- Целительству обучать на деле необходимо. Как и Боевой магии и защитным чарам. В теории можно длительное время без ущерба осваивать лишь, о чем я могу говорить с определенной уверенностью, магию стихий. Ряд иных, возможно, тоже, но как лицо в этих вопросах неосведомленное, я предпочту не выносить личных суждений, если позволите. И… На сколь долгий срок я могу разработать план занятий?
- Полагаю, месяца… два месяца вполне допустимо. Едва ли ответ от науров будет получен много раньше. Вы намерены обдумать его после завтрашних занятий? – девушка подтвердила сие, вновь отведя взгляд, опомнившись и осознав, с кем именно беседует. – В таком случае послезавтра в полдень вы предоставите его мне, дабы я мог оценить его и, если потребуется, внести изменения.
- Разумеется, Ваше Величество, - Алеандра склонила голову, обдумывая, сколь многого можно будет достичь за три месяца. И что, если встреча с наурами пройдет так, как предполагается, она наверняка останется «в Никтоварилье» – что, естественно, должны были подтвердить науры.
- Утром вас оповестят, в какое время вы можете провести пробный урок. – Пока, естественно, под его расписание подстраиваться придется ей. Но когда уже девушка лично с ним встретится и предоставит мне свои соображения, включать их в расписание надлежит с учетом удобства для обоих, впрочем, прежде всего, конечно, для сына… - По возникающим у вас вопросам и, если что-то будет необходимо для занятий, вы можете обратиться к Совету Семи Вилайров либо к Гранд-Мастеру. Все необходимое вам, разумеется, предоставят.
- В таком случае, мне бы хотелось задать еще один, не самый тактичный, быть может, но тем не менее необходимый для уточнения вопрос… - замялась девушка. Впрочем, я и так уже «видел», что она собирается спросить. – Если дозволите.
- Разумеется.
- Какова будет оплата?
- Пять сотен золотых в месяц. Вас устраивает эта сумма? – даром что не позеленела, судорожно сглотнув.
- Это слишком много! – вот такого я даже от Маруна еще не слышал. Пару раз слышал «мало», еще пару раз, при почтительных поклонах, читал в мыслях, сколь же я жаден до золота, Марун, получавший столько же, счел, что это вполне себе достойная оплата его труда. И тут, искреннее, в мыслях и сорвавшееся с губ, «много!». – Простите, сир… - опомнившись, опустила взгляд.
- Учитывая ваше происхождение и оказываемые услуги, это более чем достойная оплата. – Ровно, не повышая голоса и не стремясь ее «запугать», произнес я. Алеандра, взяв себя в руки и ругая на чем мир устроен за дерзость, покорно кивнула:
- Как вам будет угодно, сир… - мелькнувшая в изящной головке с темными волосами мысль вновь приятно удивила меня. И вновь показала, что «посланница Таунака» разительно, и в лучшую притом сторону, отличается от многих дворянок. Думая далеко не о себе…
«Надеюсь, у них можно жертвовать сиротским домам и вдовам… И как раз с первого жалования смогу купить плащ потеплее…»
Ни украшений, ни помад-духов-румян в ее списке так и не появилось за еще несколько секунд размышлений, прерванных появлением почтительно, на вытянутых руках несущего бережно обернутый в зеленый атлас пакту слуги. Целителей уважали многие страны и многие люди.
Пожертвования и помощь обездоленным у нас действительно существовали, и Иларда являлась ярой сторонницей их внесения. Я даже почти пожалел, что Алеандра незнакома с моей сестрой – в девушках проскальзывало немало общего, и такая подруга подошла бы Илли куда больше, чем Куафи… Оринэйская, мысленно все еще ужасаясь от того, что не знает, на что ей такие громадные деньги, с ласковой и благодарной улыбкой, заставившей слугу робко улыбнуться ей в ответ и подумать, какая милая леди – новый Имперский Целитель – приняла из его рук пакту.
- Благодарю вас.
Мужчина, откланявшись мне, скрылся в двери, Алкир заинтересованно рассматривал сверток в хрупких руках девушки. Та, приблизившись к моему столу и присев, убедившись, что я позволяю, в обитое темно-красным бархатом кресло, распустила серебристую тесьму и развернула ткань. На красивом, из вишни сделанном пакту, украшенном крошечными резными рунами верхне-арракского и цветочным орнаментом, красовалась всего одна прядь черных волос. И алой нити, означающей, что эта прядь знаменует многие жизни, в нее вплетено не было…
- Всего одна прядь?! – Алкир, дотоле молчавший, подал голос и приблизился к нам. Алеандра, чей дар все еще был скован Бенджамином, и она явно с трудом могла его касаться, не то что пользоваться, ничуть не удивилась его появлению. – Простите, сир.
- И сколь долго вы занимаетесь Целительством, - я всматривался в блестящие черные, как сажа, волосы, - позвольте узнать?
- С одиннадцати лет я работала, помогая лекарям в Лекарском доме Минаура, под присмотром наставницы. С выпуска занимаюсь исцелением самостоятельно.
- И всего одна прядь? – я заметил, как бережно ее пальцы коснулись волос и в мыслях девушки вырос немолодой, седеющий мужчина в зеленых одеждах.
- Я не могла помочь этому человеку, но попыталась. Рана была серьезной, в живот, и от незнакомых мне чар. – Уклончивый ответ и скрываемая скорбь – покойный оказался для нее больше, чем случайным исцеляемым. Не близким другом, но все же не случайным знакомым…
- Если Его Величество позволят… - Алкир склонился через ее плечо к символу Целительства. – Каков же ваш опыт, Госпожа Алеандра, в самостоятельной работе?
- Мне доводилось исцелять от лихорадки, отравлений, укусов блаттерна и ряда насекомых и змей, тифа, - перечисление болезней и ран, весьма приличный для юного Целителя список. И особенно много в последний год – едва ли не две трети всего ей перечисленного.
- И что же для вас было бы страшнее всего, как для Целителя? – глаза, изумрудные, обратились на Алкира.
- Повязать на пакту прядь, символизирующую жизнь ребенка или роженицы. – Даже тень улыбки сползла с ее лица. – Господин…
- Алкир Дэмижэ. – При звуке имени, для нее имевшего особое значение, на лице не дрогнула ни единая черта. А вот в мыслях другой Алкир мелькнул и вызвал ярко негативное к себе отношение…
- Обычно основные пряди появляются на пакту в первые годы после выпуска, - я изучал взглядом ее лицо, с тонкими линиями скул и тонкими, темно-розовыми губами. – Вы весьма хорошая Целительница, как мне представляется.
- Мне повезло получать опыт исцеления под наставничеством мудрых волшебниц. – Одной из них, и это отчетливо видно было в ее «помыслах», являлась Танра, не столь давно лично обучавшая юную чародейку. Девушка же принялась бережно заворачивать в атлас свой пакту. – Если позволите, Ваше Величество, могу ли я пользоваться магией во время занятий с Его Высочеством?
- В необходимых рамках и под присмотром – вполне.
- И… - оринэйка, завязав тесьму, сглотнула. – Если это возможно, во время визитов в Лекарские дома мне хотелось бы… если позволите… использовать свой дар для исцеления. Конечно, всем помочь не удастся, но мне бы хотелось, если мне посчастливилось родиться с этими способностями, чтобы они приносили пользу…
- Вам позволено, - решительно прервав поток ее робких просьб, произнес я. – Полагаю, вопросов у вас более не осталось?
- Нет, Ваше Величество. – Алеандра, бережно держа пакту, поднялась, подол зашуршал, распрямляясь. А я невольно отметил ее высокий для девушки рост.
- В таком случае вы можете быть свободны и готовиться к завтрашнему пробному занятию. Послезавтра в полдень я желаю видеть ваши предварительные заключения по плану работы в ближайшие два месяца.
- Благодарю за оказанную честь, сир, - поклон и удаляющиеся шаги. И вновь, тут же загнанная подальше, мысль о том, что она и впрямь не самая обычная девушка…
========== Глава 3. Знакомство со столицей ==========
Заперев дверь за удалившимися слугами, которые помогли мне заселиться в новые комнаты, я с любопытством осмотрелась. Прочная крепкая дверь с засовами выводила в один из просторных дворцовых коридоров, светлых – повсеместно украшенных магическими светильниками и масляными фонарями. В углублениях стен прятались вырезанные из мрамора птицы и горделивые фигуры зверей, у арок радовали взор кадки с декоративными деревцами и изящные вазы, стены украшали гобелены, пейзажи с лесами и озерами, мозаики, демонстрировавшие сцены из легенд и священных писаний… Во время даже довольно торопливого путешествия по лестницам и коридорам дворца я невольно восхищалась его светом и красотой – уходили ввысь расписные потолки, завораживала отделка стен и легкие, невесомые занавеси на окнах, в общее великолепие, однако, отнюдь не помпезное и броское, вписывались даже двери, украшенные затейливой резьбой…
Мои покои, как оказалось, состояли из трех комнат, одной из которых оказалась большая уборная, с мраморной ванной. Небольшая спальня и чуть больших размеров, но тоже весьма скромная гостиная. Все выполнено в светлых тонах– кремовый, зеленый, серебристый, широкие окна, высокие потолки… От моих комнат в пределах «магического коридора» в Гвенто-Рокканде эти покои, не слишком большие, отличались разительно. Бросив взгляд на пару больших коробок, для шляп, и небольшую корзинку, вместившие в себя все мое добро, кроме осторожно сложенной на кровати одежды, я подошла к картине в гостиной, изображавшей невысокие горы, с которых сбегал водопад, образуя своего рода озерцо. Эти места были мне очень хорошо знакомы, поскольку неведомый художник запечатлел одно из духовных мест Оринэи, обитель духов, подобных Наар-Гха, уже давно подзабытому духу Иринэйских лесов, куда мы несколько раз прибывали вместе с отцом. Этот водопад был расположен в черте Иринэя, в полудне езды от Раскиса, города, в котором стоял мой дворец. Города, в котором я появилась на свет. Было ли это совпадением, я не знала, но пальцы сами собой коснулись добротной рамы из вишневого дерева, украшенной узором, отделанным позолотой и изображавшим плющ.
- Ты будешь напоминать мне о доме, - улыбнулась я, скользя взглядом по гравюрам на стенах, по гобеленам, на которых были вышиты растения и цветы, на большой гобелен, демонстрировавший гордо поднявшегося на дыбы единорога… В Оринэе природа пользовалась большим почтением, к духам природы и к ее проявлениям, будь то бабочка или дуб, относились с безмерным уважением, стремясь не нарушить гармонию. Охоту принимали только для добывания пищи, и не одно поколение моих предков, включая отца, никогда не выезжало на охоту ради развлечения. К восшествию Аланда Девятого на престол в стране не существовало и самого понятия «придворная охота». Да и из знати охотились лишь единицы, не слишком этим кичась. А символом королевства, изображенным даже на гербе, был единорог – редкое животное, в Оринэе встречавшееся чаще, чем в других странах. Единороги были добродушны, пугливы, по поверьям, увидеть единорога было доброй приметой, но удавалось это избранным. После пришествия в мир Алого Тигра их и без того малая численность сократилась втрое, и единорог стал поистине редчайшим зверем в Бартиандре. Белоснежное же животное с гобелена посматривало на меня правым глазом, словно желая что-то сказать. Тряхнув головой и отогнав это наваждение, я, мысленно радуясь, что общество слуг мне не навязалось, принялась разбирать свои немудренные пожитки – платья, духи, башмачки, книги, кое-что из принадлежностей для письма и кое-что лекарское, остававшееся в моем бездонном походном мешке. Все это отправлялось в шкафы и на полки, покуда я, сморгнув навернувшиеся на глаза при мысли о том, как здесь все… по-оринэйски… слезы, предавалась воспоминаниям о недавних событиях, в конечном итоге приведших меня сюда, во дворец Императорской Династии Фамэ. Или, как мне озвучила сопровождавшая меня сюда Элиа еще в день первой аудиенции, Дарианский Дворец…
Я была немало удивлена тем, что мне так и не была выдана подобающая одежда для аудиенции, любезно предоставленной Императором Никтоварилианской Империи в достаточно короткие сроки, при том, что мне (по понятным причинам) было запрещено покидать гостиницу, в которой я остановилась и по сей день была единственным посетителем. Еще больше я изумилась, когда в день аудиенции темные глаза самира, стоявшего подле трона, полыхали почти откровенными молниями, из чего я позднее сделала вывод, что они в этом происшествии замешаны не были, и что, если это и какая-то провокация со стороны дворца, Особый Отряд в ней не участвовал. Впрочем, шепотки в зале и буравящие негодующие и глумливые взгляды красноречиво показывали, что увидеть меня в таком неприглядном свете здесь не ожидали… Что сделало ситуацию еще более странной и окончательно лишило почвы мои попытки понять, кому и чему здесь стоит верить, а кому и чему – нет.
Закончив с уборкой платьев, после той злополучной аудиенции предоставленных мне Элиа, рассыпавшейся в извинениях от имени дворца, я взялась за туники, заботливо отправляемые мной в большой сундук в спальне, или сваливаемые в кучу, если я решала, что они даже для «домашнего удобства» уже не подходят. На столике в гостиной лежали бумаги, повествующие о некоторых правилах жизни во дворце, своего рода «полезные заметки», предоставленные невысоким мужчиной в черном с серебром камзоле и узких длинных штанах, о котором мне запомнились только хрипловатый голос и усы. Я рассудила, что он был кем-то вроде старшего слуги или смотрителя дворца. Усач пообещал зайти через четыре часа, для личной беседы, и удалился одним из первых. И сейчас, складывая одежду, я невольно вспоминала широкоплечую, явно высокую фигуру, в черной с серебром одежде. Я не уверена была, какого роста Император, но, припоминая портрет в доме Наруса, не сомневалась, что намного повыше меня. Когда мне позволили поднять на него глаза – сложилось впечатление, что мужчина прочитал мои не самые лестные мысли по поводу стояния на коленях, и аккурат после их зарождения указал, что я могу встать, - первым же, что меня поразило, была глубина его взгляда, завораживающее внутреннее сияние темно-карих глаз. Лишь несколько мгновений спустя я осознала, о какой перемене его облика говорила Танра – лицо искажали три багрово-черных, но при этом застарелых, шрама, наискось пересекавшие лоб, скулу, бровь… Впрочем, на мой неискушенный вкус они сделали и без того суровое, но притягивающее взгляд лицо еще более мужественным и внушительным. И меня на мгновение заинтересовало, каким оружием могли быть нанесены подобные повреждения. А чуть позднее эти мысли я, считая их неуместными и нетактичными, постаралась изгнать из головы. Конечно, шрамы не могли не выделяться на бледной коже, и все же куда больше меня завораживали глаза, чуть заметно прищуренные, казалось, заглядывавшие прямо в душу.
Император Арэн Второй, вопреки всем моим страхам и ожиданиям, произвел на меня очень положительное впечатление – впервые, исключая Танру, меня слушали столь внимательно, и к моим словам относились с такой серьезностью. При этом даже дойдя до страшной карты (впрочем, еще более страшное открытие я берегла для науров, которым предстояло стать первыми, кто его увидел бы здесь), щедро указывавшей, где искать Стражи и важнейшие артефакты, правитель Империи сохранял поразительную выдержку и хладнокровие, словно я подала ему смету за строительство бани. Но мелькнувшие в глазах искорки, а я даже не помнила, когда приучилась высматривать в людях мельчайшие детали, показали, лучше всех слов и жестов, что смысл и значимость увиденного были им поняты моментально. Приятно меня удивляло и терпение «темного» повелителя, ибо я отчетливо понимала, что о моих скитаниях им просто не могло не быть известно, и все же меня не прерывали, не выражали никакого недовольства тем, что я долго говорю, не напустились с обвинениями в том, что я выгляжу неподобающе, не заставили расшаркиваться в многочасовых любезностях…
Жемчуг и камни, украшавшие саюджи, узор которого я изучала, погрузившись в свои воспоминания, ощущались на кончиках пальцев, когда я провела ими по украшению моего сархарского облачения. Белый и зеленый, любимые цвета матушки, а мои цвета, в свою очередь, зеленый и черный. Вот только мне уже безгранично давно не доводилось их носить. Впрочем, знала я, если науры скажут свое высочайшее «да» моим словам, у меня будет шанс носить свои цвета здесь. Ведь какое-то время, вероятно, долгое, придется здесь провести, как бы я ни хотела обратного. Одного желания, что я прекрасно осознавала, было мало, а находиться там, куда дотягивались когти Карлона, мне было крайне опасно – свою ненависть ко мне Император Великого Рокканда скрывать очень даже перестал…
Вновь вспомнились спокойные, уверенные движения, каждое из которых было нужным и наполненным смыслом, пронизывающий взгляд, низкий глубокий голос, пальцы, на мгновение коснувшиеся моего пакту при второй встрече, на которой мое впечатление о нем как о человеке дела, серьезном и внушающем почти неосознаваемое уважение, усилилось, и сам разговор носил весьма доброжелательный, хотя и формальный, характер. Ни одного перстня, которые в большом количестве увенчивали пальцы Карлона, аккуратные короткие ногти царственной руки, широкие кисти, уже знакомые по портрету в доме моего покойного Учителя. Я и сама не могла понять, почему, но была почти уверена, что к той пресловутой ситуации с платьем он причастен не был, и унизить меня стоянием на коленях, по сути, тоже не собирался – возможно, думалось мне, словно я искала ему оправдание, это особенность местных аудиенций, возможно была еще какая-то причина или я не заметила каких-то не облеченных в слова сигналов. На миг мелькнула, и тут же была изгнана прочь, мысль о том, что ведь и решение о моем переезде во дворец – его, и комнату, столь радовавшую мое тосковавшее по родине сердце, мне подготовили по его приказу. Изгнана была и другая мысль, о том, что я совсем скоро имею все шансы встретиться с ним в третий раз – дабы окончательно утвердиться в роли наставника его сына. Мысли же, словно подшучивая, продолжали принимать весьма крамольные формы, при всех моих попытках переключить свое внимание на расставляемые по туалетному столику баночки и тюбики с пудрами и помадами. Последней мыслью, после которой мне наконец удалось отделаться от наползающих против воли размышлений, сконцентрировавшись на деле, была мысль о том, что даже само имя моего посредника во встрече с Темнейшими было удивительным по своему значению. Эта мысль сорвалась с губ, как-то самовольно и едва слышно.