Чемодана нет, а желание его собрать есть. Покидать все самое необходимое и броситься прочь отсюда, туда, где Баринов меня не найдет.
Пока есть время…
Интересно, есть вообще такое место?
Мы уже попаслись у окна, уже увидели, как очухался громила, как заботливо он “погрузил” Баринова на заднее сиденье машины, и как они уехали. Видимо, отправились чинить Бариновскую физиономию. Это оказалось более актуальной проблемой, чем повторные попытки моего отлова. Да и слава всем богам, которые надо мной сжалились.
— Нам, наверное, надо сваливать отсюда, — вполголоса произносит Маринка. — Или ментов сразу вызывать. Я же сомневаюсь, что они не вернутся.
Вот и что тут скажешь — моя подруга, мои же мысли и озвучивает. Видимо, у Маринки тоже было настроение сбежать куда-нибудь. Куда? К каким-нибудь знакомым в универское общежитие? Ага, прям так нас туда и пустили, там комменда злющая.
— Вернутся, конечно, — Иван пожимает плечами и протягивает Маринке пустую чашку. — Я только время выигрывал. Налей еще чаю, конфетка.
У Маринки на его “конфетку” дергается глаз. Впрочем, чай она наливает, молча, бухает в чашку три ложки сахара, мы уже знаем, что наш спаситель любит такой сладкий чай, чтобы все внутренности слипались от одного только взгляда на чашку.
— Так что, нам вещи собирать? — нерешительно спрашиваю я. Почему я вообще спрашиваю? По идее — это же наше дело, но мужик этот… Он почему-то кажется заинтересованным лицом, я правда не понимаю почему. Но… Он окликал Баринова по имени. Значит, знал, с кем имеет дело. Он очень четко добился нашего освобождения, и я сомневаюсь, что ему была нужна наша помощь. Да и сейчас, сидел он здесь, абсолютно никуда не торопясь, что вообще-то не свойственно мужчинам его возраста.
— Дальше будут разбираться на другом уровне. Сидите ровно, девочки, начальство не сказало делать ноги — значит, мы их делать пока не будем, — тем временем терпеливо сообщил нам с Маринкой Иван.
— Начальство? — осторожно переспрашиваю я, старательно превозмогая собственную трясучку. — Вас случайно не Дягилев ли прислал?
Нет, можно, конечно, подумать, что мой отец решил, что я поехала к Маринке и послал туда своего человека, но… Но почему-то мне кажется, что он скорей всего Сереженьке бы раньше сообщил, где я, если бы знал. Блин, как же паршиво мы с ним вчера поговорили…
Иван смотрит на меня, щурит веселые глаза.
— Думаешь, зря прислал? — насмешливо спрашивает он. — Думаешь, не стоило?
Я качнула головой. Нет, я так не думала. Помощь нам с Маринкой пришлась очень кстати.
И все-таки Дягилев…
Я только выдохнула, расслабилась, а Вадим Несторович уже меня выследил. И приставил человека, чтобы следить дальше. Капец. К вопросу: ну вот нахрена ему это вообще сдалось? Я сомневаюсь, что в Москве прям были перебои с готовыми к сексу девушками, и что у него там случилось глубокое чувство с одного взгляда на мои заячьи уши.
Но, тем не менее — ему это сдалось, почему-то. Он будто снова натянул поводок на моем ошейнике. Будто шепнул мне на ухо своим глубоким, почти парализующим шепотом: ”Я рядом, зайка”.
Я пыталась удержать себя в руках, но от этих мыслей меня натурально бросило в жар. И так-то голова кружилась, а тут еще это. Блин, все-таки я ужасно хочу полежать. И поспать…
— Зачем Дягилеву приставлять ко мне охрану и решать мои проблемы? — произнесла я, пока мои пальцы мяли край Маринкиной скатерти.
Иван, уже успевший вновь повернуться к Маринке, бросил на меня косой взгляд.
— Босс передо мной не отчитывается, — сухо сообщил он. — Подожди, он приедет часа через два, спросишь у него лично.
Сердце мое подскочило как заяц, и кажется, застряло где-то в горле.
Приедет? Лично?
А можно как-то без этого?
Только Вадима Несторовича лично для полного счастья мне сейчас и не хватает!
Разумеется, моего личного мнения Дягилеву не хватает так же, как и мне — его присутствия.
Разумеется, он приезжает — через два часа, как и сказал Иван. Я, сидящая на кухонном подоконнике, прекрасно вижу его серебристый мерс, паркующийся у Маринки под окнами, и темный затылок его, выходящего из машины, я вижу тоже. С четырнадцатого этажа, такой мелкий, но все-равно узнаваемый. И он звонит в домофон…
Все уже знает, и номер квартиры в том числе. Боже, в этом мире хоть где-нибудь можно спрятаться?
— Марин, может, не надо ему открывать? — слабо спрашиваю я, надеясь хоть на какую-то поддержку от подруги.
— Может, не надо было Баринову звонить? — едко откликается Маринка. — Нет уж, Сонь, надо хотя бы спасибо сказать. И узнать, что нам с тобой делать дальше.
Ага. Надо. Очень надо.
Вот только я отчаянно хочу спрятаться куда-нибудь в шкаф. А лучше выпрыгнуть с балкона. Опять?! Не опять, а снова, Соня!
Две минуты, пока он поднимается в лифте, проходят омерзительно быстро. Я только один раз успела вдохнуть, а звонок уже начинает пронзительно крякать.
Иван от этого звонка начинает ржать, прикрывая глаза ладонью.
— Иди, открывай, — ворчливо бросает Маринка и с вызовом смотрит на сидящего на табуретке Ивана. — Что смешного? Расскажите, я тоже хочу посмеяться.
Я не слушаю, о чем они там продолжают разговаривать, выхожу на своих слабеющих ногах в прихожую, но краем уха задеваю очередное: “Ох, конфетка…”
Ничего не скажешь, Иван, кажется, очень любит нарываться на неприятности. Именовать Маринку именно так — это же еще додуматься надо.
Ноги, пальцы — меня не слушается все, абсолютно. И сердце лихорадочно барабанит где-то в саднящем горле.
Впрочем, со второго раза мне удается справиться с ключами. И дверь открыть, хотя именно этого я боюсь сильнее всего.
Дягилев стоит там. И боже, я вздрагиваю от одного только его взгляда. Спокойного, уверенного взгляда, который обшаривает меня так по-свойски, будто я принадлежу ему. И меня это жутко бесит, но в то же время, что-то во мне сладко замирает от этой мысли.
Я принадлежу ему.
Чушь, конечно, но из-за этой чуши у меня покалывает на кончиках пальцев.
— Добрый вечер, — мягко улыбается Дягилев. — Зайка пригласит Хозяина войти?
— Д-да, входите, — оторопело выдыхаю я и только по кривой усмешке Дягилева понимаю, что лажанула. Нужно было сказать это самой, без этих идиотских эпитетов, не подыгрывать, а так вышло… Вышло, будто я согласна называть его Хозяином. Тьфу. Соня Афанасьева — человек-провал. Да не просто провал, а провал тысячелетия.
Я делаю два шага назад, Дягилев — вперед. Вроде просто вошел в квартиру, а ощущение — будто на мою территорию вошли вражеские войска.
Опустил на торчащую в прихожей табуретку дипломат, глянул на меня искоса, а потом скользнул пальцами по выключателю, вырубая свет.
— Зачем? — тихо пискнула я, а потом он шагает ко мне, заставляя прижаться к стене спиной. И темнота окутывает нас с головой. Я не вижу его глаз в этом полумраке, но чувствую дыхание на своей коже. И у меня бегут мурашки от этой близости. С ума можно сойти.
— За этим… — хрипло шепчет Вадим, едва касаясь моего уха губами.
Он не касается меня. Не лапает, как вчера в машине. Даже не целует, просто стоит рядом, заставляя мою душу замереть от волнения, просто ласкает дыханием мою кожу, будоража, обещая доставить мне в тысячу раз больше удовольствия, если я ему сдамся. А ведь я дурею уже от этого. Глупая Соня, дурацкая Соня. Почему ты на это так сильно ведешься? Неужели так лестно быть игрушкой этого наглого типа?
Лестно — не лестно, но до темноты в глазах жарко.
— Я надеюсь, вы там не трахаетесь прямо в моей прихожей? — раздается из кухни Маринкин голос. — Потому что если да, то делайте это хотя бы со звуком, я тоже хочу получить свой процент удовольствия.
Дягилев еще секунду тянет, но все-таки отстраняется, давая мне шанс вздохнуть и попытаться сбросить с себя эту странную негу. Снимает пальто, бросает его небрежно на ту же табуретку.
— Зачем только слушать, можете и посмотреть прийти, — именно с этой фразой он и заходит в Маринкину кухню, кивает Ивану.
А я с пылающими от смущения щеками плетусь следом за ним. Пытаюсь не замечать усмешки Маринки, которой явно по вкусу пошловатое чувство юмора Вадима Несторовича. На охранника я пытаюсь вообще не смотреть. Со стыда сгорю, отвечаю от одной ухмылки левого мужика! Маринка хотя бы своя, это не так смущает.
— Чай будете? — неловко спрашивает Маринка. — Мятный.
— Деревенский или фабричный? — придирчиво хмурится Дягилев. — Хотя ладно, плевать, наливайте любой.
Маринка наливает, а потом задумчиво оглядывает свою кухню, удивляюсь, как в ней поместилось так много народу. Ну, может, не критично много, но два мужика сразу. Да и Дягилев — вроде много места не занимает, но ореол его властности будто тоже требует себе какого-то пространства.
— Я разговаривал с Бариновым насчет тебя, — ровно произносит Дягилев, поворачиваясь ко мне.
Без всяких прелюдий и реверансов, вот так вот, просто, глядя в глаза: “Бам-м-м!”
Мне конец!
15. Решительность устраняет опасность
Зайка бледнеет, пошатывается, и оседает, прикрывая лицо руками.
— Зачем? — сипло произносит она. — Вы хоть понимаете, что то, что знает Баринов — знает мой отец?
Вадим чуть побарабанит пальцами по своему предплечью, затем бросает взгляд на Ивана.
— Скажи-ка мне, дорогой, — медленно произносит Дягилев, — не хочешь ли ты девушку в кино сводить? Здесь, кажется, есть неподалеку…
Иван соображает быстро, и в этом его достоинство.
— Конфетка, пойдем погуляем, тут нужен приватный разговор, — обходительным тоном обращается к розовой Мальвине. Девочка его явно зацепила, но тут его дело. Хочет смешать работу и личную жизнь — его проблемы.
Нужно сказать, Мальвина не намерена сдаваться так просто и оставлять подругу без поддержки. Она выдерживает даже настойчивый взгляд Дягилева, а на это необходимо обладать действительно нешуточной устойчивостью.
— Разговор нам нужен, правда, — спокойно замечает Вадим. — Не бойся за подругу. Я ей уже дважды ничего плохого не сделал. А за твою голову будет отвечать Иван. И если он тебя не защитит — с головой распрощается уже он.
— Марин, иди, — негромко и устало произносит Соня. — Я его не так уж и боюсь. От папы мне грозит куда больший пиздец сейчас.
Ну, надо же, зайка и не боится Вадима. Давно ли? Надолго ли?
— Уверена? — настойчивости зайкиной подружки можно позавидовать. Хотя, пока в дружбу не вмешиваются большие деньги — друзьями оставаться не сложно.
— Да, — тихо выдыхает Соня и смотрит на Вадима снизу вверх. Удивительно бесстрастно. Будто бы он совершил непростительную ошибку. Впрочем, она и не может смотреть иначе, она еще ни черта не знает.
Упаковываются и Мальвина, и Иван довольно быстро. Упаковываются и сваливают. Соня все это время не двигается с места, просто сидит на полу, упираясь спиной в кухонный шкафчик и устало смотрит в потолок. Растерянная зайка, которая не знает, куда ей бежать. Куда ни глянь — везде голодные волки норовят оттяпать заячий хвостик. А один из волков еще и уши хочет надрать, за неосторожное поведение.
— Сядь, — Вадим кивает на табуретку, но девчонка качает подбородком, явно отказываясь от этого предложения.
Маленькая упрямая зайка отказывается слушаться? Какая прелесть. И как же до одури хочется добиться её покорности. Нет, не случайной, инстинктивной, а осознанной, такой, чтобы девчонка и сама получала от этого удовольствие, чтобы трусы были мокрые насквозь только лишь от того, что она встает на колени перед Дягилевым.
— Хорошо. — Вадим двигает табуретку так, чтобы сидеть прямо перед Соней, нарочно глядя на неё сверху вниз. — Давай начнем сначала. Как Баринов узнал где ты находишься?
Девушка нервно облизывает губы и отводит глаза. Да, так Дягилев и думал. Сергей не мог найти её сам. Он не знал конкретного списка друзей, по которым нужно было ехать проверять. Вадим не ждал явления Сергея раньше чем в понедельник, в конце концов, универ Сони Афанасьевой уже и Дягилев знал, а Баринов — был в курсе и подавно.
— Звонила ему? — спрашивает Вадим, заметив, что признаваться Соня явно не хочет.
— У него были мои документы, — едва слышно отвечает Соня.
— Не слышу, зайка, скажи-ка громче. — Пальцы Вадима постукивают по колену. На самом деле — Дягилева сейчас ужасно кроет. Ему не хочется болтать. Ему хочется заняться делом.
Он её догнал. Добрался до своей зайки. И всё, что остается — протянуть руку и взять её прямо сейчас. И наказать её за то, что она ему подыгрывает.
— У него были мои документы, — повторяет Соня твердо, вскидывая глаза. Да, так лучше. Так виднее, что характер у ушастой все-таки есть. То есть она не просто стелется под всех подряд, а прогибается только под Вадима. Ну, если он, конечно, не ошибается.
— И документы стоили такого риска? — спрашивает Вадим. — Ты, разумеется, не смогла бы восстановить их никаким другим образом?
— Простите, — тихо отвечает девушка, и Вадим невольно восхищается самим звучанием этого слова. Вот так просто. Она видит его третий раз в жизни. Но при этом она принимает его подачи ровно так, как будто уже пять лет в общении с мужчинами не поднимается с колен.
— За что? — спокойно уточняет Вадим, приподнимая брови. Это важно, чтобы она это озвучила вслух.
— Я заставила вас отвлечься от дел, — отвечает Соня, так и не поднимая глаз. — Вы решали мои проблемы.
Ответ был не верный в общем-то. Вадима никто не заставляет кружить вокруг этой конкретной зайки, в поисках её слабых мест. И разумеется, никто не заставляет и не просит его приставлять к Соне охрану. Все это Вадим делает исключительно потому, что эта ушастая прелесть считалась уже принадлежащей Дягилеву, и никто не мог причинять ей вред. Даже её недомуженек.
Но вслух Вадим этого не произносит. Он просто кивает, принимая извинения Сони, а потом переходит к следующему вопросу разговора.
— Итак, я говорил с Бариновым про тебя. Да, предупредил, чтобы он прекратил тебя преследовать, обозначил, что ты под моей защитой. Не было иного метода решения этой проблемы. Разве что киллера нанять, но я решил это оставить на потом. Почему для тебя это так страшно?
— Почему? — Соня прикрывает глаза. — Теперь он решит, что я — ваша любовница. Сереже хватит ума. И разумеется, сообщит моему отцу. Он будет в ярости.
Какая печаль, что эта мысль до сих пор не соответствует истине все-таки. По крайней мере та её часть, которая была про любовницу.
— Соня, — невозмутимо произносит Вадим. — Баринов уже знал, что из гостиницы ты вчера уехала со мной. Он даже пытался угрожать мне, что сдаст нашу связь твоему отцу. Значит — еще не сдал.
Дягилев вообще подозревал, что щенок опознал жену еще в гостинице, просто сообразил не сразу, Вадим зайку увез быстрее.
Зайка напротив совсем не радуется. Только еще сильнее бледнеет и сжимается в комочек, обнимая колени руками. Хрупкое, беззащитное создание.
— Значит, расскажет сейчас, — едва слышно произносит она. — Я не хочу так с папой. Я от этого потом не отмоюсь.
— Зайка, ничего он сейчас не скажет, — твердо возражает Вадим. — Как я понял, его мать прижала его к стенке и требует тебя вернуть, потому что она тоже заинтересована в сделке с твоим отцом. Они уже все спланировали. А если Сергей откроет рот и сознается твоему папочке, что не только просрал жену, но и позволил ей сесть в одну машину со мной — никакой речи ни о какой сделке быть не может. Твой отец Баринова просто с потрохами сожрет. Так что Сергей может сколько угодно грозиться, но он себе язык отгрызет, а в такой ошибке не признается. Ты сбежала. Это все, что сказано твоему отцу. Где ты и с кем ты — пока мы с тобой нигде не засветились — Баринов будет делать вид, что не в курсе.