Ларс вздрогнул. Жёлтая вспышка распорола сизые облака и ослепительной змейкой юркнула под купол. Лавров выхватил из кармана айфон. Капли дождя заливали экран. Стряхнув их ладонью, Ларс судорожно надавил на круглую кнопку. На экране появилась клавиатура. Цифры в белых кружочках дрогнули: айфон, настроенный на отпечаток пальца, требовал код. Стряхивая воду, Ларс набрал код, но круглая кнопка не сработала.
— Неужели пароль забыл? — наивно спросила Юля, — рановато для склероза.
Ларс, всегда набиравший свой год рождения автоматически, теперь не мог попасть в клавиатуру. Он тыкал пальцем в экран, но цифры в кружочках, беспомощно дрожа, продолжали мерцать сквозь капли.
— Да успокойся ты, Лавруша, — сладко пропела мстительница, — и сразу всё получится. Ведь так папа тебе говорил…
Ларс стиснул зубы. Овладев собой, он набрал правильный код, и значки приложений наконец запестрели сквозь назойливые капли дождя. Лавров нажал «Safari».
Гроза ударила совсем близко, дождь хлынул потоком. Вода шуршала в ветвях деревьев и брызгала грязью на жёлтые сердечки берёзовых листьев, прилипшие к траве. Кроссовки Ларса промокли насквозь, но он уже не чувствовал ни холода, ни дрожи от стекающих за ворот капель. Значки Яндекса, Гугла и ВК мерцали на мокром экране. Лавров ткнул пальцем «ВКонтакте». Тонкая голубая полоска неторопливо поползла в строну и остановилась на полпути.
— Что, интернет завис? Ты уж потерпи… — Юля говорила громко, но не кричала. Её мерзкий, пронзительный голосок звенел в ушах.
Страница Альфа-Эл наконец открылась. Он с трудом разглядел свою аватарку, сделанную в фотошопе. Он на фоне пальм: лоб закрыт бейсболкой, глаза — тёмными очками. Ларс толкнул изображение. Зелёная аватарка скользнула вверх, и Лавров увидел собственное фото: он стоял у Голубого карьера — смешной, глупый, испуганный. Дальше последовали другие фотографии. Ларс листал их и не узнавал себя: настолько бессильная злоба искажала его лицо.
— Ну что, Альфа-Эл, не вписывается твоя злая рожа в осенний пейзаж? А ты думал, я выставлю эту фотосессию только у себя? Конечно, на своей странице я её тоже выложила… Кстати, у меня, как и у тебя, их две. А было больше… Многие поудаляла! — Она почти кокетливо подмигнула ему.
Молния на миг ослепила Ларса. Он с ненавистью смотрел в лицо Юли — спокойное и торжествующее. Она по-прежнему говорила язвительно и громко, не сбиваясь на крик.
— Ты всю жизнь строил из себя настоящего профи и вешал прыщавым соплякам лапшу на уши. Ты учил их искусству пикапа, прячась в своём айфоне, как последний трус. Да, конечно, ты профи. Но это только на первый взгляд, ведь настоящий гуру, во-первых, раскусил бы меня в два счёта, во-вторых, позволил бы мне прыгнуть вниз. Так что, какой же ты пикапер? Ты обычный гормонально озабоченный сопляк, который из последних сил пыжится, чтобы доказать себе хоть что-то… Тебя подвела привычка откровенничать в сети. Ты находил ВКонтакте «слушателя» жаловался ему на судьбу, бедняжечка, а потом, наплакавшись вдоволь, кидал его в чёрный список… Ты не догадываешься, кто же на самом деле Цезарь, которого ты заблокировал сегодня утром? Юлий Цезарь… Не наводит на мысль? Толстушка Светлана из пиццерии ещё год назад подглядела твою аватарку и ник Альфа-Эл… Ты и татуировку с этими буковками на руке сделал, думал, никто не догадается… Светка с самого начала потеряла к тебе интерес, а я попросилась к тебе в друзья под ником Цезарь. Я посадила тебя на крючок задолго до знакомства в реале! Забавно было наблюдать за тобой… А я была не только Цезарем. Я писала тебе с разных страниц. Кстати, с «голой кульминацией» было прикольно… Ты прислал моё фото мне же!
Ларс часто дышал. Ему хотелось ударить её, отвесить такую оплеуху, чтобы это насмешливое обезьянье лицо наконец перестало быть таким торжествующим и спокойным.
— Да, ты трус, Лаврик. Чего больше боишься: разоблачения или своей совести?
Пригорок содрогнулся от неожиданного удара грома. Серый купол неба, прошитый огненной вспышкой, затрещал, раскалываясь надвое. Строгий внутренний цензор, державший Ларса в узде, был готов отпустить поводья. Нахлынувшая ярость пробежала по телу мелкой дрожью. Ларс шагнул вперёд.
— Не парься. Ничего ты мне не сделаешь. Иначе давно столкнул бы. И боишься ты сейчас не полиции, а своей совести. Она позволяет тебе плевать в чужие души, но чьей-то смерти не простит. Так что зря я тебя на испуг брала… Мой отец не работает в полиции. У меня вообще отца нет. Поэтому таких, как ты, я насквозь вижу. Ты слабак. Такой же слабак, как и твоя завистливая, закомплексованная мать. А твой хромой братец спас её от комплексов. Ха! Теперь все ее подруги готовы задохнуться от зависти! Ты вылизывал квартиру языком и пахал в огороде, а больной Сашенька повышал мамин престиж. Правда, ты тоже отрывался по полной: пока мать с братом ездили по конкурсам, ты водил девочек домой… И радовался, что переплюнул хромого гения… Ну что же ты морщишься, Лаврик, ведь бабник — звучит мерзко, а пикапер — гордо? Ты создал страницу Альфа-Эл, чтобы хвастаться трофеями. Некачественные фото. Не помогли они тебе ни самоутвердиться, ни отомстить… Сейчас самое время вспомнить соседку с пятого этажа, а Ларс?!
Юля засмеялась. В этот миг даже гроза стихла, словно позволяя ей насладиться победой. Поставив ногу на выпирающий корень кривой сосёнки, нависшей над обрывом, мстительница повертела в руке смартфон и сунула его в карман. Её намокшие волосы прилипли к лицу. Вдруг сильный порыв ветра толкнул её в грудь, и сосёнка, хлестнув мокрой кроной струи дождя, изогнулась ещё сильнее. Взвизгнув, Юля повисла над шумящим Голубым карьером, ухватившись руками за её тонкий, изогнутый ствол.
========== Цветы для Даны ==========
«Случайности правят миром, но лишь время помогает нам понять, к чему они ведут — к счастью или разочарованиям…» — прочёл Ларс. Будильник на айфоне настойчиво затренькал, напоминая о том, что пора продолжать уборку. В перерывах Ларс любил читать, спасаясь от надоедливого быта в мире фантазий.
В тот день дело спорилось в его руках, и чувство удачи плавно перетекало в преддверие счастья — пока неизвестного, но уже лёгкого и светлого, как лоскуток радуги, тающий в небе. Дождь закончился, и безмятежная, полная свежести майская пятница спешила к вечеру. Старенький, но очень надёжный пылесос энергично всасывал мелкий мусор. Велосипед, спортивная сумка и видавшее виды желтоватое ведёрко дожидались у двери. Оставался час до вечернего автобуса, и Ларс торопился закончить уборку, чтобы отправиться на дачу с ночевой. Брат с матерью уехали на конкурс фортепианной музыки, и Лавров, зная, что раньше понедельника они не вернутся, наслаждался тихой свободой и одиночеством.
В такие дни он мог, не пряча своих чувств, прислушиваться к звукам шагов, доносившимся сверху. Однако сегодня было тихо: Дана Кобрина ещё не вернулась домой. Он помнил день, когда впервые увидел её. Тогда десятилетним мальчишкой он играл с закадычным другом Сергеем в футбол «один на один». У подъезда остановился чёрный фольксваген. Из него вышла девочка лет двенадцати. Худенькая и длинноногая с большими чёрными глазами, одетая в белое кружевное платьице, она будто сошла со старинной картины. «Карл Брюллов «Всадница…» — подумал Ларс, любивший читать отцовские книги с репродукциями. Девчонки из класса — вечно визжащие и толкающихся — тогда показались ему ещё глупее. Он пропустил гол, получил мячом по голове, и стоял, как круглый дурак, открыв рот и вытаращив глаза. Ларс был смешон, но Серёжка не смеялся. Мать Даны, строгая черноволосая дама в брючном костюме и шляпке окликнула её, и юная красавица, опустив кудрявую головку, поспешила в подъезд.
Однажды в квартире Кобриных прорвало трубу, и Ларс, оставшийся дома один, героически укрощал бушующую стихию. Он бегал по комнатам, подставляя тазы и миски под струи воды. С потолка шёл дождь, из розеток били мелкие фонтанчики, а люстра с падающими вниз блестящими каплями навевала романтические воспоминания о ранней весне с её тающими сосульками. Юный Лавров едва успевал отчерпывать воду из переполненных тазов.
Позже к ним спустилась мать Даны. Она походила на телеведущую, но лишь издали, ведь если бы её недовольное лицо появилось на экранах, то даже диваны и стулья съёжились бы от неприязни. Мадам Кобрина почти без слов вручила матери несколько купюр и ушла. После Ларс посоветовал всем закрыть мокрые пятна на стенах картинами Айвазовского, но его шутки никто, кроме отца не оценил.
Дана была старше на два года и выше на голову, и пятый этаж, близкий и недосягаемый, манил юного Лаврова как мираж. Когда Дана спешила домой то со школьной сумкой, то со скрипкой в руке, Ларс останавливался на лестнице и слушал её торопливые шаги. Гулкое эхо старой пятиэтажки подхватывало их стук, и сердце Ларса замирало от счастья. У подъезда её всегда ждал чёрный фольксваген и, всякий раз провожая его глазами, Ларс жалел, что снова не заговорил с ней.
Любовь росла и взрослела вместе с Даной. Когда худенькая, черноглазая девочка превратилась в стройную красавицу с грациозной, скользящей походкой, Ларс тоже подрос. К пятнадцати годам он «догнал» старшего брата и, возвысившись в собственных глазах, перестал считать пятый этаж недосягаемым миражом. Отец Даны преуспел в строительном бизнесе, но Ларс вовсе не считал себя недостойным её. Он часто прокручивал в уме разные варианты знакомства, воображая себя то героем-спасителем, то известным блогером, с которым Дана сама пожелала бы завести дружбу. Лавров часто видел Дану с разными молодыми людьми. Позже она выбрала одного — красивого, элегантного и, пожалуй, слишком уверенного в себе, но это совсем не мешало вольнолюбивым мечтам Ларса, ведь он воспринимал удачливого соперника на красном БМВ как ненужное приложение к Дане.
Чтобы немного передохнуть, Лавров подошёл к окну, надеясь хотя бы мельком увидеть её. По пятницам Дана возвращалась домой раньше обычного. Так случилось и сегодня. Юная и прекрасная, она выпорхнула из машины и исчезла в подъезде. Ликуя оттого, что сегодня её привёз не красный БМВ, а чёрный фольксваген, Ларс ждал, когда наверху застучат каблучки и зазвучит нежная скрипичная музыка. Готовясь к экзаменам, Дана подолгу отрабатывала трудные места из пьес и короткий, повторяющийся мотив казался Ларсу приветом из далёкой, сказочной страны, где нет места ничему плохому.
Закончив уборку, он взял айфон и ткнул пальцем в голубой кружочек «Safari». Айфон впустил его ВКонтакт. Рядом с аватаркой — портретом Геральта из Ривии — красовалась надпись: «Ларс Лавров свободен от оков». Он не любил своё настоящее имя — Лаврентий. Дедушка назвал его в честь учёного Лаврентия Проскурякова, но однажды учительница прочла в журнале «Ларсентий» вместо «Лаврентий», и неблагодарный внук тут же состряпал себе псевдоним.
Листая выстроившиеся аккуратным столбиком аватарки, Ларс увидел на значке сообщений красную точку. Серёжка прислал ему видео с обзором новой версии игры «Ведьмак». На душе потеплело. Его друг имел три существенных достоинства: он искренне смеялся над самыми глупыми шутками Лаврова, никогда не задавал лишних вопросов, а главное, всегда помнил о нём. Они подружились ещё в первом классе, потом Сергей сменил квартиру, и дружба плавно перешла в интернет. Серёжка, занимавшийся игрой на баяне и ментальной арифметикой, в редкие свободные минуты обсуждал с Ларсом его неоконченные рассказы и играл в футбол онлайн.
Будильник на айфоне настойчиво затрезвонил: пора собираться на дачу. Накинув куртку и взяв ключи, он вновь прислушался, будто ненадолго прощаясь с Даной, и торопливый стук каблучков снова околдовал его. Дана куда-то собиралась, или наоборот, кого-то ждала.
Ларс спустился по лестнице и, придерживая велосипед одной рукой, открыл почтовый ящик. Он увидел две совершенно одинаковых квитанции из ЖЭКа. Догадавшись, что заработавшийся почтальон бросил к ним две платёжки вместо одной, Ларс уже собирался опустить чужую квитанцию в соседский ящик, но вдруг замер, увидев номер квартиры, напечатанный на ней. Ладони сразу вспотели и рука, державшая руль велосипеда, едва не выпустила его. «Двадцать пять» — номер квартиры Кобриных. Конечно, повод для знакомства был не так романтичен, как мечталось Ларсу, но упускать дарованный судьбой шанс совсем не хотелось, и он решительно развернул велосипед.
Подходя к заветной квартире, он мысленно благодарил секонд-хенд за красивую одежду. Его кожаная куртка с неброской фирменной этикеткой была предметом жгучей зависти одноклассников, не задумывавшихся о её происхождении. Он был доволен своей стильной стрижкой и не успевшими запачкаться кроссовками, однако боялся, что его привычка глотать согласные буквы всплывёт от сильного волнения.
Когда Ларс протянул руку к звонку, им вдруг овладела такая нерешительность, что квитанция в руке стала влажной от пота. Он остановился и сделал глубокий вдох, стараясь унять волнение. Лавров вытер ладонь о джинсы и нажал звонок, думая, что вовремя успеет ретироваться, если вдруг дверь откроет мадам Кобрина.
Где-то застучали молотком. Ларс был благодарен судьбе за этот шум: он всегда боялся тишины и молчания, предпочитая любые звуки их томительной, тягостной неопределённости. На его счастье, из раскрытого окна послышался пронзительный скрип качелей и песня под гитару. Кто-то самозабвенно фальшивил, дубася ни в чём не повинные струны.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Дана Кобрина в чёрном облегающем мини-платье. Её заплаканное лицо выражало гнев. Увидев это, Ларс уже собрался было уйти, но лёгкий интерес, промелькнувший в её тёмных глазах, заставил его остаться. Дана чуть смутилась и поспешно вытерла щёки.
— Простие… То есть, простите, — тихо проговорил Лавров, — это…
Все заготовленные слова сразу пропали. Дана отбросила назад чёрные кудри и чуть отступила назад.
— Это… — Ларс готов был ухватиться за платёжку как за соломинку. — Это вот… Вот эо к нам в ящик положили. Перепутаи… Перепутали.
Картавость Лаврова заставила её улыбнуться. Дана взяла квитанцию и помахала ею в воздухе.
— Спасибо…
Она оглядела его с головы до ног и тихо проговорила:
— Тебя зовут Лар… Или Лавр…
— Лас… Нет, Ларс, — выпалил Лавров, очень боясь услышать из её уст мамино «Лаврик».
— Может, зайдёшь?
Ларс замялся, но отступать было поздно, и он смело шагнул через порог.
Он словно погрузился в другой, более совершенный мир. Здесь не было ни отставших обоев, ни облупившейся штукатурки, ни дверей с облезшей, выцветшей краской. Шахматный линолеум, натёртый до блеска, отражал свет хрустальной люстры, сделанной в форме шара. На стенах с обоями, имитирующими кирпичную кладку, висели большие репродукции сюрреалистических картин, напомнившие Ларсу об отцовских книгах. Узкая, кофейного цвета лестница вела на второй ярус, где в полумраке плясали оранжевые отблески света. Ларс чувствовал себя героем одного из своих рассказов, попавшим в Средиземье, и Дана казалась ему прекраснее всех эльфийских принцесс. Боясь испачкать безукоризненно чистый линолеум, он неловко шагнул и опрокинул узорчатую напольную вазу. Ларс вздрогнул, но вместо фарфорового звона послышался глухой стук.
— Не бойся, не разобьётся, — хихикнула эльфийская принцесса, — она из пластика.
Водрузив на место невезучий элемент декора, Дана махнула рукой в сторону лестницы. Они поднимались по маленьким, изящным ступенькам молча. Понемногу успокаиваясь, Ларс понимал, что должен наконец взять инициативу в свои руки и хоть как-то завязать разговор, но боялся, что от любого неосторожного слова зыбкое волшебство развеется, и он снова окажется в своей квартире, рядом с пылесосом и ковром.
Вдруг его взгляд упал на одну из репродукций. Художник запечатлел прелестную маленькую балерину в стремительном пируэте. В каждой руке она держала по букету алых роз. Однако это хрупкое создание не только очаровывало, но и настораживало: большие чёрные глаза смотрели пронзительно и даже зло, а серебристое сияние, окутывающее изящную фигурку, рождало в душе непонятный страх. Ларс пригляделся и замер: сияние оказалось расплывчатым силуэтом человеческого черепа, розы — его глазницами, а пышные оборки на юбке балерины — огромными зубами.