Потом мы долго лежали, тесно прижавшись друг к другу, и молчали.
- Понимаешь, - сказала она, наконец, - я всегда думала, что словами можно выразить все, но только сегодня поняла, что молчанием - не меньше.
И я в который раз поразился, как одинаково мы чувствуем.
ОНА
Вновь зазвучал серебряный голос певицы, грустно и нежно на чужом языке рассказывающий о любви. Я никогда не слышала ничего подобного и хотела спросить, кто же это поет, но не смогла, я засыпала.
ОН
Спокойных снов тебе, Алечка!
ОНА
Третьего ближе к вечеру оказалось, что кончились хлеб и молоко. Еще в первое наше утро он решил, что на приготовление пищи мы тратить времени не будем. На завтрак он согласен на какую-нибудь кашку или яичницу, на обед будут пельмени, потому что он закупил их много, а вечером... вечером, что Бог пошлет. Бог послал достаточно, в этом я убедилась, разбирая огромный пакет с продуктами, который он тут же принес из своей квартиры. Я тоже, как и все нормальные люди, кое-что прикупила к празднику, хотя могла бы этого и не делать, не для кого.
Сегодня у нас были гости. Один, я знала, придет обязательно. Никита был другом моего сына и раньше часто бывал в нашем доме. Парень он был неплохой, только не очень счастливый: родители давно и много пили. Я его жалела, поэтому разрешала пару раз в неделю приходить и сидеть, закрывшись в кабинете, за компьютером. Он мне не мешал. Иногда мы вместе пили кофе и разговаривали, но это было редко, потому что он, во-первых, боялся мне надоесть, а во-вторых, был очень скрытным. Я знала, что он придет именно сегодня. Все было просто: первого - продолжение праздника, второго - отдых, третьего - поздравления друзей, а я, надеюсь, была его другом.
Никита принес две великолепные кисти темного крупного винограда и мандарины. Я подарила ему пару отличных кожаных перчаток, теплый шарф и свитер. Мои подарки были скорее подарками мамы, и он покраснел, принимая их. Я предложила Никите чаю, но он, коротко взглянув на Артура, который, нахохлившись, молча сидел в кресле, отказался.
Когда мы остались одни, я подошла к нему и провела рукой по плечу. Он поднял на меня виноватые глаза.
- Прости, - сказал он, - прости, прости, прости, я просто ни на кого не хочу тратить наше время.
Что я могла ему ответить? Я не хотела этого тоже.
Второй гость явился около обеда. Его я звала очень просто: бывший муж, который живет в доме напротив. Виктора я не провела в комнату, разговаривали в коридоре. Он был не очень трезв и говорил о том, что я давно уже от него же и знала: что он несчастлив, что жена называет его не иначе, как старым башмаком... В конце концов он заплакал и стал проситься назад, а потом меня же и обвинил в своих слезах. Все это тянулось уже давно и мне порядком надоело, поэтому без церемоний постаралась поскорее его выпроводить.
Зайдя в комнату, я сразу поняла, что Артур зол и еле сдерживается. Я кинула в ящик серванта подарок и направилась на кухню, потому что боялась, что он скажет что-нибудь не то, а потом будет об этом жалеть. Его голос застал меня уже на пороге.
- И кто это был?
Я ответила правду:
- Одноклассник.
- Такие вот они, одноклассники, щедрые, - насмешливо протянул он. - И ты даже не развернешь подарок?
Это было ни к чему, о чем я ему тут же и сообщила:
- Я знаю, это духи, третья такая же самая коробка. Я отдаю их Ивановне, она и рада.
- И много у тебя еще тайн, Алевтина? - как-то очень серьезно спросил он.
Я заверила, что больше тайн нет, что Ивановна, тайна последняя, не пришла, видимо, потому, что знает, где он, Артур, сейчас находится. Закончила я так:
- Тайн больше нет, остались одни желания, а о них мы подробно поговорим перед сном.
И в страшном сне я не могла бы сказать такого, но ведь вот стою, не краснея, перед ним и говорю... Меня несло, несло по течению, а я не желала видеть берегов и помнить, что все это скоро закончится. Артур разулыбался.
Как я люблю его улыбку!
ОН
Аля решила пойти в магазин, я, естественно, собрался тоже. Уже стемнело. Мы вышли из подъезда, и я сказал, что могу просто пойти за ней, потому что могут встретиться знакомые. Я вспомнил о ее чертовом муже. Городок казался слишком маленьким, чтобы в нем хоть что-то можно было утаить.
- Нет, - сказала она и засмеялась, - рядом и только рядом.
Другой бы спорил, но только не я. Идти в магазин, который находился через дорогу, Аля почему-то не захотела, и мы направились в сторону вокзала. Я нес в руке сумку. Ну, чем не заботливый муж? Молодежи на улице было много, и с ней все время кто-то здоровался. Меня это раздражало. Вот не люблю маленьких городков, где все живут на виду друг у друга! И, сколько себя помню, всегда был такой: в молодости вместо того, чтобы обниматься с девицами на танцплощадке, любил сидеть где-нибудь в сторонке и наблюдать за толпой. Я не любил быть объектом пристального внимания, любил глазеть на людей сам. А без девиц и так никогда не оставался.
В магазине, пока я покупал продукты, Аля разговаривала с группой девчонок, наверно, учениц, хотя на школьниц они походили мало. Интересно, подумал я, почему, чем они моложе, тем больше красятся? Надо бы не забыть спросить Алю об этой закономерности. Наконец-то все было куплено. Я подошел к ним.
Девчонки пялились на меня во все глаза без зазрения совести. Облизнитесь, девочки, облизнитесь, но я не для вас. Я не любил малолеток, мне с ними скучно. Когда-то мой друг старлей говорил, что среди них попадаются восхитительнейшие дуры, поэтому надо вовремя отключать слух и наслаждаться. Кому что...
И тут на меня накатило. Я поставил сумку на пол, взял Алечкину руку и, не отводя глаз от ее лица, медленно и с чувством поцеловал каждый пальчик, потом осторожно натянул на нее перчатку. То же самое проделал и с другой рукой. В глазах у Али плескался смех, но я был предельно серьезен.
- Пойдем, моя дорогая, нам пора.
Я обнял ее за плечи, прижал к себе и вывел из магазина. И тут мне стало стыдно... Что же я, дурак старый, делаю? В конце концов, муж не пьянка, его просто так не отменишь. Он приедет, и ему выложат все... Сам же, помнится, обещал не навредить ей.
В панике я схватил Алю за руку и потащил туда, где было темнее, потом прижал к какому-то забору, целовал и просил прощения:
- Пощади меня, Аленька, пощади... Видишь ведь сама, что с тобой я теряю остатки разума.
Почему-то я никак не мог понять, за что она благодарит меня. Мне никогда особо не везло с женщинами, я не понимал их да и не особо-то старался. Там, где я вращался, женщины были несколько иного склада, где уж мне понять тебя, Аленька?
Целовать ее я начал еще в коридоре, едва успев закрыть дверь.
ОНА
Он извинялся, наверно, уже в десятый раз, а я не могла объяснить, за что благодарила. Мне надоело быть жертвой, которую бросили муж и сын, я хотела быть женщиной, обласканной и зацелованной мужчиной. Я знала, что надолго стану предметом обсуждения, но прежде с преогромным удовольствием побуду предметом жгучей зависти.
И пускай девчонки знают, что где-то есть такие мужчины, красивые и чувственные, от которых кружится голова и которые готовы дать тебе многое. Что свет клином не сошелся на Васе Пупкине из соседнего двора, который не то что пальцы целовать, двух слов связать не умеет, а из развлечений может предложить только распить бутылку вина.
Может, кто-то не будет торопиться и не выскочит неизвестно зачем так рано замуж, как это сделала я, а подождет своего принца? Может, и не придется после нескольких лет замужества плакаться, что жизнь - такое "Спортлото", полюбила, но не то? А теперь я жила, наслаждалась и познавала нечто, чего, оказывается, никогда не знала: тайны женщины и ее мужчины.
Как же я тебе благодарна за все, мой дорогой!
ОН
Уже в постели я напомнил Але о нереализованных желаниях. Она смеялась, просила забыть о своих словах, говорила, что ей стыдно это озвучить, но я был очень настойчив и в своей настойчивости чрезвычайно убедителен. Наконец она призналась, что всегда хотела увидеть мужской стриптиз.
- Ну, этого добра сколько хочешь, - радостно закричал я и понесся на кухню.
Наверно, не было ничего на свете, чего не умел бы делать мой друг старлей. И со своим телом он мог вытворять черт знает что. Мы его часто просили что-нибудь этакое изобразить, так, со скуки. И мой друг изображал! У него я и научился. Ну, конечно, не так, как он, но тоже кое-что мог. Спасибо тебе, старлей, спасибо за науку!
Я долго устраивал Алечку поудобнее на кровати, вручил ей бокал вина, включил подходящую музыку. И показал! Уверен, что стриптиз в моем исполнении был ничем не хуже того, что показывал довольно смазливенький толстячок под "Боба - Боба". Оцени, Алечка! Каюсь, иной раз среди своих люблю распушить хвост. Сейчас хвост был, наверно, гораздо больше и красивее, чем у павлина.
Она быстро включилась в игру. Потягивала вино, щурилась, кривя губы, и время от времени говорила, слегка грассируя, капризным голосом:
- Красавчик, прошу, подойдите ближе, я немного слеповата, но очень бы хотела повнимательнее рассмотреть...
И она называла какую-нибудь часть тела. А я старался! Я тааак старался! Правда, за прикосновения пальчиком к моему телу просил дополнительную плату, но она, ни минуты не торгуясь, тут же соглашалась заплатить.
Сегодня ночью, Алечка, я не забуду ни одного твоего обещания, я и сам согласен на все.
ОНА
Утром четвертого мы встали поздно и завтракали на кухне, как всегда, сидя друг против друга. Артур больше смотрел на меня, чем в тарелку, и мне это нравилось. Когда пальцами своей ноги он под столом стал ласкать мою ногу, я не выдержала и, чувственно глядя в его глаза, медовым голоском пропела:
- Не знаю, как ты, дорогой, но я за разнообразие. Ногами ты меня уже соблазнял.
ОН
Услышав такое, я почти подавился и закашлялся. Пришлось отдышаться. Ясно, что Аля говорила не о вчерашней ночи. Увы, я никак не мог припомнить ничего подобного.
- Когда? - спросил я, наконец, требовательно. - Говори, не томи.
Она манерно закатила глаза.
- Нууу...
- Говори же, говори, - торопил я.
- Это было... когда я стаскивала с тебя пижамные брюки, а ты старательно держал свои трусы, - она сделала большую паузу и улыбнулась. - Это было так медленно, так эротично... У тебя, как оказалось, потрясающе красивые мохнатые ноги!
И я вспомнил, вспомнил... Действительно, во время болезни Алечке вздумалось обтирать меня водой с уксусом. С футболкой было проще, кое-как она ее сняла, но надо было снять еще и брюки. Она долго думала, как это сделать поделикатнее, и ничего лучшего, чем попросить меня придержать трусы, чтобы случайно не стащить и их, не придумала. И я, дурак, послушно держал!
Я захохотал во все горло, когда представил, как она осторожно тянула за брючину, а я держал свои чертовы хипсы! И мои длинные чересчур волосатые ноги... Я двумя руками защищал свое достоинство!
- Алечка, ты - чудо, - едва смог я произнести сквозь хохот. - Это будет одним из лучших воспоминаний моей жизни.
- Однако, - тяжело вздохнув, задумчиво бы сказал мой друг старлей, - однако...