и застегнул его, обулся. Я прошел мимо нее в спальню и замер у кровати. Запах геля для стирки ударил по моему носу, в груди болело. Чистая одежда была запахом дома.
Сбегу я из участка МП или нет, но я еще не скоро смогу насладиться запахом или ощущением дома.
— Что еще ты хочешь взять? — спросила Линна, выйдя за мной.
— Ничего. Это все.
Она нахмурилась, сомнений было больше, чем подозрений, в этот раз.
Я взглянул на нее, а потом рухнул на кровать. Лицо уткнулось в мягкое одеяло, и я застонал.
— Что ты делаешь?
Я перекатился на спину на матраце, закрыл рукой глаза.
— Ты знаешь, какие койки в камере? Это последняя кровать, на которой я полежу… в ближайшие годы. Дай минутку запомнить ощущения.
Ответом было молчание. Через миг матрас прогнулся. Я посмотрел из-под руки, Линна сидела на углу кровати и озиралась, хмурясь.
— Не так я представляла место, где ты живешь, — пробормотала она.
— И я. Это в десять раз лучше, чем другие места, где я жил, — я прикрыл глаза снова. — Ригель посоветовал место. Думаю, это здание принадлежит ему. Я был не против, и «ККК» хорошо платили.
— Ах, да. За мошенничество и воровство.
— Пожалуй, да.
Ее голос стал еще холоднее.
— Ты даже не переживаешь, что обманывал людей?
Я подумал о книгах в ее руках, но вжался сильнее в одеяло и вдохнул запах дома.
— Быть мификом-преступником лучше, чем быть человеком-фриком.
— Ты — не человек.
— Я не знал, что был мификом, помнишь? «ККК» нашли меня. Они рассказали мне о магии.
Матрац скрипнул, она подвинулась.
— Я понимаю, но когда ты понял, что они были преступниками, ты… должен был покинуть гильдию.
Я приоткрыл глаза, но видел только свою руку, лежащую на лбу. Странное желание делиться информацией угасало, но я рассказал достаточно, так что мог закончить правдой.
— Мне нигде не было места. Люди не хотели меня рядом. Из-за меня им было неуютно… я пугал их. Куда бы я ни пошел, все хотели избавиться от меня, пока Ригель не пригласил меня в свою гильдию. Там меня не просто приняли… я был полезен. Я был частью команды, — я резко выдохнул. — Так что отвечу на твой вопрос: мне было плевать на то, что делает гильдия. По крайней мере, уйти не захотелось.
Кровать выгнулась. Тихие шаги, и теплая ладонь потянула за мое запястье, подняла руку. Линна склонилась надо мной и заглянула в мои глаза.
— Кит… ты… — она пыталась подобрать слова, задумчиво поджала губы.
Я смотрел на ее нежные губы, удивленный тем, какими заманчивыми они казались.
Она разглядывала мое лицо, ее румянец вернулся. Она резко выпрямилась.
— Ты нарушил закон. Но… если ты поможешь поймать Квентина, я сделаю, что смогу, чтобы обвинений против тебя стало меньше.
— Что ты можешь?
— Пока не знаю, — ее глаза вспыхнули. — Но я выясню.
Горло странно сдавило, и я понял, что верил ей. Я верил, что она поможет мне.
Теперь я растерялся. Я был на кровати. Было сложно сосредоточиться, пока я лежал на кусочке рая. Я сел, пока не потерял хватку на реальности. Линна отодвинулась, я встал с матраца.
— Думаю, мы можем идти, — я посмотрел на книги под ее рукой. — Но… их нужно убрать в безопасное место.
Если они отправятся в участок со мной, я никогда их не увижу. Блин. Почему я не подумал об этом раньше?
Линна приподняла стопку.
— Я… могу придержать их для тебя. Пока что.
Я прищурился.
— Ты берешь мои вещи в заложники?
— Нет, я предлагаю приберечь их для тебя, пока ты не будешь готов забрать их.
— Это воспоминания, а не гримуары. Ты не найдешь в них ничего для…
— Я пытаюсь быть мягче! — перебила она. — Ты спас мне жизнь, и я хочу ответить добром!
Сомнения охватили меня, но она пронзила меня яростным взглядом, но не обвиняла, как чаще всего, а… Я не знал, что взгляд задел меня так, что я захотел верить ей.
— Ладно, — сдался я. Хотя у меня не было варианта лучше. — Спасибо.
Строго сжатые губы стали улыбкой. Настоящей. Милой улыбкой.
Думая о ее предложении сохранить мои книги, я забрал их из ее рук и покинул спальню. Я с тоской посмотрел на гостиную и направился к двери.
— Кит, — она задержалась у моего огромного плоского телевизора — одну из моих покупок для квартиры. — Уверен, что больше ничего не хочешь сохранить?
Я покачал головой.
— Тут больше нет моего. Квартира была с мебелью.
Она, хмурясь, присела на корточки у тумбочки телевизора.
— А это?
Я прошел к ней и посмотрел на полки, полные коробочек DVD и Blu-ray. Я сел на пятки.
— Я собирал их, начав работу в «ККК». Я всегда хотел коллекцию фильмов, но не мог позволить… — я закашлялся. — Но, да, тут нет редких изданий. Я могу их найти снова, если будет шанс, — вяло закончил я.
Но я был обречен на жизнь в бегах или за решеткой.
Линна провела ладонью по собранию комедий, включая полное собрание «Монти Пайтона», и остановилась на «Касабланке».
— О-о, — сказал я. — Классика.
Она вытащила ее с полки.
— Я такое не видела.
— Серьезно? Все должны хоть раз посмотреть «Касабланку».
— Хм, — она посмотрела на иллюстрацию Ингрид Бергман и Хамфри Богарта, драматично прижавшихся друг к другу на обложке. — Выглядит…
— Не смей говорить «скучно». Это самый красивый фильм в истории.
Она недоверчиво приподняла бровь.
— Да! — ее бровь поползла выше, и я вдруг странно смутился. — Это о том, как быть частью чего-то большего. Думаю, в этом есть красота.
Она поймала нижнюю губу зубами.
— Может… — она сделала паузу. — Может, нам стоит его посмотреть.
Я фыркнул и поднялся на ноги.
— Конечно. Можешь загрузить на телефон, встать у моей камеры, и я буду смотреть поверх твоего плеча.
Она осталась на корточках, все еще сжимая диск.
— Я про сейчас.
Я застыл, шагая к двери, и посмотрел на ее макушку.
— Зачем? Хочешь убедиться, что это фильм, а не диск с моими преступными тайнами?
— Нет, просто… — она резко встала, избегая моего взгляда. — Не важно.
Она стала опускать диск на подставку, но я поймал ее запястье.
— Ты серьезно? Ты хочешь посмотреть «Касабланку» сейчас? В моей квартире?
Она что-то пробормотала, щеки порозовели.
— Что, прости?
— Я сказала, что нам не нужно спешить в участок, — она вяло потянула руку, но я не отпустил. — Уже поздно, и расследование не продолжится до утра. Ты не скоро сможешь продолжить собирать коллекцию, так почему не насладиться фильмом еще раз?
Я позволил ей убрать руку. Она с опаской подняла взгляд, поняла, что и я смотрел на нее насторожено.
— Что? — фыркнула она. — Это была просто идея.
— Я… — качая головой, я признался. — Я не пойму, обманываешь ли ты меня.
— Обманываю?
— Да. Вдохновила меня незаконной ночью кино, дождешься начала фильма и застегнешь на мне наручники, а потом утащишь в участок, зловеще хохоча.
Она моргнула дважды, закатила карие глаза так, что ее голова отклонилась. Она прижала диск к моей груди.
— Включай фильм, Кит.
Она прошла к дивану, опустилась на подушки и скрестила руки, выжидая.
Ого, она была серьезна.
— Мне поискать попкорн?
Две с половиной минуты спустя я сидел рядом с ней с большой миской попкорна на одной ладони и с пультом в другой руке. Она взяла попкорн, смазанный маслом, и бросила в рот.
Я пытался не пялиться.
Фильм начался, и моя тревога пропала, на экране медленно крутился черно-белый глобус, камера сосредоточивалась на Северной Америке.
— Когда это было снято? — спросила она, взяв больше попкорна из миски.
— 1942. Фильм снят посреди Второй Мировой войны и выпущен посреди войны. Они сняли его через пять месяцев после Перл-Харбор.
Она тихо хмыкнула с интересом и отклонилась, чтобы смотреть. Мы доели попкорн, и я отодвинул миску на столе. Я устроился удобнее, подушки дивана прогнулись. Моя рука задела ее руку, но она не отвела взгляда от экрана.
Я подавил желание комментировать, дал фильму затянуть ее, но когда толпа в баре Рика запела «La Marseillaise», чтобы заглушить группу нацистов, поющих немецкий гимн, я не сдержался.
Я склонился к ней, моя рука прижалась к ее руке. Я прошептал:
— Присмотрись к тем, кто поет.
Она прищурилась.
— Та женщина плачет?
— Некоторые отсюда были выжившими в войне. Они сбежали от нацистов в Европе и убежали в Америку, а потом спели об этом в «Касабланке». Для них это было настоящим.
— Ого, — тихо сказала она.
Когда мы добрались до важной сцены между Риком и Ильзой под дождем в аэропорту, я разошелся, цитировал лучшие строки Богарта в унисон с ним. Линна смотрела то на меня, то на экран, уголки ее рта подрагивали от каждой строки.
В правильный момент, подражая Богарту, я коснулся пальцами ее подбородка и произнес своим лучшим мелодраматичным баритоном:
— Я выпью за тебя, малыш.
Она миг смотрела на меня большими глазами, а потом рассмеялась и отбила мою ладонь.
— Из-за тебя я пропустила это!
— Ой, — я с улыбкой схватил пульт и отмотал фильм. — Обещаю, что не буду тебя отвлекать… хотя бы полминуты.
Она рассмеялась, снова закатив глаза. Ее веселье пробило маску агента, и я смог лучше разглядеть женщину под ней — и, если честно, мне могла понравиться девушка, которую я видел.
Но я пожалею из-за этих чувств.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Там прошел дождь?
Я забрался на верхнюю койку и рухнул. Я лег на спину, поправил серый комбинезон, пока стало хоть немного удобнее, скучая ужасно по футболке и джинсам. И моей огромной кровати. Комбинезоны и койки в камерах придумывали без учета удобств.
Дункан прислонялся к стене напротив кровати, глядя на меня. Мои волосы были мокрыми от дождя, и это привлекло его внимание.
— Немного, — ответил я, стараясь звучать так, словно это был нормальный разговор в тюрьме.
— Да? — его глаза засияли, он отошел от стены, приблизился к койкам.
«Только не трогай меня, не трогай, не трогай».
— Ага.
— Как это было?
Что он искал? Описание воды, ниспадающей с небес? Мне написать хокку?
Я вздохнул.
— Не знаю, Дункан. Дождь лился с неба. Было мокро.
Он помрачнел от моего сухого ответа, он снова прислонился к стене.
— Повеселился в поездке? Я слышал, они заставили тебя охотиться на лучшего друга.
Слухи быстро разносились в камерах МагиПола.
— Квентин — не мой лучший друг, — ответил я. — Не говори мне, что ты не использовал бы шанс, чтобы выйти, если бы его предложили.
Гидромаг пожал плечами.
— Может, да, может, нет. Я знаю, что непросто общаться с МП. Это точно.
— Ты пообщался бы, — сказал я, — если бы появился шанс сбежать.
Он покачал головой и пропал на нижней койке. Металлическая основа задрожала.
— И это тебе не помогло.
Я медленно вдохнул. Он был прав. Но Линна и не связала меня.
Но шансы на побег не были высокими. Это не останавливало меня раньше, когда мне было девять лет, я выпрыгнул с пятого этажа в сугроб, чтобы не получить ремнем от противного приемного отца, но хоть я выглядывал шанс с Линной, ничего не вышло.
Отчасти я не хотел рисковать будущим без уверенности в шансе, который Линна мне не даст, если только я не серьезно наврежу ей. Например, столкнув ее в разъедающее зелье.
Но нужно было провести черту. И если я так ее предам, она вернется из мертвых, чтобы убить меня своей магией отрицания.
Мы так и не поймали Квентина. У меня еще были шансы до дня вынесения приговора, или, может, мне не стоило бояться этого. Если я заслужу уважение в глазах Блит, если Линна сдержит обещание помочь мне…
Я потер рукой лицо. Я серьезно думал доверить будущее Линне и Блит, слушающимся закона? Я думал, что лучше было принять наказание?
Что на меня нашло?
Я повернулся на живот, выглянул на Дункана, который, казалось, гонял слюну во рту.
— Тебя уже вызвали на суд? — спросил я у него.
— Да. Четырнадцатого июня.
— В один день со мной.
Он проглотил слюну.
— Они, наверное, собирают важных шишек в один день, чтобы Совет судей разобрался со всем одним махом.
Всех серьезных шишек? Они объединили меня с этим безумцем? С каких пор фирма адвокатов-мошенников была равна убийству семнадцати человек?
— Сколько у тебя обвинений? — спросил я.
— Семнадцать. Это ясно. А у тебя?
— Шестьдесят один.
— Это много.
Ага, Шерлок.
— Ты знаешь, сколько лет меня ждет? — я не ждал настоящего ответа от безумного парня.
— С этими ребятами сложно сказать.
— Как думаешь, сколько тебе дадут? — мой приговор не мог быть больше, чем у психопата с магией воды.
— О, я не буду сидеть ни дня.
— Бред, — рявкнул я. Как можно быть таким чокнутым? — Тебя ждет пожизненное. Никак иначе.
— Ты такой тупой? — фыркнул он. — Меня ждет смертный приговор.
Его спокойный тон ошеломил меня.
— Что? Ты уверен?
— С МП уверенности нет, но, скорее всего, так будет. И они не ждут. Когда получаешь смертный приговор, думаю, они дают… две недели? А потом… — он провел пальцем по шее, добавляя милое звуковое сопровождение.
— О… ясно.
Я повернулся и посмотрел на потолок, не мигая. Шестьдесят одно обвинение. Этого хватит на смертный приговор? Вряд ли, ведь Линна отметила, что многие обвинения порвались бы легче, чем картон под дождем.
Но, как и сказал Дункан, с МП уверенности не было.
Если подумать, слушание и короткий приговор были лучше жизни изгоя — хотя игра Харрисона Форда и Томми Ли Джона делали ее заманчивой — но если меня могли казнить, тогда нет, спасибо. Вариант Б уже не подходил.
Улыбка Линны появилась перед глазами, но я отогнал ее, попытался подсчитать, сколько часов осталось до вынесения приговора. Я сдался, поняв, что не знал, который час. Но меньше трех сотен. Меньше трех сотен часов для побега.
И, если я не смогу убежать, я пойду на суд следом за Дунканом, и МП могла убить нас.
Я управлял дыханием, напрягся. Предплечья упирались в пол, тонкое одеяло с койки действовало как матрац для йоги. Я держал тело почти вертикально, ноги были в воздухе, колени — согнуты, ступни выгнулись к голове. Пот стекал по спине к шее, я медленно дышал, мышцы горели.
— Как это называется? — спросил Дункан скучающим тоном, отдыхая на койке, скрестив ноги в лодыжках.
— Поза скорпиона, — я выгнул спину сильнее, сжимаясь плотнее. Все мышцы и суставы натянулись.
— Не выглядит сложно.
Ага. Дункан не смог бы держать себя прямо.
Несмотря на мою тревогу, я проспал почти всю ночь — бой с телекинетиками и побег от ловушки с зельем утомили. Но я проснулся с затекшим и ноющим телом, и долгое скучное утро на твердой койке не помогло. Мое решение? Размять мышцы йогой.
Кстати, если кто-нибудь скажет, что йога — разминка для девочек, смело зовите их идиотами.
Вздохнув, я распрямил тело и опустил ноги на пол. Я сел на пятки и вытер ладонью лоб. Капля пота стекала к челюсти.
Мелкие глазки Дункана проследили за ней, и я поежился.
Повернувшись, чтобы не смотреть на него прямо, я поправил рукава комбинезона, чтобы они не мешали следующей позе. МП не давали одежду для занятий спортом или запасной комбинезон, и я снял верхнюю половину и завязал на поясе так, чтобы ткань не сильно промокла, и торс остался голым.
Я собирался занять восьмиугольную позу, но кто-то постучал в дверь нашей камеры. Это снова был Бородатый Дровосек с отличным именем.
Он тряхнул волшебными наручниками.
— Капитан хочет тебя видеть.
— Сейчас?
— Очевидно, что сейчас.
Раздражение и почти безумная надежда смешались во мне насчет того, что меня ждало дальше — и если все пройдет хорошо, этот поход из камеры будет последним. Я встал.