Цветков был направлен работать учителем физкультуры, чему был не особенно рад, потому что ничего не понимал в воспитании детей, но ему строго указали, что страна нуждается в воспитателях с таким жизненным опытом и что не дело, когда детей воспитывают одни женщины. Спорить с этим он не мог, поэтому без лишних разговоров отправился в школу. Был Цветков в то время высок и худ, рыжеволос и голубоглаз, с веселой россыпью веснушек по всему телу, предпочитал больше слушать, а меньше говорить. Он был некрасив и знал об этом, не имел ни малейшего опыта в общении с девушками, поэтому в разговорах с ними часто смущался, начиная непроизвольно потирать хорошего рисунка белые длинные пальцы с крапинками веснушек.
Александру, свою будущую жену, Василий Цветков впервые заметил в воскресный день на базаре. Еще не видя ее лица, он обратил внимание на высокую худую девушку, стоявшую у мясного ряда. В наклоне ее головы, в неторопливых движениях было что-то такое, что заставило юношу остановиться и наблюдать за ней. А девушка тем временем вытащила из варежки сжатый кулачок, в котором оказались деньги, и протянула их продавцу, затем, взяв завернутый в бумагу кусочек мяса, медленно побрела и выходу. Цветков зачем-то пошел за ней, напрочь забыв о наказах тетки сделать кое-какие покупки. Она медленно спустилась с горки, на которой был расположен базар, прошла по центральной улице, затем свернула в сторону вокзала.
День был достаточно морозным, и Цветков подумал, что она не очень-то тепло одета. Старенькие подшитые валенки, видавшая виды телогрейка, изношенный платок, наверно, не очень грели, да еще какая-то медлительность и обреченность ее походки... Ему стало ее очень жаль, хотя он и понимал всю странность и неуместность этого чувства. А она все так же неторопливо зашла в калитку старого покосившегося домика, и вскоре Цветков остался на улице один. Он еще некоторое время потоптался возле калитки, посмотрел на номер дома, а потом отправился восвояси, думая о том, как будет оправдываться перед теткой за несделанные покупки, и удивляясь своему странному поступку.
На другой день он зашел к бывшему однокласснику Витьке Соколовскому, служившему в милиции начальником паспортного отдела, и вскоре уже знал о девушке Александре все. Следующие два воскресенья Цветков зря долго поджидал ее на базаре, но она так и не появилась. Зато в третье ему повезло: он увидел неторопливо идущую девушку и вновь поразился незащищенности и обреченности ее облика. Цветков хотел было пойти за ней, однако остался на месте, увидев, что она, не доходя до ворот базара, остановилась возле какой-то нищенки и протянула ей деньги. Потом они о чем-то поговорили, и девушка, повернувшись, пошла назад, а нищенка какое-то время еще постояла, недоверчиво глядя на бумажку в руке, а потом начала мелко-мелко креститься, благодаря за столь необычно щедрое подаяние.
Цветков нагнал девушку у самого спуска с горы и сердито, потому что знал, что лишних денег у нее не было, а может, не осталось и никаких, потому что она даже не зашла на базар, спросил:
-Зачем же Вы так деньгами разбрасываетесь?
Она, казалось, не удивилась вопросу незнакомого человека, не приостановилась, не повернула головы, а продолжала идти, и лишь когда Цветков уже уже потерял надежду услышать ответ, тихо проговорила:
-У мамы сегодня день рождения, я попросила помолиться за нее, сама не умею.
Он знал, что родители ее погибли в первые дни войны от снаряда, попавшего в дом, что она сирота, и жалость к ней опять сжала его доброе сердце. Он уже шел рядом, старательно подстраиваясь под ее шаг, и твердо знал, что отныне его место здесь, около нее. Они молча спустились с горки, и все это время Цветков мучительно искал и не находил слов для продолжения разговора, поэтому был несказанно рад, когда она вдруг добавила к уже сказанному:
-В этот день мама всегда пекла пироги.
Голос ее предательски дрогнул, и по бледным щекам потекли ручейки слез. Она не вытирала их, и Цветков впервые подумал о ее какой-то безмерной усталости, от которой, казалось, у нее не было сил даже поднять руку. Он остановился и придержал девушку за рукав, как бы принуждая сделать то же самое. Она остановилась, но так и не подняла на него глаз. А Цветков, сам не ожидая от себя такой прыти, заговорил, боясь остановиться:
-Послушайте, Александра, я хочу пригласить Вас в гости. Я с теткой живу. Сегодня, по случаю воскресенья, у нас шаньги с картошкой. Конечно, это не пироги, но все же... Тетка будет очень рада, если Вы придете, и я тоже буду рад, - упавшим голосом закончил он.
Она молчала, даже не удивившись, что он знает ее имя, и Цветков понял, что совсем не убедил ее и должен еще что-то сказать, чтобы она не смогла отказываться. Это был его шанс, и он должен был использовать его, иначе... Что могло быть иначе, он боялся и думать, и, преодолевая застенчивость, вновь заговорил:
-Посмотрите на меня. Меня зовут Василием. Я Вас уже видел и очень хочу с Вами познакомиться. А шаньги у тетки очень вкусные. Вы когда-нибудь шаньги ели? Ну, пожалуйста...
Последние слова юноша произнес таким просительным тоном, что удивился сам. Красноречие его иссякло, оставалось только ждать ее решения. Она, наконец, вытащила из варежки руку и тонкими бледными пальцами провела по щекам, вытирая их, потом подняла на него глаза, казавшиеся еще большими на худом лице, и тихо проговорила:
-Вы ведь меня совсем не знаете, если бы знали, так, наверно, и не пригласили бы... Я ведь здесь на поселении.
Цветков неожиданно рассердился на себя и на нее и довольно резко произнес:
-Послушайте, мы только один раз говорим об этом и больше никогда... слышите, никогда... Я все знаю, а чего не знаю, так того мне и знать не положено. Я на войне тоже не в игрушки играл и в людях немного разбираюсь. Вам не надо ничего объяснять, ничего бояться, ни о чем плохом думать, я только приглашаю Вас в гости к нам с теткой. И все...
Она продолжала смотреть на него, опять не высказав удивления, что он знает и о ее судьбе, потом так же тихо сказала:
-Да не волнуйтесь Вы так, я согласна.
Красноречие опять покинуло Цветкова, и они молча пошли по направлению к его дому. Да и о чем было говорить? О прошлом - нельзя, о будущем - рано, а общее настоящее было так коротко, да и подобное знакомство как-то не располагало к легкости в общении.
Тетка встретила их радостно, да и было отчего: такое счастье, что Васенька с войны живым вернулся, так вот и девушку в дом привел, видать, услышал Бог ее молитвы. Она тут же сообщила, что звать ее следует Егоровной, велела девушке снять валенки и протянула ей теплые толстые носки, потом посадила ближе к теплому боку печи, а сама стала накрывать на стол, ведь время подходило к обеду. Узнав от Василия, что у погибшей матери Александры сегодня день рождения, поставила на стол маленький графинчик с водкой. За помин души выпили молча, ни Василий, ни тетка не задали ни одного вопроса, да и о чем было спрашивать... война ведь никого стороной не обошла. После рюмки водки, борща, жареной картошки и чая с шанежками у девушки стали слипаться глаза, и Егоровна, видя это, увела девушку в свою комнату, постелила ей на маленьком диванчике и велела прилечь отдохнуть.
Проснулась Александра лишь поздно вечером. Все это время Василий сидел на кухне, курил, пробовал читать, иногда зачем-то подходил к двери комнаты, где спала Александра, словно пытаясь услышать ее дыхание, но, разумеется, ничего не услышав, брел опять на кухню. Он размышлял о том, как неожиданно вошла в его жизнь эта тоненькая девушка с измученной душой, и какое, оказывается, простое это счастье - была бы она всегда рядом, а он бы каждую минуту думал и беспокоился о ней.
Александра наконец-то вышла из комнаты и, смущенно улыбнувшись, попросила:
-Пожалуйста, не обижайтесь, что я проспала целый день. Устаю очень... Хорошо тут у вас, спокойно.
Она прошла на кухню и села возле стола. За окном было совсем темно, на стене размеренно тикали ходики, старая толстая кошка спрыгнула с печи и, видимо, приняв девушку за свою, устроилась у нее на коленях. Василий с каким-то умилением смотрел на все еще сонную гостью, и происходившее начинало нравиться ему все больше, потому что казалось, что Александра жила здесь всегда. Она же осторожно погладила замурлыкавшую кошку, посмотрела смущенно и виновато на Василия и еще раз извинилась.
Глупая, нашла за что, ведь это были одни из его самых счастливых часов. Сердце Цветкова вновь сжалось, и он неожиданно для себя заговорил о том, о чем боялся и подумать:
-Я знаю, как Вам тяжело приходится здесь, я все понимаю. Чего ж одной по свету мыкаться? Выходили бы Вы за меня замуж, был бы свой дом и плечо...
Он вконец запутался в мыслях и словах, потому что о многом хотелось ей сказать, но это оказалось делом непростым, объяснить ей, что он для себя уже все решил. Юноша стал медленно и мучительно краснеть, по привычке потирая пальцы, осознавая, как некрасив в эту минуту, но все же сумел взять себя в руки.
-Вы бы никогда об этом не пожалели... Я буду Вам за отца и за мать... Я буду хорошим мужем...
Она как-то грустно смотрела на него, и Цветков с ужасом подумал, что все испортил, что, наверное, не стоило говорить этого хотя бы сегодня, но он ничего не мог с собой поделать, не мог заставить себя подождать хотя бы день. Александра по-женски тихо вздохнула, осторожно убрала с коленей кошку, подошла к нему, поцеловала в щеку и очень серьезно произнесла:
-Спасибо Вам за все. Я подумаю.
Он проводил ее до калитки, и ему показалось, что они дошли очень быстро, хотя он и старался идти как можно медленнее. На улицах никого не было, Городок уже давно спал. Снег скрипел под их ногами, любопытная луна освещала дорогу, и никто в целом мире не знал, что сегодня родилась большая любовь Цветкова к девушке, идущей рядом, которая должна была как можно скорее решить задачу со всеми неизвестными и ответить на его предложение.
Она не была смущена или уж очень удивлена, а лишь растрогана словами молодого человека, потому что понимала его желание помочь ей, защитить от одиночества, дать хоть чуточку счастья и уверенности в завтрашнем дне, ведь надо было как-то жить, заставить себя забыть о прошлом или хотя бы спрятать его на самое дно памяти. Александра тоже немало повидала в своей недолгой жизни и сразу почувствовала и его честность, и открытость, и огромное желание не дать оборваться той ниточке, которая протянулась между ними. И что с того, что он так некрасив? Война научила ее видеть душу, а не оболочку. И потом, отчего рядом с ним было так спокойно, словно она знала его всю жизнь? Конечно, и она (ей казалось, что это было давным-давно) мечтала о большой любви, но кто сказал, что она не сможет полюбить его, а она очень постарается, потому что Василий даст ей так много - место, которое она сможет назвать своим, чего была так давно лишена, где будет спокойно и тепло, где можно будет укрыться от всех несправедливостей мира, где будет все так, как захочет она.
Вечером следующего дня Александра ответила ему согласием, а оглушенный обрушившимся на него счастьем и измученный бессонной ночью Цветков настоял на том, чтобы они немедленно отправились к нему домой, так как Егоровна уже ждала их. Ее сборы не заняли и пятнадцати минут, а фанерный чемоданчик был так легок, что казался пустым. Потом была искренняя радость тетки, тихий семейный ужин и диванчик в комнате Егоровны, который стоял у теплой стены большой русской печи. Тетка еще возилась на кухне, когда Александра легла, закрыла глаза и тихим шопотом, перекрестившись, произнесла:
-Господи, благодарю тебя за то, что дал мне место, где со мной все будет хорошо, - и впервые за последнее время без каких-либо усилий погрузилась в спокойный сон.
А Цветков в это время сидел на кровати в своей комнате, ерошил волосы, не веря происходившему, удивленно покачивал головой и думал о том, что нашел свою жар-птицу и уже никогда не отпустит ее, а так же о том, что ожидание счастья - это прекрасное чувство, а само счастье находится совсем рядом.
Уже три месяца минуло с тех пор, как Александра поселилась у Цветковых. Она полюбила коротать длинные вечера возле теплой русской печи, читая или обсуждая что-либо с Егоровной. В это время она мало разговаривала с Василием, но постоянно чувствовала на себе его изучающий взгляд. Девушка понимала, что полюбила этих простых, бесхитростных людей, взявших ее в свою семью, старающихся оградить ее даже от простой домашней работы, принявших ее такой, какой она была, без всяких условий и обязательств.
Все было хорошо, очень хорошо, если бы не Василий. В последнее время он стал избегать Александру, часто закрывался в своей комнате, отказаваясь выходить к ужину и ссылаясь на срочную работу. Попытки наладить с ним прежние ровные отношения кончались неудачами, потому что он старательно делал вид, что не понимает, о чем идет речь. Ситуацию прояснила Егоровна, когда Александра, уже лежа на своем диванчике, завела разговор о Василии.. Тетка долго ворочалась в своей постели, укладываясь поудобней, а когда улеглась, с горечью в голосе сказала:
-Да чего ж тут непонятного? Измучила ты его, девонька, одни глазищи на лице и остались. Не напоминает он тебе о замужестве, ждет, когда сама об этом заговоришь. Неволить тебя не хочет, а ты все молчишь. Небось не затронул он твое сердце. Вон ведь ты какая красавица... Понимает, что не пара тебе, а из сердца вырвать любовь не может и не хочет, все надеется. Да и мне запретил об этом говорить, только не сдержалась я. Боится он, что уйдешь ты...
Александру обдало жаркой волной стыда. Вот ведь как получается, сама-то отогрелась душой среди этих добрых людей, а о нем, Василии, даже и не подумала, заставила мучиться, сомневаться в данном ему слове. Ну почему ей нельзя просто жить вместе с ними? Разве им плохо с ней? Зачем же он так спешит? Зачем мучится? Она ведь не хотела этого. Вот и сейчас она уверена, что этот дом - лучшее место на земле, и если для того, чтобы было как раньше, радостно и светло, нужно стать его женой, она выйдет за него замуж. Александра встала, подошла к зеркалу, висевшему на стене, и несколько раз провела расческой по волосам. В лунном свете они казались еще темней, чем были на самом деле.