— Спросил бы, что на тебе, — хмыкает он, — но я и так знаю, в чем ты спишь.
— Засранец, — выдыхает Джо, ей хочется прямо сейчас ощутить его тяжесть на себе, его дыхание на шее, и почувствовать, как он толкается в неё, как движется, размашисто и сильно, но у неё только её собственные пальцы и есть.
— Давай… — Никки ухмыляется в трубку, она уверена. — Три пальца, моя Джо. Ты знаешь, как. Я скоро приеду, и я буду трахать тебя, пока ты пощады не запросишь… Ох, блять, — выдает он и гортанно стонет. — Ох, блять, Джо…
Она не знает, от чего её накрывает сильнее: от его слов, от звуков, которые он издает, или от того, что Джо понимает — он сейчас кончает с её именем на губах, на языке, он сейчас видит её перед собой? Её саму толкает куда-то в темноту, подсвеченную алыми всполохами, она зажмуривает глаза и как живьем видит перед собой Никки: он валяется на кровати в номере, запустив руку в полурасстегнутые штаны. Черные волосы рассыпаны по подушке, он зажмуривается, ускоряет движения, всей ладонью проходясь по члену… Джо вскрикивает, когда пружина, туго и жарко скрученная в низу живота, распрямляется, выкидывая её в космос.
— Охуенно… — Никки обретает голос. Джо скручивается в клубок на постели, подтягивает к животу ноги. Она согласна: охуенно, однако ещё охуеннее будет, когда он вернется. Кажется, Сикс её мысли читает, потому что снова смеется: — Когда я вернусь, бери выходной на следующий день заранее, моя Джо. Ты, мать твою, ходить не сможешь.
Она приходит в себя. Медленно, слушая его постепенно выравнивающееся дыхание в трубке.
— Какое на вкус моё имя? — Джо спрашивает первое, что приходит в голову. Сикс удивленно хмыкает.
— Сладкое, — отвечает он.
Ей достаточно.
*
Когда Mötley Crüe возвращаются в Лос-Анджелес, Джо берет дневную смену. Она летает по «Рейнбоу» с таким счастьем в глазах, что остальные только посмеиваются — про её особые дружеские отношения с Никки знают все, но при этом предпочитают называть вещи так, как Джо и Никки сами их обозначили когда-то.
Вечером она едет на концерт, и сердце колотится где-то в пятках, потому что Джо скучала, скучала, скучала. Так скучала, что сейчас у неё подгибаются колени от мысли, что она увидит Никки. Он сказал ей по телефону, что выпросил у Шерон для неё проход на бекстейдж, но Джо не верит, что Шерон Осборн не навела о ней справки. Она нервно одергивает юбку, выходя из такси, с трудом пробивается через стайку разодетых фанаток и видит Никки.
Ох.
Джо останавливается, давая себе пару секунд просто разглядывать его: высокий, с черными волосами, весь в коже, он курит около запасного выхода. Девчонки млеют, хихикают, шепчутся, глядя на него, а Джо просто стоит у ворот и умирает, рассматривая Никки. Он никогда не был её, никогда не будет её, но она уже привыкла к этой мысли, и ей почти не больно. А вот тянущая боль в низу живота — вполне реальна и напоминает о себе, когда Сикс в очередной раз закуривает, втягивая щеки.
Он бросает сигарету на асфальт, поднимает взгляд и видит Джо. Улыбается — так широко, что сейчас щеки, кажется, треснут. Кивает охраннику, указывая на неё, по губам Джо читает фразу «ко мне», и уходит за дверь.
Когда Джо наконец оказывается внутри, Никки ждет её. Его серые глаза темнеют, он взглядом скользит по её фигуре, от макушки до сандалий — Джо не любит и не носит каблуки, — и улыбается снова.
— Джо, — и протягивает к ней руки.
Плевать на всё. Джо запрыгивает на него, повисает на его шее, и, хотя она знает, что целовать его нельзя, ничто не мешает уткнуться носом в его шею. Сикс подхватывает её, обнимая за талию, и явно с трудом сдерживается, чтобы ладонями не пройтись ниже.
— Привет, — шепчет она.
— Эй, — отзывается Никки. Осторожно опускает её на пол, будто невзначай заставляя проехаться вдоль его тела. — Привет, моя Джо.
— Нет, ну это, сука, ни в какие ворота! — Винс возмущается, когда Никки почти пинком вышвыривает его из гримерки. — Дай хоть с Джо поздороваться!
— Выкуси, всё потом, — шипит Сикс; он похож на рассерженного кота, и Винни приходится подчиниться. Он шлет Джо воздушный поцелуй, одновременно показывая Никки средний палец, но Джо не успевает ответить Винсу, потому что дверь гримерки с грохотом захлопывается, и Сикс прижимает Джо спиной к железной холодной поверхности. — Иди сюда…
Его руки, его горячие, потрескавшиеся и искусанные губы просто везде. Джо стонет, когда Никки целует её в шею, подхватывает под бедра, заставляя обнять его ногами, задирает её джинсовую юбку до талии. Она чувствует, как его член упирается в плохо тянущуюся кожу его штанов, ладонями ведёт по его животу, оставляя под пальцами фантомные ожоги, добираясь до кожаных завязок. Никки гортанно стонет в её ключицу, вместе с Джо пятится куда-то к дивану, натыкается на что-то и матерится.
— Ах ты ж блять… — шипит он. — Джо, моя Джо… — целует её шею, зубами прихватывает за ухо, языком влажно ведет по плечу. — Наконец-то…
Джо путается пальцами в его дурацких завязках на штанах, он смеется, нетерпеливо и хрипло, помогает ей. Добраться до дивана стоит огромных трудов; Никки заваливается на него вместе с Джо в охапке. На обтрепанной кожаной поверхности они возятся, как подростки, сталкиваясь руками, губами, языками, справляясь с мешающей одеждой, пока, наконец, Джо не ощущает Никки в себе и не вскрикивает в поцелуй. Никки опять смеется, срывается в громкий, почти звериный стон.
Кто-то барабанит в дверь.
— Давай кончай уже, Сикс! — орет Винс, ну кто бы ещё-то, в самом деле; Джо хихикает Никки в шею, хихиканье снова перетекает в негромкий вскрик, когда Сикс особенно сильно толкается бедрами. — Нам на сцену через пять минут!
— Подождешь… Малибу… Барби! — Никки запрокидывает голову, слова даются ему с трудом, Джо слышит его как сквозь вату и грохот крови в ушах, Джо слишком хорошо, она прогибается в спине, ногтями ведет Никки по плечам, по торсу, оставляя алые следы.
Сикса не хватает надолго, совсем не хватает, но и Джо слишком скучала. Ей кажется, что её стон был отлично слышен не только Винсу, но и всем, кто тусил поблизости. Юбка впивается в талию, но наплевать, к черту бы это всё… Да, она не кончила, но всё ещё впереди. Джо утыкается носом в шею Никки, он вплетается пальцами в её волосы.
— Я только начал, Джо, — предупреждает он, когда к нему возвращается голос. — И тебе не отвертеться.
— Я и не собираюсь.
Из гримерки их встречают улюлюканьем и гоготом — в основном, роуди и Томми. Мик вздергивает бровь, глядя на расхристанного Никки, ухмыляющегося и довольного; на Джо, которая хоть себя и не видит, но, кажется, выглядит не лучше. Винс закатывает глаза и протягивает к ней руки:
— Ну, обними несчастного Винни, милая, я хоть как-то восполню эту сраную несправедливость!
Джо смеется, обнимает его — она скучала по Нилу, очень скучала, хоть он всё ещё остается придурком и мудаком и вряд ли когда-нибудь перестанет им быть. Никки фыркает:
— Что вам мешало первыми додуматься выпросить у Шерон проходки для своих девчонок?
— Ах ты мудак! –Томми, кажется, не может определиться, хочется ему заржать или врезать Сиксу по лицу, и в итоге он всё же гогочет. — Тебе было мало того, что мы слушали, как ты ебался? — Джо краснеет на эти слова, но она знает, что Ти-Бон прав. Они даже не старались быть тихими.
— Никто не заставлял, — пожимает Никки плечами, затягивает покрепче шнуровку на штанах. — Ладно, пошли, на сцену пора.
— Посмотрите, кто заторопился, — Винс хлопнул его по спине. — Не ты ли пару минут назад орал, чтобы я подождал? Кстати, пара минут вместе с прелюдией — это… — он разводит руками, а Сикс тычет ему средний палец в нос.
— Не надо наглеть, Винни, — бросает он. Оглядывается на Джо через плечо и подмигивает ей, и она думает, что ей мало, мало, мало Никки Сикса, ей хочется запрыгнуть на него, вцепиться в него и утащить прочь, чтобы он был только с ней, и, может быть, она могла бы себе позволить подумать…
Подумать, что он — её. Иллюзия, но ей нравится эта мысль. Джо просто позволяет этой мысли быть. Сегодня.
Пока она наблюдает за Mötley Crüe на сцене — как всегда, необузданные и дикие, их энергетика сжигает зал дотла, остается ли что-нибудь Оззи? — к ней подходит Шерон Осборн, гроза собственного мужа и всех музыкантов, что попадали к ней в цепкие руки. Шерон не дает спуску никому, и, возможно, это к лучшему.
— Та самая Джо? — Осборн склоняет голову набок и улыбается. — Я думала, ты выглядишь иначе.
Джо пожимает плечами. Она и сама знает, что не похожа на женщин, которые увиваются вокруг Mötley Crüe, — в ней нет калифорнийского лоска, нет белокурых волос и загара, приобретенного многочасовым лежанием на пляже. Ей и на пляж-то сходить некогда последние несколько лет, потому что она каждый день — вон там, за стойкой, наливает пиво всем, кто готов за это платить.
— Неудачного ты себе выбрала парня, — Шерон не собирается врать, она правду-матку режет прямо в лицо. Джо с трудом сохраняет спокойное выражение лица, хотя слова Осборн по нервам ей проходятся наждачкой. — Никки — хороший музыкант, но он себя топит.
Джо знает. Она всё это знает, Боже, она знает Сикса уже пять лет, она пять лет периодически с ним спит, они вдвоем прошли огонь и воду и продолжают идти. Она не может ничего сделать с тягой Никки к саморазрушению, она может лишь постараться не упасть в эту бездну вместе с ним.
— Я знаю, — просто отвечает она.
Шерон смотрит на неё внимательно, а потом произносит:
— Ты любишь его, девочка.
Отрицать не хочется. Джо смотрит на Никки, который сейчас так опасно близко к краю сцены, так, что может рухнуть вниз. Он смеется, движением головы отбрасывает волосы назад, а толпа беснуется под «Looks That Kill», разогретая уже достаточно, чтобы начать самим поджигать всё вокруг. Джо знает, что любит его, что любила его до того, как он заполучил порцию своей славы, и будет любить после.
— Мы — друзья, — повторяет Джо фразу, которая стала их собственной правдой.
Шерон улыбается.
— Это хорошо. Мне нравится Никки, девочка, но в его глазах танцует Дьявол. И будь я проклята, если не знаю, что он плохо закончит. Но если ты думаешь идти с ним до конца, не давай никому тебя сбить. Будут шлюхи, будет выпивка, будут наркотики, они уже есть. Шли к черту всех, кто будет пытаться тебя отговорить. Может быть, ты вытащишь его из этого дерьма. Или окажешься там сама.
— А вы? — Джо поворачивается к ней.
Шерон не кажется особенно красивой, зато она определенно умна, и воля у неё железная. Под каблуком этой женщины ходит и Оззи, и даже «инфанты террибль» рок-сцены Mötley Crüe, и Джо хочет знать, как ей это удалось.
— Я каждый день встречаюсь с этой тьмой, — Шерон качает головой. — Я привыкла смотреть ей в её блядские глаза.
Mötley Crüe сматываются со сцены после «Shout At The Devil», всех четверых можно насквозь выжимать, с лиц потек грим. На лбах у всех написано «свобода», и Джо догадывается, что Винс и Томми точно пойдут сегодня в «Рейнбоу», чтобы как следует надраться, подхватят там своих женщин, которым не досталось проходок от Шерон, и закончить Безрадостный тур чем-нибудь феерическим. Феерической пьянкой или феерическим трахом, как получится. Никки запускает пальцы в волосы, встряхивает шевелюрой.
— Ещё немного, — шепчет он Джо на ухо, проходя мимо. — Только на этот раз поедем ко мне. В жопу твоих соседей.
У Джо дыхание перехватывает от мысли, что Никки наконец-то будет с ней, и она только кивает. Шерон качает головой. Невозможно, чтобы она не знала, зачем Сикс позвал Джо сюда и выпросил ей проходку, и уж наверняка она наводила справки о Джозефине Энн Лоуренс, и явно осталась довольна, раз не выгнала её взашей, даже зная, что они трахались в гримерке. Шерон Осборн не могла этого не знать — похоже, все уже знали.
Джо болтает с Томми: он как раз в красках рассказывает ей, как Оззи слизывал мочу с плитки бассейна, и она хохочет, когда проходящий мимо роуди Оззи оглядывает её с головы до ног и присвистывает, и ему не везет напороться на как раз вышедшего из гримерки Никки. Взглядом Сикса можно было металл резать.
— Надеюсь, это ты Ти-Бону свистел, Берт? — интересуется он таким тоном, что даже тупой понял бы: лучше сказать «да». Роуди ничего не подтверждает, а просто сваливает.
Томми смешливо фыркает, ему всегда и всё смешно.
— Что, уже нельзя одну оставить? — Никки обнимает Джо сзади, он уже переоделся в сухие шмотки и стер с лица грим, но он всё ещё пахнет сценой и от него бешено шарашит энергией, которая бурлит в его венах каждый раз после выступления. — Поехали, Джо.
— Сикс, ты вообще охуел в край, — сообщает Томми, — я вообще-то тут историю рассказывал!
— Захлопнись, Ти-Бон, сука, — предупреждающе произносит Никки, и, судя по его тону, это лишь наполовину шутка. — Твои истории никуда не денутся.
— А твой недоеб подождал бы, — Ти-Бон ржет, не скрываясь.
— Идем, — Никки тянет Джо за собой, и она успевает только обнять Томми на прощание. Он кричит им вслед:
— Сикстер, не сломай нам Джо!
Никки показывает Томми средний палец.
*
Они вваливаются в его квартиру, целуясь, путаясь в собственных ногах, сплетаясь руками, забираясь под одежду, беспомощно мыча друг другу в губы от желания. Никки толкает Джо к стене, но не рассчитывает, и они бьются о какую-то мебель в холле, Никки говорил, что квартиру купил прямо с хламом бывших хозяев и ничего не переделывал, потому что дома бывал раз в месяц, и ему откровенно похер. Джо ахает от боли, пронзившей бедро, Сикс смеется, подхватывая её и заставляя повиснуть на нём, как обезьянке.
Джо ещё в такси некуда деться было от его взгляда: Никки смотрел так, будто собирался трахнуть её прямо там, и наплевать на водителя, наплевать на любые приличия — к счастью, хотя бы ехать было недалеко, и он как-то сумел удержать себя в руках. Теперь она этот взгляд снова ощущает на себе, Никки шипит, когда напарывается на застежку её белья:
— Пиздец как на тебе много одежды, — в темноте его дома они наталкиваются на диван, и, кажется, дальше никуда уже не собираются, Никки просто сваливает Джо на кожаную поверхность и подминает под себя. — Просто пиздец…
— Заткнись, — Джо тянет его майку вверх, ногтями ведет по его шее, ключицам и ниже. В темноте не видно, как вспухают красные следы от её прикосновений. — Извини, что пришлось одеться, чтобы твои роуди на меня не таращились.
— Берту я ещё скажу, чтобы слюной не капал, — Никки смеется в поцелуй, пока Джо воюет с его ремнем на штанах, — а ты своё уже сейчас получишь… — он губами проходится по её шее, зубами прихватывает кожу на ключице, ведет языком по месту укуса. Джо запрокидывает голову и стонет.
Им нет необходимости отыскивать правильный ритм, потому что за пять лет Никки мастерски научился обращаться с её телом и всегда знал, что нужно Джо… что нужно им обоим. Он сжимает её бедра, пока двигается в ней — ни намека на нежность, но ей и не нужно. Она ногтями впивается в его плечи, ногами обвивает за поясницу, и её тянет, тянет, тянет куда-то в привычную темноту, расчерченную алыми вспышками. Никки кусает её в шею, наверняка оставляя следы.
— Моя, — хрипит он, — моя, моя, моя…
Будто засосов недостаточно.
Джо его слышит как сквозь вату, её куда-то несет и тащит, и кажется, что у неё все нервы наружу вывернуло. Даже если Никки сейчас пиздит, как дышит, пусть уж лучше пиздит. Она ногтями расчерчивает его спину, до самых лопаток, Сикс то ли стонет, то ли урчит ей в шею, и, черт, Никки, думает Джо, не останавливайся, пожалуйста, только не…
Вскрик наждачкой проходится по раздраконенному стонами горлу. Никки утыкается лбом в её плечо, равно и тяжело дышит. Он и сам тяжелый, и, когда Джо постепенно очухивается, то осторожно упирается ладонью в его грудь.
— Задавить меня решил?
— Хорошенько оттрахать, — бормочет он и смеется ей в ключицу. Приподнимается на локтях, в сумерках его смуглое от природы лицо кажется совсем темным. — Я слов на ветер не бросаю. А слезать мне некуда, — он разводит руками, показывая на узкое пространство дивана, и Джо толкает его в плечо: ей всё-таки тяжело, Сикс — не пушинка.