Интересно, почему красавчика перевели в неврологию? Я была уверена, что его поместят в травматологическое отделение. Значит, всё-таки, с ним не всё в порядке.
Ох, хоть бы обошлось.
Заходим внутрь, и в нос тут же ударяет запах тушёной капусты. Да, наверное, Кожевников не привык к диетическому питанию обычной бюджетной больницы, и будет шокирован приготовленной пищей. Ну, ничего. И я, и Диана Леонидовна позаботимся о его полноценном рационе.
Какая же я дурочка — не догадалась привезти больному даже пачки сока! Хороша невеста, забота так и чувствуется…
Ворча себе под нос и сетуя на свою забывчивость, семеню вслед за юнцом. Ну, ничего. Завтра, обязательно привезу бизнесмену что-нибудь вкусненькое. А лучше — прямо сегодня узнать о его вкусовых пристрастиях.
Стажёр тормозит на повороте, и тыкает вглубь коридора, где стоят два мужчины в полицейской форме.
— Вон там — Григорий Егорович, идите, он вас ждёт.
Пожимаю плечами, оглядываясь на своего провожатого, чтобы спросить, к кому именно мне стоит обращаться, но стажёра уже и след простыл — очевидно, ему запретили покидать пост возле дверей лечебного учреждения, и он очень боится гнева вышестоящего начальства.
Ну что ж, пойду, поговорю с этим капитаном. Или у него другое звание? Нет, вроде всё же капитан. Да-да, главное не забыть и не перепутать.
Направляюсь к мужчинам в форме, отчаянно соображая, кто из них — капитан Торопов. Не думала, что это будет для меня какой-то проблемой. Я ожидала увидеть пожилого мужчину с потухшим усталым взглядом и похожего на моего провожатого, юного мальчика, ведь стажёров, по словам Торопова, должно быть двое. Но, у палаты с цифрой «три» стоят два совсем не похожих на полицейских, среднего возраста мужчины.
Кхм…
Закашливаюсь и выдыхаю — ну, почему я не спросила у стажёра сразу, как выглядит Торопов? Что ж, попробую применить все свои навыки, метод дедукции Шерлока Холмса и женское чутьё — авось, и всё получится.
Итак, неподалёку от меня стоят двое мужчин в полицейской форме.
Первый — излишне толстый, невысокого роста, с маленькими глазками — щёлочками, держит в руках огромный сэндвич с сыром. Его щёки лоснятся от жира, а на лбу выступила испарина. Видимо, толстяк изрядно устал, пока поднимался пешком на четвёртый этаж. От него противно пахнет потом за километр, а на форме полицейского обозначились мокрые следы.
Возможно, у него непорядок со здоровьем, а может, он просто всё утро провёл в поисках преступников, вот проголодался и устал? Ещё — он постоянно смотрит на свои наручные часы, недовольно хмурясь при этом. Скорее всего, он кого-то ждёт.
Второй — полная его противоположность. Широкоплечий, метра под два ростом, спортивного телосложения, со стаканом горячего кофе в руке, от которого в воздух поднимается ароматный пар.
Его тёмно-русые волосы зачёсаны назад, а лучистые глаза похотливо провожают прехорошенькую медсестру в коротком халатике. Да, этот явно ещё и не напрягался сегодня, спокойно попивая кофеёк и наслаждаясь интересным зрелищем. Его лицо расслаблено и спокойно, не видно, чтобы он ожидал хоть кого-то, вроде меня.
Быстро осмотрев мужчин беглым взглядом, я обращаюсь к толстяку, навешивая на лицо свою самую приятную улыбку.
Он, по крайней мере, больше похож на полицейского, чем тот красавец — качок, попивающий ароматный кофе. Тем более, решающим для меня был постоянный взгляд на часы — ведь стажёр, дежуривший у входа, ясно дал мне понять, что Торопов ждать не любит и очень нервничает, когда кто-то опаздывает.
Конечно же, в самый ответственный момент я снова забыла отчество капитана, поэтому решаю обойтись без обращения.
— Здравствуйте, вы мне звонили.
— Я?
— Ну да, с утра.
Увидев изумлённое выражение лица толстяка, я теряюсь. Мужчина же достаёт из кармана брюк ужасающе огромный носовой платок «в клетку», и принимается яростно утирать пот со лба, глядя на меня исподлобья.
— Может быть, я случайно нажал не ту кнопку?
— Вряд ли, ведь мы с вами разговаривали.
— Да? Только не говорите об этом моей жене. Ириша очень вспыльчивая. Чуть что — за сковородку сразу хватается. А она у нас знаете, какая?
— Какая?
— Чугунная!
Толстяк хватается за виски своими сарделеобразными пальцами и начинает раскачиваться из стороны в сторону.
Выглядит он крайне комично, как и то, что он не может вспомнить своего звонка. Может, у толстяка проблемы с головой? Похоже, он совершенно не контролирует себя в еде. А ещё у него проблемы с нервами и сердцем — вон какой потный, а по лицу пошли пятна.
— А ещё — тяжёлая!
— Кто?
— Не кто, а что! Сковорода! Ирише от бабушки досталась! Настоящая, деревенская!
Мужчина морщится при упоминании о сковороде и начинает тихонько завывать, как побитый пёс. Я смотрю на него с некоторой опаской — вдруг, и правда, у него поехала крыша?
Неужели его благоверная регулярно отоваривает муженька кухонной утварью? Тогда нет ничего удивительного в том, что он никак не может вспомнить своего утреннего звонка.
Бедняга.
— Я Евгения Васильевна Королёва. Вспомнили?
— Кого?
Чувствуя себя героиней какого-то глупого розыгрыша, я морщусь, и в отчаянии топаю ногой. Мне захотелось схватить этого капитана за грудки, и как следует встряхнуть его, как грушу. Авось, толстяк придёт в себя и вспомнит, зачем он мне звонил. Но я понимаю, что мне, невысокой девушке обычного телосложения это будет сделать весьма проблематично.
Фыркаю, краснея от злости. Не удивительно, что половина дел так и остаются нераскрытыми — если у нас такие стражи порядка, забывающие о вызове важных свидетелей.
— Вы — капитан Торопов? Григорий…эээ…как там вас?
— Меня?
— Да, как вас зовут?
Я уже почти кричу, сжимая руки в кулаки. Разговор с отвратительно воняющим потом толстяком жутко меня утомляет и нервирует. Господи, как же он собирается раскрыть это дело, имея такие проблемы со здоровьем?
— Лёша… Алексей Александрович я. Здрассти.
Я сглатываю слюну, окидывая толстяка злым взглядом, постепенно успокаиваясь. Получается, он не Торопов? А я уже готова была растерзать беднягу.
— Так вам капитан Торопов нужен? Григорий Егорович?
— Да!
Рявкаю с такой силой, что бедный толстяк приседает, и тыкает корявым пальцем мне за спину, мгновенно покрываясь при этом капельками пота. Я оборачиваюсь, и уставляюсь взглядом в широкоплечего полицейского с ироничной улыбкой на лице.
— Вы — капитан Торопов?
— Ага. Здравствуйте, Евгения Васильевна.
На его симпатичном моложавом лице расплывается весёлая ухмылка, и я едва сдерживаюсь, чтобы не нахамить ему. В его серо-голубых глазах пляшут весёлые дьявольские огоньки, и я понимаю, что он не окликнул меня специально — стоя рядом и потешаясь над моим разговором с Алексеем Александровичем.
Я сжимаю руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы немного отрезвить себя. Нет, я должна сдержаться, видь именно от этого наглого, самоуверенного полицейского зависит, будет ли раскрыто преступление.
Мужчина же, не зная о моих мыслях, как ни в чём не бывало, спокойно делает глоток ароматного кофе, не испытывая при этом никаких угрызений совести.
— Тогда какого… Почему вы сразу не окликнули меня, поняв, что я ошиблась?
— Вы так чудесно общались с Лёшей. Не хотел портить момент.
Момент? Да я чуть не растерзала бедного толстяка!
Григорий Егорович обескураживающее разводит руками и начинает громко хохотать. От этого смеха у меня внутри нарастает волна гнева, и я надуваю щёки, раздуваясь, как рыба Фугу.
— Осторожнее, а то лопните. Я не думаю, что уборщицам данного отделения понравится отмывать стены от ваших разлетевшихся внутренностей.
Грубый, чёрный юмор немного усмиряет мой пыл, и я выдыхаю. Чёрт с ним. Для меня сейчас главное — дать показания, оставить вещи в палате Кожевникова и исчезнуть. А там, если нам суждено быть вместе, Антон Михайлович меня разыщет, и мы сможем спокойно всё обсудить.
Я ведь не хотела врать и притворяться его невестой, это случилось само по себе, просто так сложились обстоятельства. А потом, из-за своего малодушия, я почему-то не смогла во всём признаться Диане Леонидовне, полностью погрязнув во лжи. Но при Торопове я, ни в чём признаваться не желаю, придётся отложить этот момент.
— Ну что ж, пройдёмте в палату к Антону Михайловичу, там и побеседуем.
Полицейский показывает рукой на полуприкрытую дверь, из-под которой выглядывает лучик света, и я, молча, толкаю створку внутрь. Этот хам даже не открыл передо мной дверь, продолжая насмехаться, и спокойно попивая горячий напиток.
Ух, как мне хочется вылить кофе ему на голову! Но, к сожалению, нельзя — он же при исполнении. Сжимаю кулачки и прохожу в палату, молясь, чтобы Кожевников не выгнал меня из палаты в первую же секунду, дав возможность хотя бы объясниться.
Что ж, капитан Торопов, посмотрим, какой ты сыщик и как оперативно найдёшь преступников, ограбивших Антона.
Глава 8
Вхожу в палату, чувствуя сильный запах лекарств, забирающихся в нос, и забивающих все лёгкие, и снова оглушительно чихаю, поняв, что к запаху медикаментов присоединился удушающий липкий запах парфюма Дианы Леонидовны.
Неужели она тут?
И точно.
Женщина сидит на стуле рядом с кроватью больного, с абсолютно прямой спиной, как английская королева, и выражением вселенской скорби на умело накрашенном лице. Даже не скажешь, что она — мать тридцатидвухлетнего мужчины.
По моим скромным подсчётам ей должно быть чуть больше пятидесяти, но мадам Кожевникова наверняка отлично умеет пользоваться всеми видами косметических средств, выставленных на прилавках. Плюс — она, наверняка, частый гость различных спа — салонов, и опробовала на себе многие методики омоложения. Потому как сейчас в палате, передо мной, ни больше, ни меньше — ровесница Антона Михайловича.
— О, Женечка, здравствуй, дорогая.
— Добрый день.
— Слава Богу, ты приехала!
— Что-то случилось?
Я перевожу взгляд с матери Кожевникова на его самого, и пугаюсь, отступив на шаг назад, незамедлительно наткнувшись спиной на стальное тело Торопова, при этом наступив ему на ногу. Отпрыгиваю от полицейского, которой, презрительно прищурившись, оглядывает свой ботинок.
— Чёрт! Вам, зачем очки на носу, Евгения Васильевна? Я так полагаю, чтобы лучше видеть? Или для красоты?
— Для красоты, разумеется.
— Сомневаюсь, что они хоть кого-то украшают. Купите себе с толстыми стёклами, раз вы никого и ничего вокруг не видите!
— Простите.
Извиняюсь, злорадствуя, что теперь на начищенном ботинке мужчины сорок пятого размера отпечатался аккуратный мокрый след от моего сапожка. Так ему и надо! Этот хам уже порядком мне надоел, и я ехидно фыркаю, наблюдая, как он пытается оттереть отпечаток моей ноги.
— Тише! Что это такое?
Диана Леонидовна подскакивает со своего места, и, потрясая перед носом Торопова костлявой рукой, грозит ему артритным пальцем. Я замечаю, что сегодня на ней абсолютно другие украшения, нежели чем вчера. Видимо, у женщины хватает времени и сил не только сидеть у кровати больного сына, но и выглядеть потрясающе, не смотря ни на что.
— Потревожите моего мальчика!
— Извините, пожалуйста.
Григорий Егорович тушуется перед женщиной, и почтительно отступает от неё назад, опуская голову вниз. Я расплываюсь в победной улыбке — так тебе и надо, наглец! Моя, возможно, будущая свекровь — женщина боевая, она за своего сына сотрёт в порошок любого, который хоть как-то будет угрожать её любимому и единственному отпрыску.
И делаю шаг вперёд, пытаясь рассмотреть красивое лицо Антона Михайловича.
— Он спит?
Обращаюсь к несостоявшейся свекрови, буравя взглядом бледного до синевы Кожевникова.
— Скоро должен проснуться. Анатолий Иванович ему успокоительного дал, Тоша разнервничался с утра.
— Почему?
— Он пришёл в себя, его перевели в палату. Меня увидел — обрадовался. Но вот, ни нападения, ничего из вчерашнего дня он не может вспомнить. Вот и психанул.
— Что врач говорит?
— Толя сказал, что после травмы головы такое бывает. Главное, он помнит очень многое, а вчерашний день не беда — вспомнит. Просто мозг так защищается от негативных воспоминаний.
Полицейский, стоящий позади меня, крякает от неприятной информации. Что ж, теперь ему придётся несладко — попробуй вытрясти какую-либо информацию из больного, страдающего потерей памяти.
— Что ж, Евгения Васильевна, давайте выйдем в коридор и пока я выслушаю вашу версию событий.
— Да, пожалуйста.
Я решаю не спорить с Тороповым. В конце концов, пока красавчик спит мне здесь действительно нечего делать. Как раз, дам показания полицейскому и потом со спокойной душой могу, наконец, предстать перед Антоном Михайловичем.
Но, мне нужно сделать одно дело, пока я не забыла.
Вытаскиваю из сумочки вещи Кожевникова, и кладу их на тумбочку, под пытливым, изумлённым взглядом Дианы Леонидовны. Затем достаю обручальное кольцо в бархатной коробочке, и торжественно ставлю рядом с наручными часами. Женщина вскидывает рукой, унизанной золотыми перстнями, тыча в синюю коробочку с ювелирным украшением.
— Нет-нет, детка, кольцо твоё. Тоша надел тебе его на палец, оно должно быть у тебя. Возьми, это неправильно.
Качаю головой. Ну, уж нет, никто не заставит меня вновь надеть это украшение — я твёрдо решила, что не буду больше врать. Но под пристальным взглядом нагловатого полицейского мне абсолютно не хочется признаваться в обмане. Решит ещё, что я как-то причастна к нападению — вон какой у него недоверчивый и изумлённый взгляд.
— Оно мне очень давит, не могу его носить. Пусть пока побудет здесь, авось, и Антон вспомнит, кому на палец он надевал это кольцо.
Выпалив последнюю фразу, закусываю губу. Ё-моё, да я сама себя выдам с потрохами.
Женщина скептически кивает, но всё же, разрешает мне оставить кольцо на тумбочке, чему я несказанно рада, как ребёнок, получивший, наконец, желаемое. Киваю, вздохнув, наконец, полной грудью, и выхожу вслед за Тороповым в коридор. Надеюсь, он будет предельно краток и у меня не появится желание его убить в очередной раз.
Устраиваемся на металлической лавочке, и мужчина достаёт из своего портфеля несколько листов бумаги. Я сижу совсем рядом с этим зловредным представителем закона и физически ощущаю какую-то неприкрытую опасную сексуальную энергию, исходящую от него.
Его грудь под белоснежной рубашкой мерно вздымается, и я понимаю, что он очень хорошо физически сложен. На густых каштановых волосах нет ни намёка на седину, а тонкие форменные брюки облегают каждую прорисованную мышцу.
Опускаю глаза в вытертый линолеум и запрещаю себе думать об этом хамоватом полицейском.
Что это такое? От длительного воздержания я буду пялиться на каждого мало-мальски симпатичного мужичка? Уж Торопов моего взгляда точно не заслуживает.
— Итак, Евгения Васильевна, начнём всё с самого начала.
Киваю.
— Фамилия, имя, отчество.
— Королёва Евгения Васильевна.
Не собираюсь ему говорить, что я работаю официанткой. Это будет звучать, как минимум, странно. Ведь у полицейского тоже информация, что я являюсь невестой пострадавшего. И моё место работы, как и в целом — моя личность — никакого отношения к делу не имеет. Так же и наши настоящие отношения с Кожевниковым его не касаются — пусть ищет преступников.
— Значит, вы вбежали в арку, и увидели нападавших на Антона Михайловича бандитов? Почему вы следовали за мужчиной, а не шли с ним рядом?
— Мы поссорились. Антон пошёл вперёд, а я его догоняла.
Опускаю глаза в пол, чувствуя на себе прожигающий кожу до самых костей взгляд полицейского. Он иронично хмыкает и делает какую-то пометку на своём листе. Небось, написал, что я — истеричная дура, которая поссорилась с женихом. Интересно, о чём он сейчас подумал?
— Сколько их было?
— Не знаю, трое или четверо — в арке было темно, мне не удалось разглядеть подробности.