Я так и замер, ожидая, что рыжий брат Ксантия сейчас сотворит что-нибудь ужасное. Но он, держа Гармонию на руках, вдруг сказал ей что-то неслышное для остальных, отчего она рассмеялась. Этот кощунственный звук вызвал ропот мужчин, да и женщин тоже; а я испытал огромное облегчение. Я понял, что сестре будет с мужем хорошо… хотя бы первое время.
Когда все было кончено, мы с матерью вернулись домой.
Три ночи и три дня Гармония оставалась в доме мужа, и мы ничего о ней не слышали, точно о мертвой. А потом она и Артемид приехали обратно на той же свадебной повозке, и никакие боги не покарали их за это.
Гармония выглядела усталой, потрясенной - но глубоко удовлетворенной своим супружеством. Я радовался за нее и мучился сомнениями - смогу ли я сделаться для Поликсены тем же, что Артемид для моей сестры? Или, может быть, я стану для Поликсены много большим?..
Однако соседство с Артемидом ощутимо стесняло меня: мой новый родственник начал чувствовать себя хозяином в нашем доме. Мирон и Корина старались угодить ему чуть ли не больше, чем мне; это против воли все сильнее выводило меня из терпения, и я понял, что одному из нас пришло время уйти.
Я простился с сестрой, с ее молодым мужем и с матерью. Эльпида клятвенно заверила меня, что для меня в этом доме ничего не переменится, и я навсегда останусь для нее дороже всех. Но я не стал требовать от матери того, что выше человеческих сил.
Меня ждали новая земля и новая семья. Я стоял на палубе корабля, увозившего меня в сторону Крита, и сердце мое разрывалось…
Но долгожданная встреча с невестой облегчила мою боль. Поликсена все поняла без слов, и, расцеловав меня в обе щеки, крепко обняла. Мы с нею успели стать друзьями - но таинство, которое должно было свершиться, опять разделит нас, как всегда разделяет мужчину и женщину… Сможем ли мы соединиться вновь, узами сокровенной любви?..
Я уже обсудил с родителями Поликсены, как пройдет наша свадьба. Гостей будет немного, в основном минойские навархи, товарищи Критобула. Поликсене, как и Гармонии, не понадобится переходить в другой дом - это я останусь у них как сын. Только придет чиновник, который составит брачную запись.
Но когда мы с Поликсеной остались наедине, моя невеста опять показала, насколько она отличается от других девиц.
- Я не хочу, чтобы мы провели первую ночь под этой крышей, - заявила она.
- А где же? - воскликнул я.
Но я догадывался, чего она хочет… я понимал эту азиатку, потому что любил ее!
- Я хочу стать твоей… там, в моем дворце, - сказала Поликсена. Щеки ее пламенели, но она не отводила глаз.
- А если я откажусь? Так никто никогда не делал! - воскликнул я, изумляясь и сердясь сразу. Но мое влечение к ней после такого требования только возросло…
Поликсена вскинула голову.
- Тогда ничего не будет, - отрезала она. - Если ты хочешь меня… хочешь быть моим мужем и господином… ты отведешь меня в брачную ночь в мой дворец, и там это случится!
Я улыбнулся. Я осознал, что это венчание станет не только торжеством нашей любви и моим торжеством, - Поликсена тоже хотела стать победительницей. Я притянул ее к себе и страстно поцеловал.
- Хорошо, да будет так! - воскликнул я.
========== Глава 23 (рейтинг, близкий к NC-17) ==========
На свою собственную свадьбу я тоже надел белый хитон и белый плащ из милетской шерсти, скрепленный на плече золотой брошью с зеленым хризолитом - камнем в цвет глаз моей невесты. Зато Поликсена обрядилась с такой выдумкой, что даже я пришел в изумление.
Ее просторное платье с рукавами было сочетанием мидийской моды с древними критскими мотивами - из алого шелка, с бахромой и бисерным узорочьем, но с несколькими рядами оборок на юбке, которые состояли из синих и зеленых квадратов, вышитых золотыми крокусами и спиралями. Она, должно быть, много дней прилежно трудилась над этим нарядом, мечтая обо мне… Ее тонкую талию перехватывал пояс из позолоченных бронзовых квадратиков, а в свои густые черные волосы, собранные в косу, Поликсена вплела золотую цепочку. Этот диковинный наряд ей чрезвычайно шел - Поликсена выглядела царевной того затерянного царства, куда хотела увлечь меня в брачную ночь…
Мы сидели за столом - гостями Критобула были одни только минойцы, к моему облегчению: они шумно восхищались невестой и пили за ее здоровье, красоту и благоденствие. Среди них был Талассий, тот самый капитан корабля, который привел меня в дом Критобула. Мы с Поликсеной пили только воду; съели немного пряного мяса, но были слишком полны ожиданием, чтобы думать о еде. Как только все разойдутся… только бы удалось!
Наконец гости ушли, и родители невесты тоже: только Геланика задержалась, чтобы поцеловать дочь и о чем-то негромко предупредить. Потом мы с нею остались вдвоем.
Нам надлежало теперь пойти в ее спальню, где Ариадна уже переменила белье и зажгла благовонную лампу. Хотелось бы знать, догадывался ли кто-нибудь в доме, что эта брачная постель останется нетронутой?..
Поликсена первая встала из-за стола и прошептала:
- Идем.
Она пошатывалась; на голову она набросила покрывало алого шелка и отвернулась от меня. Я подумал, что в темноте ее яркое платье будет манить к себе, как маяк. Но, разумеется, я промолчал.
Мы выбрались из дома через черный ход, открыв калитку в стене, что отгораживала задний двор. Почти совсем смерклось; только на западе, над горами, еще не погасла огненная полоса. Я поднял голову и, вдохнув напоенный розами воздух, подумал, что ночь будет звездной…
Поликсена ждала меня под стеной. Именно она задумала это безумство - но сейчас она выглядела так, словно без меня не может ступить ни шагу. Я взял ее под руку свободной левой рукой, и Поликсена пошатнулась, опершись на мой локоть. Я вдохнул аромат ее волос.
- Идем же… идем! - приказала она прерывистым шепотом.
Мы пошли много раз исхоженной дорогой. Постепенно шаг Поликсены стал тверже, и она даже заспешила, увлекая меня вперед; но мне не удавалось примериться к ее упругой походке, и тогда моя молодая жена отняла руку. Она пошла впереди, однако часто оглядывалась на меня. Я улыбнулся, чтобы ободрить ее, но вряд ли она разглядела мое выражение.
По пути нам никто не встретился, и не было слышно ни звука, кроме похрустывания наших сандалий и треска цикад. Когда закат догорел, вскоре высыпали звезды. Глаза мои привыкли к темноте, и я ясно различил впереди слева очертания циклопического дворца, к которому уступчато поднимались каменные террасы.
Поликсена приостановилась и оглянулась на меня, придержав свое алое покрывало. Я кивнул; и увидел, как моя нареченная белозубо улыбнулась в ответ.
Она стала карабкаться наверх, придерживая свою тяжелую юбку с оборками, а я последовал за ней. На площадке перед дворцом, под огромными красными колоннами, мы остановились, тяжело дыша. Это было не только утомление и волнение - возбуждение все сильней охватывало нас обоих…
Потом Поликсена глухо проговорила:
- Сперва пойдем туда, к лестнице… зажги факел… а потом вернемся в зал, куда я укажу. Хорошо?..
Я видел, что моя жена уже едва стоит. Я взял бы ее на руки, если бы мог; но я не мог этого, и только подошел к ней и ласково коснулся горящей щеки.
- Как скажешь, любимая.
Поликсена молча отвернулась и, плотнее запахнув легкое шелковое покрывало, направилась внутрь дворца. В лабиринте было темно, гораздо темнее, чем снаружи, - и стало бы поистине жутко, если бы я не изучил так дорогу. Звезды и месяц светили сквозь проваленную крышу, и красочные фрески тоже немного рассеивали мрак; но человек, незнакомый с этим местом, несомненно, быстро потерял бы дорогу и пришел в отчаяние. Но Поликсена опять зашагала уверенно - как будто древнейшие боги этого дворца и духи его обитателей направляли ее.
Наконец мы дошли до того места, где лестница вела в подвал.
- Зажги огонь! - приглушенно воскликнула Поликсена.
Я ощупью нашел у стены факелы, трут, кремень и кресало, и развел костерок. Руки у меня дрожали, и получилось только с третьей попытки; потом я зажег факел.
Поликсена, которая остановилась на расстоянии от меня, не приближаясь, улыбнулась и протянула мне руку.
- Хорошо! Теперь идем в зал, там в стене есть кольца-держатели…
Она была бесподобно хороша в свете моего факела. Мое желание вспыхнуло, как это пламя. Но тише! то, что случилось дальше, только мое, не для чужих глаз: я непременно сожгу эту часть потом, когда закончу. Однако теперь - я должен запечатлеть это, хотя бы для одного себя.
Моя жена привела меня в зал, где на стене была изображена процессия юношей с ритонами: красные фигуры их колыхнулись, будто живые, когда я осветил их. В противоположную стену, на уровне моих плеч, были вделаны каменные кольца, и в одно из них я вставил мой факел.
Он озарил только середину зала - и Поликсена ступила в этот освещенный круг, точно для жертвоприношения. Она присела и поманила меня рукой.
- Иди… ко мне.
Я уже знал - наитие подсказывало мне, что я должен делать. Я расстегнул брошь на плече и снял мой плащ из белой мягкой шерсти; и постелил его на холодный каменный пол.
Поликсена спрятала в лицо в ладонях; потом храбрость вернулась к ней, и она скинула свое алое покрывало. Потом развязала посеребренные ремешки сандалий, оплетавшие ноги до щиколоток. Распустила свою косу, и волны черных волос, благоухающих розовым маслом, укрыли плечи и спину, почти достигнув колен.
И, наконец, она расстегнула пояс и медленно потянула кверху свое платье…
Под этим платьем на ней был только вышитый белый кусочек материи между бедер, скрепленный шнурами. Поликсена не стала снимать его, и молча улеглась на приготовленное мною ложе, закрыв глаза.
Несколько мгновений я глядел на это диво - ее смуглая красота превосходила всякие описания… она взывала ко мне, и жажда обладания стала почти непереносимой. Но вдруг я увидел, как вздрагивает смуглый живот моей возлюбленной, как она часто дышит и напряглась всем телом, ощущая себя жертвой моей страсти. И я больше всего на свете захотел преодолеть эту отчужденность, чтобы моя Поликсена не испытала страха и боли… я хотел дать ей такое же наслаждение, какое она обещала мне. Чтобы она отдалась мне самозабвенно и не пожалела о том!
Я опустился подле нее на колени и погладил по мягким волосам; Поликсена вздрогнула.
- Тише… я не причиню тебе боли, - прошептал я.
Она вдруг шевельнулась и протянула мне что-то. Маленький лекиф - сосуд для масла, который моя жена сжимала в руке: а я и не заметил!
- Мама сказала… это будет нужно. Возьми, - прошептала она с настойчивой мольбой.
Я осознал, что это значит, и на миг меня ослепил гнев. Геланика давала своей дочери такие наставления! Кто знает, чему еще могла научить ее эта наложница двоих персов?..
Но я подавил эти недостойные чувства и взял флакончик с маслом. Он вправду мог понадобиться: я многое слышал и запоминал из разговоров о женщинах в разных домах, где мне случалось выступать.
Я опять склонился к девушке и поцеловал ее в нежную шею, ощутив биение жилки и жар ее тела. Меня охватил неутолимый голод… мне хотелось взять ее, поглотить ее всю; но вдруг я начал ощущать ее тело как свое, и ее трепет и наслаждение как свои. Это было поистине чудо бога, сочетавшего нас… Поликсена замирала под моими поцелуями, у нее начали вырываться стоны. Самые потаенные струны моего существа отзывались ей, и я, жаждавший ее, уже не был собою. Я ласкал ее коралловые соски, целовал живот; потом потянулся к шнуру, скреплявшему ее набедренную повязку поверх черного треугольника волос. Я обнажил ее совсем - моя жена источала тот женский аромат, который лучше всяких смол и благовоний.
Мне очень захотелось попробовать ее на вкус, как пчела собирает нектар с цветка; но меня остановила мысль, что моя девственная невеста оттолкнет меня со стыдливым ужасом, и магия окажется разрушена. У нас еще будет время для всего! Я проник между ее бедер рукой, и она ахнула, сжав ногами мою ладонь; но потом покорилась мне. Я ласкал ее долго, пока она не стала вскрикивать, перекатывая голову по покрывалу, и я не ощутил, что она совсем готова.
Я лег между ее бедер, опираясь на руки, и нежно погладил ее по щеке: зеленые глаза Поликсены потрясенно распахнулись навстречу мне. Я улыбнулся ей. Когда я взял ее, мы видели друг друга.
Потом голова ее опять откинулась, глаза закрылись; но вскоре она начала отвечать на мои движения, подняв колени и сжав меня ногами. Опыт научил меня, что самое сильное удовлетворение женщина получает, когда ее воля участвует в обладании, когда она движется навстречу мужчине.
Я излился в нее, и это был миг чистейшей, ни с чем не сравнимой радости: я стал всем, слился с целым миром, воспарив в блаженном безмыслии…
Но Поликсена лежала подо мной, побежденная мною, жаждущая успокоения. Я осторожно оставил ее, отодвинувшись в сторону; потом тронул за плечо. Она вздрогнула и повернула ко мне голову, взглянув на меня.
- Тебе было хорошо? - прошептал я.
- Да, - ответила она. - Очень.
Потом она задрожала - ее влажное тело озябло. Тогда я быстро надел набедренную повязку, придвинулся к ней и закутал нас обоих в мой плащ. Я почти сразу заснул, счастливый как никогда.
Проснулся я раньше Поликсены - факел наш догорел и погас, но уже светало. Некоторое время я смотрел на мою жену в утреннем свете, и блаженство переполняло меня. Она была моя подруга, такая же, как я; и, в то же время, она была предназначена мне одному, источник только моей силы и счастья. Но было в ней то, что выше всякого обладания, - то женское, что священно и вечно… И я был бесконечно благодарен моей возлюбленной, что она вверила себя именно мне!
Поликсена проснулась и потянулась, слегка застонав. Я в тревоге подался к ней. Но она улыбнулась мне и, краснея, закуталась в плащ.
- Отвернись, - попросила моя жена.
Я послушался. Она некоторое время шелестела своими одеждами, и я почувствовал, когда стало можно повернуться. Поликсена, в своем алом платье с пестрыми оборками, сидя заплетала косу.
На моем плаще осталось небольшое кровавое пятно, и я свернул его, повесив на плечо. Потом помог Поликсене подняться. Она поморщилась.
- Мне еще больно… не приходи ко мне несколько ночей, хорошо? - попросила она.
Она приказывала и молила сразу. Похотливый зверь во мне взъярился, когда на него накинули эту узду; но человеческое счастье и любовь оказались сильнее. Я серьезно кивнул.
- Конечно, дорогая.
Поддерживая друг друга, мы выбрались наружу. Назад мы пошли гораздо медленнее, и нам несколько раз попались одинокие путники, провожавшие нас удивленными взглядами. Поликсена, робея при свете зари, жалась ко мне. А я чувствовал готовность защитить ее от любого!
Мне уже представлялось, что придется защищать мою жену от родителей. Критобул сам открыл нам дверь и окинул нас хмурым взглядом; однако упрекать и расспрашивать не стал. Уж он-то наверняка давно догадался, куда мы могли пойти в эту ночь…
Поликсена отправилась к себе - совершить омовение и отдохнуть. А я ощущал себя очень странно. Как будто наступил промежуток между свадьбой и настоящей супружеской жизнью: ведь я обещал Поликсене не касаться ее снова, пока она не захочет.
И куда мы направимся дальше? Ведь, конечно же, дом критянина был для нас только временным пристанищем!
Я вымылся, переоделся и вышел на задний двор: там я присел на скамеечку, сложенную из камней. Мне очень хотелось заняться каким-нибудь делом! Во мне бурлила небывалая жажда свершений: но все прежние холостяцкие занятия вдруг утратили для меня свою значительность. Даже музыка.
Тут я заметил, что в глубине двора кто-то сидит: присмотревшись, я с удивлением понял, что это Ариадна, вращающая гончарный круг. Прислужница сама лепила горшки! Может, я пособлю ей в домашних делах?
Конечно, многие сочли бы такой порыв недостойным благородного эллина; но мне было наплевать. Я встал и подошел к старой женщине. Наверняка ей было нелегко с нами четырьмя, пусть даже хозяйка с дочерью тоже работали.