— Ничего страшного, флешка с фотками в любом случае не пострадает.
Ника извивается как какая-нибудь ящерка. Я получаю от нее еще пару ощутимых тычков, и терпение мое лопается.
— Ладно, солнышко, считай, ты сама напросилась. — За пару секунд я подгребаю Нику под себя, крепко перехватываю ее запястья и завожу их ей за голову.
— Скотина! — пыхтит она, смешно брыкаясь. — Мерзкий кусок козлятины! Тебе разве мама не говорила, что с девочками дерутся только последние уроды?
Я таки вырываю у нее телефон, но тот, конечно, уже заблокировался.
— Какой у тебя пароль? — я изо всех сил пытаюсь говорить серьезно, но, на самом деле, вся эта наша возня меня жутко смешит.
Вместо ответа Ника пытается меня укусить.
Я сильней придавливаю ее к полу своим телом и, приложив немного сноровки, разблокирую телефон ее же большим пальцем.
— Свинья! — уже без прежнего пыла бухтит Ника.
— Умей проигрывать достойно, киса.
Я быстро нахожу в ее телефоне свежие фотки и, удалив их, на всякий случай чищу корзину. Мои губы растягиваются в победоносной улыбке. Ника еще раз дергается, пытаясь меня скинуть, а потом затихает.
— Вот и славно! — Я выключаю «мобильник раздора» и отодвигаю его подальше. — А теперь давай поговорим спокойно.
Глава 10. Вероника
И зачем я только переоделась в платье? Зачем? Пока я боролась с Петровым, оно задралось, и сейчас я лежу под этим чудовищем в самом непотребном виде. Ужасно, просто ужасно!
Но есть и кое-что похуже — меня медленно, но верно охватывают те отвратительные чувства, которые полыхали во мне днем. Каждый участок кожи, к которому прижимается Петров, словно раскаляется и жаждет чего-то неприличного. Во рту становится сухо.
Никита прерывисто вздыхает и долго-долго смотрит мне в глаза. Я, конечно, не отвожу взгляда, но мысленно молюсь, чтобы дорогой «партнер» не догадался о том, как меня будоражит его близость.
Почему природа вообще такое допустила? Почему мне так приятно от прикосновений мерзавца, которого я на дух не переношу? Загадка!
Петров вдруг принюхивается:
— Что это за духи у тебя? Никак не пойму. Дольче Габбана?
— Я не пользуюсь духами. И антиперспирант у меня без запаха.
— И тем не менее пахнешь очень вкусно. — Он нагло утыкается носом мне в шею. — Просто превосходно!
Его горячее дыхание чуть щекочет мою кожу и вызывает целый сонм мурашек. На мгновение мне хочется зажмуриться. Но потом я вдруг осознаю, что Петрова наша потасовка весьма взбодрила, а в одном месте даже ощутимо так тонизировала.
Мое открытие приводит меня в такое волнение, что приходится сделать над собой усилие, чтобы не начать мелко подрагивать.
— Петров, ты офигел? — с замиранием сердца восклицаю я. — Ты что себе позволяешь?
— Я? Ничего. Я вообще всеми силами пытаюсь восстановить мир.
— А в мою ногу ты, значит, трубкой мира уперся, да?
Мерзавец чуть ерзает, пытается устроиться на мне поудобней.
— Петров! — снова восклицаю я, но голос звучит предательски сипло.
Никита опять посылает мне проникновенный взгляд:
— Я же не специально. Я не виноват, что мое тело находит тебя аппетитной.
— Да плевать мне: специально ты или нет. Просто слезь с меня сейчас же!
— И не подумаю! — В его голосе прорезается умопомрачительная хрипотца. — Если я тебя отпущу, ты опять начнешь клепать на меня компромат. Или вообще решишь избить.
Он усмехается и снова неуклюже ерзает. Меня охватывает странная слабость, спина покрывается испариной.
Ничего-ничего, — мысленно утешаю себя я. — Мне просто жарко. Жарко от этой туши, навалившейся сверху.
— Петров, прекрати…
— Вообще-то, не я все это начал, — зачем-то напоминает он. — Это ты ворвалась ко мне фурией. Ты сорвала с меня полотенце, а потом повалила на пол.
Мне не очень хочется это признавать, но что-то в его словах есть. Я смущенно отвожу взгляд в сторону, делаю вид, что меня заинтересовал орнамент на шторах.
— Впрочем, я не в обиде, — тихо добавляет Петров. — Никакое сотрудничество невозможно без некоторых разногласий. Можно даже сказать, что конфликты отчасти полезны для творческого процесса.
Он вдруг проводит пальцами по моей щеке. Я чуть вздрагиваю и снова смотрю ему в глаза. Петров несколько секунд миролюбиво улыбается, а потом вдруг наклоняется и целует меня в губы. Нагло целует, без всякого стеснения! Я даже пугаюсь его напора и, конечно, не сопротивляюсь.
Внутри меня поднимается волна какого-то мучительного жара. Мозги становятся ватными.
— Ника… — шепчет Петров, на мгновение отрываясь, от моих губ. — Ника, что ты со мной делаешь, а? Ты ведьма?
Я не успеваю ничего ответить, потому что он снова меня целует. Целует и чуть прикусывает мою нижнюю губу.
А я… Я в таком шоке, что просто цепенею. Но Петров, конечно, все истолковывает совершенно неправильно. Он расслабляется и отпускает мои запястья, скользит пальцами по моим ключицам.
Меня вдруг охватывает совершенно нездоровое любопытство. Мне хочется узнать, что будет дальше. Хочется отследить все реакции тела, которое плавится от одних лишь поцелуев. И вместо того, чтобы оттолкнуть Петрова, я зачем-то обхватываю его шею руками. А потом сама целую его с непонятным энтузиазмом.
Глаза у Никиты становятся по-настоящему шальные. Хотя, наверное, у меня сейчас такие же.
Мне одновременно хочется провалиться сквозь землю и новых ласк. Никита приспускает бретельку платья и скользит губами по моему плечу. Как же приятно! Здравый смысл тает как туман на солнце.
Ободренный моей податливостью, Петров окончательно распоясывается — несколько раз пробегает пальцами по моему бедру, а потом по-хозяйски поддевает край моего платья. И в этот момент (какое же счастье!) раздается стук в дверь.
Я чуть вздрагиваю, а Никита морщится. Открывать не торопится, но платье оставляет в покое.
— И кого это черти принесли? — В его голосе полно злости.
Ко мне частично возвращается способность соображать. Я вдруг понимаю, что не в себе, и мне лучше проваливать, пока не случилось непоправимое.
— Открой, — тихо прошу я, надеясь, что, когда Петров отстранится, мне удастся взять себя в руки.
Он отмахивается:
— Не буду. Я никого не жду.
Никита еще раз меня целует, и проблески сознательности стремительно блекнут. Я внутренне холодею. Если Петров продолжит меня ласкать, я не смогу сказать ему «нет». Он слишком сексуален, а я слишком сильно люблю приключения.
Петров словно читает мои мысли. Он снова возвращает руку на мое бедро, скользит по нему пальцами так нежно, что мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не застонать.
Стук повторяется.
— Наверное, что-то случилось, — говорю я охрипшим голосом. Сил сопротивляться наваждению у меня все меньше. — Может, лайнер пошел ко дну, или на борту пожар?
— В случае пожара срабатывают системы оповещения.
Тук-тук! Нежданный визитер, сам того не ведая, добавляет мне сопротивляемости.
— Открой! — требовательно бурчу я и пытаюсь одернуть платье. — У человека явно что-то срочное.
Никита напрягается, смотрит на меня с укором.
Вот это он напрасно: я с детства не люблю, когда на меня давят. Как только стук снова повторяется, я ору изо всех сил:
— Кто там? Чего хотели?
В глазах Петрова плещется тихий ужас, а я невольно ухмыляюсь. Так тебе и надо, мерзавец! Да, я дала слабину, но ты меня все-таки не получишь.
— Никит, ты здесь? — робко вопрошает незваный гость через дверь. Он явно смущен тем, что отозвалась на стук я, а не хозяин каюты.
Петров сердито выдыхает и таки скатывается с меня. Вид у него жутко разочарованный. Я же времени даром не теряю — поднимаю с пола свой телефон и перемещаюсь на диван, разглаживаю подол платья. Мне не хочется, чтобы случайный визитер догадался о том, что со мной только что происходило. Тем более повторять подобное я не планирую.
Никита натягивает на себя какие-то шорты, футболку, а потом оглядывает меня:
— Волосы еще поправь.
Взгляд у него в этот момент неприятный и словно обещает отмщение. Пфф! Напугали ежа голой попой. Я поспешно приглаживаю прическу и невинно улыбаюсь.
Петров приоткрывает дверь и высовывается в коридор.
— Валера, какого хрена ты приперся?
— Не могу найти видео с квадрика. Оно у тебя?
— Да! Сейчас отдам. — Петров закрывает дверь и, чертыхаясь, подходит к столу, выдергивает из ноутбука флешку.
— Какая у тебя ответственная команда! — почти искренне восхищаюсь я. — Работают не покладая рук.
— И не говори, — бормочет он, а кулаки у самого так и сжимаются.
Вот уж не думала, что он так тяжело воспримет облом. Может, и правда поспорил на меня?
Петров возвращается к двери, снова выглядывает в коридор:
— Держи! Если еще что-то понадобится, сначала в «Ватсапе» напиши, и только потом заваливайся.
— Хорошо, — покорно блеет его Валера. — Извини, что помешал. Я больше никогда не…
Быдыщ! Петров, не дослушав, захлопывает дверь с нескрываемым бешенством, а потом поворачивается ко мне. Напряженное выражение его лица переплавляется в нахальное. Во взгляде снова проступает желание. Петров почти раздевает меня взглядом, а мне из-за этого делается нестерпимо душно.
Ой, все! Пора сматываться. Я поднимаюсь с дивана и нетвердой походкой иду к выходу.
— Куда? — Никита решительно преграждает мне путь.
Он берет меня за руку и ласково поглаживает пальцами мое запястье. На мгновение мне хочется прильнуть к Петрову так сильно, что ноги подкашиваются. Но я сопротивляюсь нездоровому притяжению из последних сил:
— Мне… Мне тоже надо работать. У меня помощница всего одна, так что мы зашиваемся.
— А как же… — он осекается, косится на ковер, словно напоминая мне о том, что только что было.
Я нервно облизываю губы. Как же это, оказывается, сложно — просто уйти и не думать о том, от чего отказываюсь. Я улыбаюсь почти через силу:
— Классно порепетировали, да? Думаю, теперь в кадре никаких проблем не возникнет.
— Порепетировали? — он смотрит на меня ошарашено.
Я же изо всех сил излучаю придурковатую наивность:
— Ну, ты, конечно, вложил чуть больше души, чем следовало, но в целом, у нас все неплохо получилось. Короче, давай, до скорого. Через полчаса встретимся у концертного зала.
Я проворно огибаю Петрова и вываливаюсь за дверь. Фух! Я смогла, я справилась с разбушевавшимся либидо! А ведь это было посложней, чем заставить себя есть кузнечиков на Пхукете.
В коридоре оживленно. Мимо меня проплывает целая компания пожилых женщин.
— У вас все нормально? — спрашивает одна из них по-английски, пристально оглядев мое лицо.
— О да! — киваю я, хотя самой хочется сползти по стеночке.
Вот уж не думала, что круиз такое нервное дело!
Чтобы немного привести в порядок нервы, я спускаюсь на свою палубу по лестнице, а не на лифте. Говорят, прогулки успокаивают. И, наверное, так и есть. Пока я чапаю по ступеням, дыхание у меня постепенно выравнивается, а сердце бьется спокойней. Вот только мысли в голове по-прежнему скачут, как чокнутые лягушки.
А вдруг Петров продолжит действовать на меня возбуждающе? Вдруг я опять потеряю контроль над собой? Моя девичья честь, конечно, уже изрядно запылилась и утратила былую ценность, но я точно не хочу отдавать ее Петрову. Он ведет себя омерзительно. Он даже пост, под которым меня оскорбляют, не захотел удалять. Гад! Мерзкий гад!
Я даже спотыкаюсь от нахлынувшего возмущения. Так, мне срочно нужен план! Мне нужна стратегия, позволяющая держать в узде внезапно прорезавшуюся озабоченность.
Когда я вваливаюсь в нашу каюту, Женька смотрит на меня встревожено.
— И как все прошло?
Мне хочется разразиться бранью, но, сделав глубокий вдох, я с церемонным видом усаживаюсь на диван и развожу руками:
— Без толку. Петров даже не понял суть моих претензий. Он, похоже, ради рейтинга и маму бы выложил в непотребном виде.
— Ну, это ты преувеличиваешь, — деловито возражает сестра. — Петров не производит впечатления человека без руля и ветрил. Да и пост этот…
— А с чего ты вдруг его защищаешь? — перебиваю я и смотрю на Женьку с нескрываемым подозрением.
Она беззаботно улыбается:
— Я не защищаю, я пытаюсь быть объективной. В конце концов, ничего такого ужасного Никита не выложил.
— Ого! Уже и «Никита»? — Меня переполняет непонятное раздражение. — И когда это вы так сблизились? Неужели на экскурсии? Наверное, Петров, бедняжка, ничего толком не снимал — сидел тебя очаровывал. С помощью всяких там пикаперских приемов. Другого объяснения твоей внезапно вспыхнувшей к нему симпатии я не вижу.
— Ой, да какая симпатия! — беспечно пожимает плечами Женька. — Просто я реально не понимаю, из-за чего ты так завелась. Никита выложил в Инсту весьма романтичную историю. На мой взгляд, она никак не вредит твоей репутации. Даже наоборот. У тебя, кстати, в течение получаса добавилось несколько сотен подписчиков. Я бы на твоем месте Петрову еще «спасибо» сказала, пусть даже он и выложил что-то не посоветовавшись.
Я фыркаю и качаю головой:
— Женя, я тебя не узнаю. Что это за лояльность к человеку, которого ты видела пару раз? Не ты ли недавно призывала меня не доверять Петрову и подозревала, что он заключил на меня пари. Кстати, ты что-нибудь разузнала на этот счет?
Она сникает:
— Нет, ничего.
— Как же так, Женя? — с неприкрытым сарказмом интересуюсь я. — Чем же ты занималась всю экскурсию? Слушала россказни Ни-ки-ты о том, какой он офигенный?
Ее взгляд наполняется вселенской печалью.
— Дело не в Никите. Дело в Валере. Он какой-то странный стал. Когда мы с ним вчера ужинали, он показался мне довольно приветливым и отзывчивым. А сегодня Валера вел себя как бука. Он буквально шарахался от меня. Мне ни разу не удалось побеседовать с ним дольше минуты.
— Видимо, первое впечатление было обманчивым.
— Да нет же! Я уверена, что он вполне милый парень. Кстати, он периодически на меня посматривал, но стоило поглядеть в ответ — ему прямо нехорошо делалось. В какой-то момент я даже испугалась, что он в обморок грохнется. Он мне даже чем-то Степанова напомнил.
— Какого Степанова?
— Того, с которым я сидела за одной партой до четвертого класса.
— И чем же они похожи?
— Степанов вел себя почти так же, когда ему мама запретила со мной общаться.
Я смеюсь:
— Да ну, бред какой-то! У Валеры, конечно, тоже может быть строгая мама, но она явно даже не подозревает о твоем существовании.
Женька пожимает плечами.
— Ладно, — машу рукой я, — не забивай себе голову этим чудиком. В принципе, мне плевать: спорил Петров на меня, или нет. Даже если не спорил, он меня все равно бесит.
— Я думаю, не было спора, — тут же вворачивает Женька. — Петров не производит впечатления придурка, которого можно взять на «слабо».
Я невольно закатываю глаза:
— Ну вот опять! С чего ты вдруг так резко переменила мнение о нем?
— Он сегодня пришел тебе на помощь, вообще-то. Да и на экскурсии был довольно приветливым. Даже мороженое мне купил.
— Ага! — взвиваюсь я. — Вот оно! Вот! Ты продала сестру за мороженку.
— Никого я не продавала.
— Продала!
Женька задумчиво потирает переносицу:
— Мне просто кажется, ты относишься к нему предвзято. С предубеждением. А он нормальный, в общем-то, парень.
Я почти задыхаюсь от ярости. Ну и гад этот Петров! Каким-то образом успел втереться в доверие к моей сестре. Ничем не гнушается.
— Знаешь, Женя, — говорю я с учительской интонацией, — больше я тебя никуда одну не отпущу. Ты что-то слишком доверчива для своего возраста.
— Хорошо, — кивает она и раскрывает свой любимый блокнот, чтобы продолжить рисовать то, что начала до моего прихода.
— Подожди! — уже мягче говорю я. — Ты не могла бы мне одолжить свое платье в клетку?