- Это обязательно?
Аля улыбнулась, услышав вопрос. Что же он ведет себя как дитя малое, словно боится остаться в квартире один? Какой странный, однако, этот новый сосед.
- Совершенно обязательно, - вздохнув, заверила она.
- Хорошо, полчаса, не больше.
Глаз он так и не открыл.
Павел-Пауль появился в ее жизни около двух лет назад. Однажды она прокомментировала какое-то событие в "Одноклассниках", ему понравился ход ее мыслей, он ей написал. Она ответила. Так завязалась переписка. Павел когда-то жил в России, в Германии его стали называть Паулем. Прошло меньше месяца, и они уже ежедневно общались по скайпу. Павлу было далеко за шестьдесят, и он был одинок. Жена умерла молодой, а он больше не женился. Сейчас Павел жил недалеко от Берлина с семьей сына. О себе ее новый друг рассказывать не любил, поэтому Аля знала только, что он не работает и много времени проводит в постели из-за больного позвоночника.
С самого начала они договорились, что разговаривают не более пятнадцати минут в день. Говорили обо всем. Павел любил читать и часто советовал прочесть ту или иную книгу. Она рассказывала о школе, о проделках учеников, он - о своих внуках, о молодежи Германии, она - о прошедшем дне, он - о своих планах. Аля привыкла к этим беседам, даже стала слушать так любимую им классическую музыку, к которой была, по правде сказать, раньше довольно равнодушна, и он радовался этому и хвалил ее.
Иногда Павел пропадал на какое-то время. Он говорил, что должен навещать старую тетушку, но всегда предупреждал, когда позвонит. Без него Аля скучала. Возвращался он от тетушки уставшим, почти больным, а на вопросы о здоровье отвечал, что во всем виновата долгая дорога.
С недавнего времени частой темой их разговоров стала возможная встреча летом. Павел собирался показать ей Альпы.
Как и предупреждал врач, температура к вечеру подскочила, дыхание Артура вновь стало тяжелым. Ей было его очень жаль. Ночью больного мучил кашель. Она перепробовала все: давала ему лекарство, горячее питье. Он совсем ослаб и почти не открывал глаз, отчего временами Але делалось страшно. К двум часам ночи она была настолько измотана беготней из комнаты в спальню, что почти не ощущала его запаха от пледа, в который куталась, сидя на диване и ожидая нового приступа кашля. Артуру стало легче, когда она приподняла подушки и почти посадила его. Казалось, он задремал. Она присела на другой край кровати, решив посидеть здесь еще какое-то время, а потом постараться заснуть на его диване.
Проснулась Аля от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Она осторожно приоткрыла глаза и тут же соскочила с кровати.
- Прости, я нечаянно, - опустив глаза, покаянно прошептала еще хриплым со сна голосом.
Что-то заскрипело в горле Артура, наверно, это должно было обозначать смех.
- Обнимала, стащила пижамные брюки, спала рядом, - просипел он охрипшим голосом. - А что скажет муж, когда узнает?
- Кто же ему расскажет? - улыбнулась она.
- Я, разумеется.
- Значит, не получилось из меня матери Терезы? - засмеялась Аля, а потом совершенно другим голосом добавила. - Будешь смеяться надо мной - оставлю одного.
- Не буду. Не уходи, - опять просипел Артур. - Помоги встать, мне надо...
Она помогла ему сесть, справиться с длинным банным халатом. Он опять обнял Алю за плечи. Они шли медленно, голова у него, наверно, кружилась, но он справился. Когда Артур вышел из ванной, то показался ей еще бледнее, чем был. Аля молча подошла и подставила свое плечо.
- Зубы почистил, - прошептал он, - а на душ не хватило сил.
Она посмотрела на него, но в глазах ничего кроме усталости и боли по-прежнему не было. От жалости к нему Але хотелось заплакать.
Утро прошло в хлопотах. Она сменила Артуру футболку, которая оказалась влажной после ночи, еще раз обтерла его большое и явно тренированное, без капли жира, тело теплой водой с уксусом, заставила выпить кружку бульона и съесть кусочек омлета, несмотря на то, что глотать ему было, видимо, очень больно. Затем наступила очередь таблеток. От всего этого он опять ослаб и, кажется, собирался заснуть. Аля, стараясь идти как можно тише, уже почти вышла из комнаты, когда услышала его шепот:
- Не уходи, положи руки на глаза, так болят...
Она сидела возле него долго, положив кончики пальцев на веки, потом легонько помассировала виски, погладила его брови, снова вернулась к векам. В голове пульсировала только одна мысль: что же я делаю с тобой, и что же ты делаешь со мной, что же мы оба делаем?
К вечеру температура опять повысилась, головная боль была настолько сильной, что Артур пару раз даже коротко застонал. Але было страшно оставлять его, но к семи она была дома и неожиданно для себя сделала то, чего не собиралась делать, рассказала Павлу об Артуре.
Ночь была тяжелой. Больной долго не мог заснуть. Аля тоже прилегла на его диване и увидела сон. В нем она гладила руками лицо Артура, и, признаться, ей это очень нравилось. Когда заметила, что ему неприятны эти прикосновения, что он упорно молчит и отворачивается, то попыталась заглянуть в его глаза и увидеть нечто, очень для нее нужное и важное. Однако этого так и не удалось сделать.
Аля проснулась поздно, около девяти, и почувствовала себя совершенно разбитой, поэтому, видимо, и не сдержалась, когда во время очередного обтирания, низко наклонившись над ним, услышала хриплое:
- Я все-таки мужчина...
- ... с чистыми зубами и не очень чистыми мыслями, - добавила Аля. - А впрочем, можешь приплюсовать это к списку моих грехов.
На ее слова он не отреагировал никак.
Школа была закрыта на карантин, и директор разрешил не выходить на работу два дня. Аля была ему за это благодарна. От врача она знала, что улучшение самочувствия при гриппе наступает обычно через четыре дня, и в среду собиралась оставить больного одного. За целый день Артур не проронил ни слова, только вечером опять пожаловался на головную боль. И она терпеливо пыталась эту боль убрать, а потом положила ладони ему на лоб и сидела так до тех пор, пока он не заснул.
Ночь прошла спокойно: Аля вставала только два раза, чтобы послушать дыхание больного. Утром она немного понежилась в теплой воде своей ванны и в начале восьмого, прекрасно чувствуя себя и едва сдерживая неизвестно откуда взявшуюся улыбку, вошла к нему в спальню. Артур лежал поверх одеяла в уже знакомых ей пижамных брюках и свежей футболке.
- Доброе утро, - просипел он.
- Доброе, - улыбнулась Аля.
Артур еще немного помолчал, а потом сообщил, словно она могла этого не заметить:
- Сил хватило на душ...
Его слова можно было понять по-разному. Алей они были восприняты как намек на то, что ему стало лучше, поэтому ей здесь делать больше нечего. Надо было просто-напросто распрощаться и уйти, но она не могла этого сделать, потому что ноги словно приросли к полу.
- Аля, - услышала она его голос, - подойди, сядь здесь.
Она наконец-то сдвинулась с места и присела на краешек кровати, ожидая, что он хоть что-то скажет на прощание. Но он молчал, словно о чем-то раздумывая. Аля подождала еще минуту, потом глубоко вздохнула и встала.
- Пойду, если больше не нужна. Еду на пару дней найдете в холодильнике, таблетки - на столе. Поправляйтесь, Артур Михайлович.
- Подожди, Аля, подожди... Я хотел поблагодарить...
Что-то пошло не так, он совсем не хотел, чтобы она уходила сейчас, ведь обещала же, что пробудет с ним и сегодняшний день, но уж если так все обернулось, то даже и лучше... Однако ситуацию надо было как-то смягчить, что ли...
- И еще... - поэтому заторопился он, - твой муж никогда не узнает, что ты была здесь... Не беспокойся и не бойся... А где он?
- Я не боюсь, - тихо ответила Аля, - но Вы уж постарайтесь, пожалуйста, меня даже случайно не выдать. Муж уж очень ревнивый... Сейчас он в командировке.
- Скоро вернется?
- Скоро...
- Ааа... - протянул Артур.
Говорить было больше не о чем. Она передернула плечами, словно что-то сбросила с них, на минуту подняла на него глаза, и он, позднее вспоминая об этом, мог поклясться, что столько же тоски и обиды на жизнь видел когда-то давно в глазах старой больной собаки. Когда хлопнула входная дверь, Артур еще какое-то время слушал тишину, а потом подумал о том, как же хорошо, что есть на белом свете сердобольные соседки, которые не дадут умереть раньше срока, и просто прекрасно, что они вовремя умеют уходить. Но на душе стало почему-то так тоскливо, так гадко, что он громко, длинно, замысловато выругался и полез под одеяло.
К вечеру опять поднялась температура, заболела голова, и от боли Артур не мог открыть глаз.
- Вот так когда-нибудь и подохну один, - сказал он и вспомнил о прохладных руках Али, - как собака под забором.
И зачем он с ней так? Что она ему плохого сделала? Отблагодарил тем, что пообещал ничего не рассказывать мужу! Артур громко застонал... Теперь было можно, никто не услышит, никто не придет...
А Аля вернулась домой. От хорошего настроения не осталось и следа. Она переоделась, слегка подкрасила губы, и от этого бледность стала еще заметнее. На работу идти не хотелось, не было сил, но и сидеть дома было невыносимо. Ноги не хотели слушаться, но она шла, с трудом глотая так и не пролившиеся слезы, а в голове крутилась дурацкая старая частушка.
Эх, бедная я,
Такая несчастливая.
Была бы я стеклянная,
Упала б и разбилася.
Как же все-таки жаль, что она не из стекла...
Кончался декабрь, приближался Новый год. Поскольку Артур никак не мог выбросить из головы, что обидел ни в чем не повинную женщину, то сделал то, что сделал бы на его месте любой нормальный мужик: купил самую большую коробку конфет и вечером отправился к ней. Дверь открыл спортивного вида высокий парень и довольно неприветливо поинтересовался, чего ему надо. Артур объяснил, что хотел бы поговорить с Алевтиной. Парень, кивнув головой, велел ждать. Ожидание было недолгим, вскоре он вернулся и с довольной ухмылкой сообщил:
- Просила передать, что Вы ее уже за все поблагодарили, велела больше не приходить.
- Хорошо, не приду, - покорно ответил Артур и зачем-то поинтересовался. - А ты кто?
- Я? - удивился парень. - Я - Никита.
- Понятно, - протянул он. - Ну, пока, Никита.
- Ты вот что, и вправду больше не приходи, я тебе ее расстраивать не позволю, - сказал парень и закрыл дверь.
Артур еще некоторое время постоял в коридоре, затем поплелся в свою квартиру и уже в комнате с удивлением обнаружил, что все еще держит в руках коробку конфет. Коробка и вправду была большой, и ему пришлось потрудиться, чтобы затолкать ее в мусорное ведро.
Это был первый Новый год, который Артур встречал в одиночестве. Раньше рядом всегда были люди, нужные и ненужные, но были... К длинному празднику он подготовился хорошо: купил несколько пачек пельменей, фрукты, какие-то консервы, колбасу и сыр, а самое главное, бутылку шампанского и две - коньяка.
Он давно хотел поговорить с Ивановной, чтобы она несколько разнообразила меню, потому что борщи, котлеты и винегрет уже не лезли в горло, но все как-то не получалось. Теперь уж он побалует себя, родимого. Еще двадцать восьмого он оставил деньги на столе вместе с запиской, в которой предупредил старушку, что во время праздников будет дома и сам справится с уборкой и готовкой, поэтому приходить не надо, потом подумал немного и дописал, что за январь он заплатит ей полностью. Осталось только оставить для нее кое-какие деньги, чтобы она могла купить себе подарок. Так Артур и сделал. Вечером он обнаружил на столе открытку с поздравлениями, а в холодильнике - большую чашку с холодцом. Все, кажется, было хорошо, он хотел праздника...