За эту осень, зиму и весну я скопил сумму в пятнадцать мин - цена трех лошадей или трех образованных рабов. Мне надлежало вернуться домой, к матери и сестрам.
Я простился с Поликсеной - она плакала от нетерпения и печали, сжимая мои руки. Ей было уже пятнадцать лет, и она изнемогла от желания стать моей: чтобы, предавшись мне, вырваться на свободу из клетки…
Нечего и говорить, как этого хотелось мне самому! Но, все как следует обдумав, я сказал моей подруге вот что:
- Давай подождем до будущего года.
Глаза Поликсены погасли, руки в моих ладонях стали безжизненными. Я поцеловал обе узкие ладошки. А потом торопливо воскликнул:
- Ведь ты знаешь, что у меня есть сестра твоего возраста! Я не могу устраивать свою судьбу, не позаботившись сперва о ней. На все сразу денег и сил не хватит.
Я лукаво улыбнулся, перебирая ее смуглые пальчики.
- А представь себе, как прекрасно будет, если мы сыграем две свадьбы, одну за другой, - Гармонии и нашу с тобой…
Поликсена опять нерешительно, недоверчиво заулыбалась. А потом ревниво спросила:
- А чью раньше?
Ох уж это неистребимое женское тщеславие! Я рассмеялся.
- Сначала Гармонии. А потом, когда мое сердце будет спокойно за нее, я вернусь к тебе, и мы поженимся здесь. Тут, в Кноссе, все будет только наше!
Поликсена радостно бросилась мне на шею. Мы простились бурно и нежно, и сладкая боль расставания заставляла все сильнее предвкушать новую встречу, окончательное соединение.
Каюсь, у меня возникла было мысль - почему бы не сыграть две свадьбы одновременно? Но это было бы слишком громкое событие, и чересчур большое потрясение для всех моих женщин. И нельзя было раскачивать нашу лодку слишком сильно - обо мне и так уже много говорили на обоих островах.
Я привык быть самому себе хозяином, и у меня вызвала внезапное сильное неприятие мысль, что дома опять придется подчиняться матери. Но таков уж порядок вещей; и моей матери я повиновался бы охотнее, чем кому бы то ни было. Я понимал, что Эльпида не позволит мне распорядиться судьбой сестры по своему усмотрению, - но матушка, конечно же, приглядывалась к молодым людям Линда давно и сделала бы лучший выбор, чем я, который отсутствовал дома годами.
Я снова сошел на берег Родоса, испытывая полузабытую робость. Меня сопровождали двое минойцев - помощников Критобула, которые поднесли мои пожитки. Но даже с ними я ощущал себя так, как будто был один, и вот-вот на меня обрушится град насмешек, брани, а то и камней. Питфей Гефестион вернулся домой - Гефестион-фигляр, вор и убийца!..
Но знакомые улицы встретили меня тишиной. Я со своими спутниками шел мимо беленых домов, крытых черепицей, обонял свежий бодрящий запах олив и лимонных деревьев, и ощущал себя так, словно весь город затаился в ожидании. Я услышал удивленные перешептывания за спиной - кто-то из соседей узнал и обсуждал меня; но никаких непристойных выходок не последовало. Очевидно, я стал слишком известен, чтобы линдяне позволяли себе такое, - говорю без ложной скромности.
Я поднялся по ступенькам нашего портика с красными колоннами. Материнская палка давно стала мне коротка, но я не позволил себе ее выбросить, - набалдашник в виде совы отпилили и приделали к новому посоху.
Я постучал, снова ощущая себя мальчиком, вернувшимся домой. До чего светлое чувство!
Мне открыла Корина - то-то было удивления, восторженных ахов и охов! Я обнял старушку; а потом шагнул из прихожей в коридор и очутился в объятиях матери…
Она, конечно, постарела, - но стала еще прекраснее и значительнее, обретя после смерти отца стать Геры или Персефоны. Траур свой Эльпида сняла, но по-прежнему носила темные одежды, которые подбирала с большим вкусом.
Гармония, которая вышла мне навстречу в белом хитоне и с цветами яблони в волосах, поразила меня. Она заневестилась - в этом не было сомнений. Когда мы разговорились, сестра моя, очаровательно краснея, призналась, что у нее есть жених, который за ней ухаживает с начала весны, - мама приглашает этого молодого человека к нам в дом. Хотя к ней сватались и другие, он больше всего ей по сердцу: матушка согласна с ее выбором…
- Кто же это? - воскликнул я, снедаемый жгучим интересом и невольной ревностью.
Каково же было мое изумление, когда я узнал, что поклонник сестры - Артемид, старший брат рыжего Ксантия, который столько раз задирал меня в детстве, а однажды со своей компанией жестоко избил меня! Конечно, вы скажете, что это глупо и смешно - помнить детские обиды. Но я уже имел случай убедиться, что такие семена могут давать самые ядовитые плоды.
Гармония горячо убеждала меня в совершенствах своего рыжего Адониса - я даже не спорил, ошеломленный потоком ее восхвалений. Я только посмотрел на мать: Эльпида хранила молчание и лишь едва заметно улыбалась.
- Ты согласна, что этот человек подходит сестре, мама? - спросил я.
Матушка наклонила голову.
- Да. Но я хочу, чтобы его оценил ты, - и хочу посоветоваться с тобой насчет того, когда устроить свадьбу.
Этот ответ меня обезоружил, и слов для возражений я не нашел.
Однако брат Ксантия, с которым я доселе не был знаком, произвел на меня приятное впечатление, - и отец их был состоятелен и имел вес в обществе. Если сестре этот Артемид был по сердцу, чего же еще желать?
Мы уговорились, что свадьба будет через год, как я и хотел. Я вместе с матерью просмотрел деловые письма отца - их было немного, и моего особенного участия в домашних делах не требовалось. Я оставил матери денег, но она сказала, что возьмет их только на хранение: в этом году она немного зарабатывала уроками, а Гармония и Корина продавали свое рукоделие, так что они пока не нуждались.
Я вернулся на Крит - и вел жизнь свободного артиста еще год. А следующим летом я приехал домой, чтобы справить свадьбу Гармонии и Артемида.
* Молосские породы пастушьих и боевых собак высоко ценились в античном мире. Их описание встречается еще у Гомера.
========== Глава 22 ==========
Гармония была счастлива… или казалась счастливой; я уже знал, что девушки в нашем мире нечасто радуются своему замужеству, и мне теперь думалось, что для моей сестренки все сложилось удачно. Я перезнакомился со всеми членами семьи Артемида - у него, кроме брата Ксантия, были три младшие сестры, казавшиеся вполне благополучными. Одно это располагало к Артемиду - во многих эллинских семьях такое количество девочек не приветствуется.
Поведение Ксантия, однако, меня насторожило. Он вырос и остепенился, и приобрел лоск: мой давний враг пожал мне руку и улыбнулся, когда я пришел знакомиться к его отцу, однако в его невыразительных желтовато-карих глазах я прочел еще большую ненависть, чем раньше. Ладонь его была холодной и жесткой, как деревяшка. Ксантий ненавидел меня… уже за то, что я ходил по его земле; за то, что я не умер, не попал в рабство, не спился и заработал себе славу!
Позже я поговорил об этом с матерью.
- Разумно ли отдавать Гармонию в такой дом? Ведь Ксантий долго его не покинет, если вообще покинет, - и он способен отравить жизнь моей сестре!
Впалые щеки матери порозовели, как будто мой вопрос застиг ее врасплох. А потом она сказала:
- Гармония не перейдет в дом Артемида.
Я опешил.
- Как так?..
Эльпида помедлила с ответом, ее выражение стало почти виноватым.
- Я давно хотела поговорить с тобой, но было недосуг… Однако ты имеешь полное право знать. Мы с господином Иерофоном решили, что лучше всего будет, если Артемид после свадебной церемонии сам переберется жить к нам.
Она улыбнулась мне.
- Ведь мужские комнаты в нашем доме почти все время пустуют - а в доме Иерофона молодым будет тесно, хоть он и велик! И Гармонии не придется разлучаться со мной!
Я на несколько мгновений потерял дар речи. Такого я никак не ждал! А потом я выговорил, тихим и дрожащим от гнева голосом:
- Так вот, значит, как ловко вы придумали! Поздравляю, мать, ты нашла себе нового сына на замену мне! Артемид Иерофонид выживет меня из собственного дома, пока меня нет!..
Губы матери дрогнули от гнева; она стремительно шагнула ко мне. Впервые в жизни у нее зачесались руки дать мне пощечину, так что она едва совладала с собой.
- Как смеешь ты такое говорить! Ты превосходно знаешь, что тебя мне не заменит никто и никогда! Но Гармония тоже мое дитя, и я не допущу, чтобы она жила среди чужих… особенно рядом с этим Ксантием, как ты сам сказал!
Я молча, непримиримо смотрел на Эльпиду. Что-то мешало мне признать ее правоту… конечно, я ревновал; но было тут много и другого, чего не высказать словами.
Мама поняла это и смягчилась. Она приблизилась ко мне и положила руки на плечи.
- Послушай, милый, - никто не отберет у тебя твоих прав и наследства. Артемид получит приданое твоей сестры, но и только. А в доме должен быть мужчина, особенно сейчас!
Я нагнул голову, как критский бык.
- А я… как же я? Ведь я тоже скоро приеду сюда с женой!
Мать посмотрела на меня в упор.
- А ты вправду собрался приехать сюда с женой?
Ноги у меня подкосились, и я сел. Я с ужасом смотрел на женщину, которую любил больше всего на свете, и которая на глазах превращалась в моего врага…
- Что это значит? - спросил я совсем тихо.
Мать села рядом: она стала очень серьезна.
- Питфей, мы должны поговорить начистоту. До сих пор я молчала… из любви к тебе… но, наверное, зря я откладывала!
Она была в темном хитоне и свободном пеплосе такого же цвета: и глаза ее казались серыми, как грозовое небо. Мне чудилось, что из глаз матери на меня сейчас смотрит отец.
- Ты собираешься взять в жены варварку, сын, - и, к тому же, незаконнорожденную. Никто здесь, в Линде, не признает твой брак законным. Разве ты не понимаешь?
Я скрестил руки на груди и выпрямился. Наконец-то дошло до сути!
- Понимаю. И что с того? - сухо ответил я.
- Ты сам можешь сделать выводы, - сказала мать, так же сухо и сурово. - Я не препятствовала твоему выбору, потому что ты мой любимый сын и это твоя мойра! Но, выбрав такую женщину, ты выбрал свою судьбу! Ты не сможешь поселиться здесь с Поликсеной… в особенности теперь, когда персидская угроза так близка, - прибавила Эльпида уже мягче, проведя ладонью по моим волосам. - Ведь ты даже не живешь подолгу на одном месте и не смог бы выполнять гражданские обязанности!
Я кивнул, сжав губы. Рядиться дальше было бы унизительно.
- Я понял тебя, мать. Мы с Поликсеной найдем где приклонить голову, не беспокойся! Надеюсь, ты хотя бы захочешь познакомиться с моей женой и позволишь представить ее сестрам?..
Эльпида притянула к себе мою голову и поцеловала меня, несмотря на мое сопротивление.
- Я не сомневаюсь в достоинствах этой девушки… если уж ты полюбил ее! Конечно же, я хочу ее увидеть. Но то, что есть, нам с тобой изменить не дано!
Я заставил себя улыбнуться. Конечно, мать была права, - и я в глубине души всегда понимал, что так будет. Я и моя избранница обречены на скитания.
Больше мы не заговаривали об этом, и я вместе с матерью и Гармонией с головой окунулся в предсвадебные хлопоты. Я был единственным сестриным родственником мужского пола, присутствующим здесь, и должен был представлять покойного отца на предстоящем торжестве - так что моя роль была очень важной.
По воле богов, мы во многом отступили от дедовских обычаев. В главный день своей жизни моя сестра облачилась в белый хитон с серебряными застежками на плечах, гладко причесанные каштановые волосы покрыла легким, как облако, шафрановым покрывалом; а сверху надела венок из плюща, как знак своей непорочности и верности будущему мужу. Жених ее Артемид приехал верхом, в белой шерстяной мантии с золотой полосой понизу, с золотой брошью на плече и в миртовом венке на тщательно расчесанных рыжих кудрях. Он совсем затмил своим блеском нашу белую голубицу.
Однако у дверей дома его встречал не отец невесты, а мать - Эльпида надела поверх дорогого темного хитона с золотой нитью такой же гиматий, в высоко зачесанных волосах ее блестел тонкий золотой венец. И в ее старшинстве в такой день никто не посмел усомниться.
В доме нашем, убранном плющом, цветами, алыми и синими лентами, собрались гости: со стороны жениха его отец Иерофон и брат Ксантий, несколько друзей их дома, уважаемых мужей, а также две почтенные замужние родственницы. Со стороны невесты были приглашены двое друзей матери, - разумеется, мужчин, - и три молоденькие подруги моей сестры, которых я не знал. С утра, как положено, были принесены жертвы Зевсу, Артемиде, покровительнице брака Гестии и мойрам. Но прежде, чем сесть за стол, надлежало передать невесту и все права на нее жениху: и это сделал я.
Наша веселая, смелая Гармония побледнела и дрожала под взглядами стольких чужих властных мужчин, оценивавших ее как священную жертву и как товар. И, прежде чем вложить ее руку в ладонь Артемида, я ободряюще пожал пальцы сестры. А потом, опять в нарушение всех обычаев, я наклонился к сестре, чтобы поцеловать, и шепнул, откинув ее шафранное покрывало:
- Ты останешься с нами, не бойся!
Гармония наградила меня полным благодарности взглядом. Она сумела улыбнуться.
- Я знаю, Питфей.
Потом приглашенный государственный чиновник-архонт громко засвидетельствовал совершение сделки; и огласил брачный договор. По настоянию нашей матери Артемид составил защищающий права невесты договор наподобие египетских, что было редкостью у нас. Я видел, какими враждебными сделались лица Ксантия и мужчин, пришедших с ним и его отцом, когда они осознали, что Гармония не станет безраздельной собственностью новой семьи.
И только тогда все расселись за столом. Мать в своем царственном облачении заняла место во главе стола, напротив мужей, которые сели на другом конце, - и я видел, что ее присутствие придает сестре мужества. Гармония и Артемид, по обычаю, пили в этот день только воду: но щеки у обоих пылали, как от вина. Гармония не поднимала глаз от тарелки; а Артемид украдкой кидал на свою прекрасную невесту взгляды, полные ласкового восхищения. Кажется, он, как и я, уже был опытен: я понадеялся, что его учила хотя бы гетера, а не шлюха низкого разбора.
Пиршество длилось не слишком долго - должно быть, мужчины постеснялись матери. Когда молодые встали из-за стола, их обсыпали деньгами, орехами и финиками, с пожеланиями всяческого благополучия; девушки расцеловали мою сестру, а она неожиданно крепко обняла каждую своими сильными руками, и заплакала…
Потом мать зажгла факел от нашего очага - ей надлежало проводить невесту до дома жениха, дабы освятить этим огнем их семейный очаг. А мне, как единственному близкому родственнику-мужчине, предстояло ехать с молодыми в свадебной повозке, которая уже дожидалась на улице. Остальные родственники должны были с музыкой идти за нами пешком.
Мы вышли в ранних сумерках, и закат позолотил наши лица. Мать моя, с факелом в руке, бросавшем отсветы на ее великолепный наряд, поистине казалась богиней-охранительницей дочери…
Артемид подсадил на повозку Гармонию - она пошатывалась, потому что покрывало, по обычаю, опустили ей на лицо; потом Артемид хотел подсадить и меня, и уже протянул свои сильные руки, но я вовремя уклонился. Никто со стороны даже не заметил. Я подтянулся сам и сел позади сестры: палка моя осталась дома.
Под пронзительные звуки флейт и рокот барабанов шествие двинулось к дому Иерофона. Мать шла последней; и Гармония то и дело оборачивалась и бросала на нее взгляды. На меня и своего жениха сестра даже не глядела: впрочем, из-под покрывала трудно было различить что-нибудь, кроме факелов в нашей процессии.
Когда мы доехали до дома, на пороге стояла мать жениха - тоже с факелом в руке. Артемид первым соскочил с повозки и снял Гармонию; никого не дожидаясь, он так и понес ее. Ему следовало перенести жену через порог, и в дверях он остановился и откинул перед всеми ее покрывало…