Он смотрит на меня поверх пакета, отчего мои щеки начинают покалывать.
Отшучиваясь, я щелкаю пальцами, показывая на него.
— Я так и думала, что ты лайфер! Я знала! — Я сажусь напротив него и наклоняюсь вперед. — Итак, скажи мне, лайфер, если никто из нас не умрет, то что, по-твоему, означают эти кошмары? Думаешь, что 23 апреля четыре всадника Апокалипсиса просто появятся из ниоткуда, чтобы заплести нам волосы в косички и поиграть с нами в ладушки? — При упоминании косичек я поднимаю руку и касаюсь того места, где раньше была моя.
Да. Все еще нет.
Уэс наклоняется вперед и тычет пальцем в мою сторону.
— Я уже сказал тебе, что я не гребаный лайфер. Я не говорил, что мы все не умрем. Я сказал тебе, что я не собираюсь умирать. Не знаю, что означают эти кошмары, и мне плевать на это. Все, что я знаю — что бы ни случилось… я выживу.
Я почти давлюсь своим протеиновым батончиком. Уткнувшись лицом в локоть, я кашляю и выплевываю куски перетертого арахиса, затем смотрю на сумасшедшего парня, сидящего напротив меня.
— Ты собираешься выжить?
Уэс в недоумении пожимает плечами, и упаковка между его губами окончательно расплющивается.
— Как же ты собираешься пережить это, если даже не знаешь, что это такое?
Еще одно пожатие плечами, и еще одна упаковка падает на землю.
— Я всю жизнь этим занимаюсь, — его голос снова звучит мягко, и на этот раз он не смотрит мне в глаза.
Что-то внутри меня скручивается от этого признания, и я понижаю голос, чтобы соответствовать ему.
— Так ты, значит, типа выживальщик?
— Ну, да. — Он отвечает резко и категорично, как будто не хочет говорить об этом.
Меня это вполне устраивает. Я вроде как эксперт не обсуждать всякое дерьмо. Ну и не лезть в него, когда могу этого избежать.
Я прислоняюсь спиной к перилам и вскрикиваю, когда предметы, находящиеся внутри толстовки, бьются о желтые металлические трубы. Один из острых углов врезается мне в позвоночник, а другой в задницу через пижамные штаны.
— Ай, вот черт! Боже!
Раздраженно фыркая, я поворачиваюсь спиной к Уэсу и поднимаю футболку, от чего все его драгоценные припасы падают к нему на колени. Он тихо смеется, и я смотрю на него через плечо.
Огромная ошибка.
Парень в гавайской рубашке улыбается, глядя на предметы, которые я только что вывалила на него, как будто сейчас рождественское утро. Его ресницы кажутся такими длинными и темными на фоне высоких скул, прядь блестящих каштановых волос упала на лицо, и все, что я хочу сделать, это забраться к нему на колени, чтобы он также смотрел на меня.
Но этого не будет, потому что, в отличие от фонарика, перочинного ножа, коробки с зажигалками и консервного ножа, я — инструмент, который уже выполнил свое предназначение. Уэс получил свою еду, я ему больше не нужна, и в любую минуту он может избавиться от меня, как от тех упаковок, что валяются на земле под нами.
И тут мои глаза улавливают какое-то движение за его спиной. Сквозь перила я вижу, что на другой стороне площадки появилась семейная пара, каждый из родителей катает на качелях по маленькому ребенку. Малыши заливаются смехом и дрыгают ножками, совершенно не обращая внимания на мусор и уныние вокруг. Но пустые, оцепеневшие и размытые взгляды их родителей говорят обо всем.
Через три дня они будут умирать друг у друга на глазах, и единственное, что сейчас они могут сделать, — это оставаться под кайфом и стараться не расплакаться перед детьми.
Я отрываю взгляд от их боли, в то время как моя начинает пробираться наружу. Каждый удар, который я получила этим утром в «Бургер Паласе», дает о себе знать. Отказ, который вот-вот последует, когда Уэс скажет, что я ему больше не нужна, начинает обжигать мою кожу, как огонь. Каждая утрата, которую я пережила, и которые еще будут, пробиваются в мой череп, желая признания. Я чувствую это все и сразу.
Я сую руку в карман толстовки, отчаянно желая почувствовать облегчение, но он пуст. Ну, конечно.
Уэс украл мои таблетки, чтобы купить эти чертовы продукты.
Развернувшись, я запускаю руки в свои растрепанные от ветра волосы, пытаясь отдышаться, но не могу. Я не могу дышать. Не могу провести пальцами сквозь спутанные пряди. И не могу поверить, что была настолько глупа, чтобы позволить этому парню забрать единственное, что могло заглушить эту боль. Я сильнее дергаю за волосы. Хватаю ртом воздух и раскачиваюсь вперед-назад, пытаясь успокоиться, но ничего не получается.
— Эй… ты в порядке?
— Нет! — кричу я, но никакой звук из меня не выходит. Мои легкие расширяются и сжимаются — я чувствую это, но воздух их не заполняет.
Я не могу дышать!
— Рэйнбоу…
— Рэйн! — рявкаю я, сильнее хватаясь за голову.
— Рэйнбоу, — нежный голос раздается в моей голове. — Рэйнбоу, детка, пора домой…
Образ красивой, улыбающейся женщины с русыми волосами вспыхивает перед моими глазами, прежде чем мое сознание успевает его подавить.
Нет!
— Рэйн, — голос Уэса размеренный и спокойный.
Он разговаривает со мной, как с диким животным, которого пытается загнать в клетку, и я начинаю вести себя соответственно.
Я пускаюсь в бегство.
— Рэйн! — я кричу ей вслед, но она уже на полпути через парковку.
Ее хромота усилилась, но она, кажется, с ней справляется. Я прислоняюсь спиной к перилам и смотрю, как она исчезает в лесу.
Что это была за хрень?
Я оглядываюсь через плечо и смотрю на семью, за которой секунду назад она еще наблюдала. Может она их знает?
Хотя, неважно. Это не моя проблема.
Мой желудок урчит в напоминании, в чем конкретно заключается моя проблема. Или в чем она была до того, как я раздобыл недельный запас еды, благодаря этой маленькой черноволосой психопатке. Я даже рад, что она сбежала. У нее явные проблемы с головой, и последнее, что мне нужно, это кормить еще один лишний рот.
Я снова роюсь в пакетах и нахожу банку тушеной говядины. Уверен, на вкус она будет похожа на гребаный собачий корм, но в ней содержится достаточно калорий и белка, чтобы пережить остаток дня.
Я поднимаю с колен все еще упакованный консервный нож и клянусь, что он чертовски пахнет ею. Я подношу картонную упаковку к носу, закрываю глаза и вдыхаю аромат. В моей голове вспыхивает воспоминание, как она обнимала меня своими маленькими ручками в продуктовом магазине. От ее волос пахло точно также — ванилью, кексами или еще каким-то другим девчачьим дерьмом. От этого мой член стал твердым.
Да, а потом она убежала и чуть не подверглась групповому изнасилованию.
Мое сердце бешено колотится, когда перед глазами появляется картинка: она стоит там, глядя мне вслед, большие голубые глаза полны страха, и она кажется такой маленькой в этой мешковатой черной толстовке, которая доходит ей почти до колен.
Хватит! Она тебе больше не нужна. Припасы, укрытие, самозащита. Только это.
Мой пульс поднимается, когда я вспоминаю, как она пыталась отбиться от меня на парковке. Сука действительно дергала меня за волосы. Ни разу в жизни меня еще никто не дергал за гребаные волосы.
Припасы, укрытие, самозащита.
Я представляю себе маленькую морщинку на ее лбу и опухшие следы от ногтей на ее щеке после того, как я вытащил ее задницу из «Бургер Паласа». Она стояла и раздумывала о том, садиться ли ей на мой байк или нет. Как будто у нее был другой выбор.
Припасы, укрытие, самозащита.
Я вспоминаю, как впервые увидел ее. Я зашел в ресторан, когда началась суматоха, и обнаружил ее, свернувшуюся калачиком на полу, такую крошечную и получившую самое жестокое наказание за то, что она отказалась отдавать свои обезболивающие таблетки.
Дерьмо!
Я бросаю банку обратно в пакет и собираю вещи. Мой желудок протестует, когда я спрыгиваю вниз на покрытый мусором газон и начинаю привязывать пакеты с продуктами к рулю своего байка. Я должен вернуть Рэйн. И это решение никак не связано с тем, что она пахнет сладким печеньем или выглядит, как сломанная фарфоровая кукла, одетая слепым человеком, или с тем, как ее сиськи и бедра были прижаты ко мне, пока мы ехали на мотоцикле. Мне нужно вернуть Рэйн, потому что я знаю кое-что, чего не знает она.
Рэйнбоу Уильямс — гребаный выживальщик.
И я еще не закончил ее использовать.
Я тихонько еду на своем байке по ее следам, оставленным в лесу. Они приводят меня к торговому центру, который находится дальше по дороге от парка. Место заброшенное и частично выгоревшее. Если бы мне нужно было угадать, я бы сказал, что там был разграблен стоматологический кабинет, вероятно, грабители вынесли все лекарственные препараты, а остальное подожгли.
На сегодняшний день это единственная вещь, которая имеет хоть какую-то реальную ценность. Таблетки. Киски. И страсть к поджогам. Наличные деньги больше ничего не стоят, если только вы не хотите апокалипсировать свою картошку фри в «Бургер Паласе». Наше правительство настолько полно дерьма, что больше никто даже не слушает этих лживых мудаков. По их словам, американский доллар «сильнее, чем когда-либо», и мы все должны просто «сохранять спокойствие», пока «не будут выявлены причины кошмаров».
Конечно, это сообщение было предварительно записано и последние несколько недель звучит на повторе. Потому что даже репортеры больше не ходят на работу. Они все сидят дома в кругу семьи или прожигают свою жизнь и все дерьмо вокруг, как и все остальные.
Я объезжаю вокруг здания и снова нахожу следы, возвращаясь назад. Несмотря на то, что последний раз я был во Франклин Спрингс, когда мне было девять, я все еще знаю эти леса, как свои пять пальцев. Мне кажется, я проводил в них больше времени, избегая своей суки мамаши и ее парада пьяных мужиков, чем под крышей ее дома.
Или под чьей-нибудь другой крышей, раз уж на то пошло. После того, как меня поместили в систему опеки, я менял один дерьмовый дом на другой, пока, наконец, не повзрослел и не вышел из этой чертовой системы. Тогда я уже стал менять одного соседа по комнате на другого.
Тропа идет параллельно главной магистрали, прерываясь и возобновляясь почти у каждого здания на пути. Несколько развилок, ведущих до ближайших кварталов, появляются то тут, то там. Я начинаю думать о том, что опоздал. И что Рэйн уже может быть где угодно. Наверное, она уже в каком-нибудь идеальном маленьком домике, ест идеальную маленькую порцию еды и рассказывает своей идеальной маленькой семье о мудаке, который похитил ее из «Бургер Паласа».
Я выжимаю сцепление и переключаюсь на вторую скорость. А затем на третью. Не знаю, это потому, что я надеюсь все еще найти ее или потому, что я так чертовски зол на себя за то, что отпустил ее. Я мчусь по тропе так быстро, что даже не понимаю, где нахожусь, пока не выезжаю из леса и не обнаруживаю, что несусь через огромную парковку, направляясь к одному очень знакомому фургону.
Бл*дь!
Я ударяю по тормозам и останавливаюсь рядом с ним, прислушиваясь к звукам выстрелов, криков или лая, но мой байк чертовски громкий, поэтому я выключаю двигатель и жду. Мой пистолет превратился в бесполезный кусок дерьма после того, как сегодня утром я потратил последнюю пулю, спасая задницу Рэйн в «Бургер Паласе», но я все равно достаю его и иду вдоль фургона, пока через лобовое стекло мне не открывается вид на главный вход.
Обстановка вокруг «Хакаби Фудс» выглядит точно такой же, какой мы ее оставили — раздутый труп, лежащий лицом вниз на тротуаре, опрокинутый шезлонг, вероятно, несколько растерзанных бандитов по другую сторону раздвижных стеклянных дверей. Но, самое главное, никаких угроз. Я вздыхаю с облегчением и убираю пистолет обратно в кобуру, удивляясь, как, черт возьми, я мог быть настолько глуп, чтобы снова оказаться здесь. Я повел себя безрассудно. А я никогда так не поступаю.
Но я знаю кое-кого, кто так поступает.
Прежде чем успеваю нажать на газ и убраться к чертям подальше от этого места, что-то подсказывает мне еще раз взглянуть на вход. И тут я замечаю, что мертвый парень больше не лежит на животе. Он перевернут на бок. А рядом с ним на корточках сидит маленькая черноволосая сучка, которая его и перевернула.
Рэйн, одетая по-прежнему в свою толстовку, становится на колени перед трупом, придерживая его плечом, и начинает рыться в карманах его мешковатых джинсов. Лицо у парня выглядит чертовски ужасно: полуоткрытые веки, отвисший рот, засохшая блевотина. Но она не обращает внимания на все это дерьмо, как будто она ищет что-то важное, ковыряясь в мусорном баке.
Маленький гребаный выживальщик. Я так и знал.
Когда Рэйн находит то, что искала, то отодвигается от тела, позволяя ему упасть обратно с бесцеремонным шлепком. Все ее внимание сосредоточено на маленьком оранжевом пузырьке в руках. Я хочу подойти и похлопать ее по плечу за то, что ее яйца оказались больше, чем у меня. Но я чертовски уверен, что в какую бы банду не входили Шрек и троица амфитаминщиков, внутри все еще могут быть другие бандиты.
Рэйн кладет в рот таблетку. Затем закрывает пузырек и засовывает его через ворот толстовки, пряча в лифчике. Я ухмыляюсь, вспоминая, как ранее эта же бутылка практически выпала из ее кармана прямо мне в руку, когда я перебросил ее через плечо.
Она быстро учится.
Качая головой, я завожу байк.
Рэйн получила то, за чем пришла. Настала моя очередь.
Я выезжаю из-за укрытия, ожидая, что она обернется на приближающийся звук работающего двигателя и улыбнется при виде меня.
Вместо этого она резко оборачивается, держа в руках «Узи» мертвого чувака.
Ремень от автомата все еще перекинут через жирное тело, но она держит его в руках, направляя ствол на меня, и пытается снять. Когда я подъезжаю ближе, то вижу, как от напряжения порозовели ее щеки. Я останавливаюсь и продолжаю сидеть с самодовольной ухмылкой, спрятанной под шлемом, прекрасно осознавая, что она не станет стрелять в…
Звук автоматной очереди доносится до меня в тот же момент, когда жгучая боль пронзает мое плечо. Я смотрю на Рэйн, не веря в то, что эта сука действительно нажала на курок, но она больше не смотрит на меня. Она стоит лицом к главному входу, где двое отбросов общества в красных банданах лежат на горе битого стекла, истекая кровью.
Испуганные глаза Рэйн устремляются на меня, затем она бросает «Узи» и вскакивает на ноги. Она секунду колеблется, затем делает безумный рывок в сторону моего байка, останавливаясь, чтобы подобрать по пути один из упавших бандитских пистолетов.
«Припасы, укрытие и самозащита», — мысленно повторяю я, пока Рэйн укутывает меня своим маленьким нежным телом.
Двое готовы, остался один.
Я только что убила парня.
Двух парней. Кажется, я только что убила двух парней.
Подпрыгивая на сиденье мчащегося мотоцикла Уэса, я прокручиваю в голове то, что только что произошло. Я не переживаю это заново, нет. Просто я как будто смотрю плохое телешоу, ожидая, когда подействует гидрокодон, и все это исчезнет.
Я вижу отражение открывающихся раздвижных стеклянных дверей в блестящем черном шлеме Уэса. Я вижу парней в красных банданах, выходящих из этих дверей. Я вижу пистолеты, направленные на Уэса. Затем я вижу, как парни, держащие эти пистолеты, падают на спины, когда стеклянные двери позади них разбиваются вдребезги. Как будто в воздух запустили сверкающее хрустальное конфетти. И все вокруг так громко. Не могу поверить, что Уэс действительно застрелил этих парней. Я оборачиваюсь и смотрю на него.